Дом из пепла и стекла

Глава 33

Нико

Мы копались в этом ублюдке целых двадцать четыре часа и выяснили, что у него пять объектов недвижимости, но ни один из них не находится поблизости. Никто не въезжал на территорию на машине, так что, должно быть, что-то ждало его на границе нашей земли. Он мог бы поехать куда угодно, но чутьё подсказывает мне, что он не повезёт Синдерс в то место, которое принадлежит ему по документам.

Я полагаю, что он либо снимает жильё, либо владеет чем-то, что не зарегистрировано официально. Как это найти? Поговорим об иголке в стоге сена.

Похоже, у него тоже мало настоящих друзей. Его электронная переписка и сообщения в WhatsApp многочисленные, но поверхностные. Много «Привет, дорогая, разве ты не чудесная?» модным редакторам и кураторам галерей.

Мой разум наполнен фильмами ужасов о том, что он может сделать с моей Синдерс. Как он может изнасиловать её. Моя челюсть напряжена так сильно, что зубы могут начать крошиться. Я не только убью его, сперва я буду его пытать.

Убийство для меня — ничто. Если я иду к тебе, значит ты не мальчик с хора, и заслуживаешь этого. Этот парень этого заслуживает.

Стук двери кабинета заставляет меня подпрыгнуть, когда она распахивается.

Сильванов заходит с этой сраной ухмылкой. Чему он так радуется? Ему стоит поостеречься разгуливать здесь с видом чертовски довольного происходящим. Я легко могу перенаправить своё насилие прямо сейчас, если меня достаточно спровоцируют.

— Угадай, что? — он почти мурлычет.

— Что, блядь?

— Раздражительный, — он поднимает одну бровь.

— Серьёзно? Не хочешь спуститься в спортзал и провести несколько раундов на ринге? Потому что сейчас мне бы не помешал выброс адреналина.

— Нет, спасибо. Моему Солнышку нравится моё лицо, и я не так быстр, как раньше. С тех пор как меня, блядь, подстрелили. В любом случае, зачем тебе бить человека, который нашёл лучшую зацепку?

— Ты что?

Он подходит и ставит передо мной фотографию.

— Значит, этот парень, который взламывает для меня…

— Рис, — предполагаю я. Он думает, что он единственный, кто может следить за людьми?

— Нет, на самом деле это Дамен. Ну, знаешь, зять Кантоса.

— Как у главаря греческого картеля?

— Да, так же. В любом случае, Дамен хорошо копается в глубинах даркнета. Он находит не только поверхностное дерьмо, как банковские счета и телефонные сообщения, он может найти твои самые грязные, самые тёмные секреты.

Моё сердцебиение учащается.

— Продолжай.

— Похоже, наш друг художник состоит в группе в даркнете для людей с определенными фетишами.

— Что за фетиши? — требую я.

Он внимательно меня рассматривает.

— Не уверен, что тебе нужно это знать.

— Что? Ладно, давай пропустим спортзал и сразу перейдём к оружию, ублюдок, потому что ты не имеешь права говорить мне, что я должен знать.

— Может и нет, но сейчас ты едва соображаешь. Если я расскажу тебе о его странных пристрастиях, ты пойдёшь туда, ты это знаешь.

Я сокращаю расстояние между нами.

— Мой разум уже там. Рассказывай. Это не может быть хуже того, что я себе представлял.

Он вздыхает.

— Он в странном дерьме. Ноги. Другие вещи. Девушки как куклы. Но больше всего он и один парень вели напряжённую беседу день за днем. Они сетовали на то, что все женщины в наши дни, по их словам, шлюхи.

— Ладно?

— Кажется, наш уважаемый друг художник потерял музу, потому что все женщины были слишком распущенные. Он может рисовать их только, если они чистые, и он не может никого найти. Тот парень согласен с его взглядами и считает, что женщины должны быть заперты и защищены от своих собственных, как он выразился, демонических импульсов.

— Чёрт возьми.

— В любом случае, парень, с которым он говорит, более экстремальный. Луи, так зовут нашего урода, не считает, что женщины — зло, просто шлюхи, и он хочет чистую. Одно из его последних сообщений было после аукциона туфли. Оно у меня. Хочешь послушать?

— Да, — я сдерживаю себя, чтобы не наброситься на посланника в тот момент, когда Сильванов начинает мне читать.

— Морис, думаю, я нашёл её. Мою музу. Это судьба, она должна быть такой, чтобы туфелька подошла. И она идеальна. Голубые глаза, фарфоровая кожа, золотистые волосы. Идеальная маленькая кукла. У неё даже фигура такая, какой не бывает в наши дни. Все эти женщины ходят в спортзал и губят себя. Но не эта. Можно перенести её в пятидесятые, и она бы точно вписалась. Она идеальная фарфоровая кукла, и она невинна. Я видел это в её взгляде. Она не запятнана. Я хочу сделать её своей.

В следующем говорится это:

— Я узнал, что моя куколка должна выйти замуж за какого-то мерзкого бандита. Я закипаю от злости. Болен от ярости. Она ещё одна шлюха, но она хуже остальных. Она шлюха, притворяющаяся невинной. Найдём ли мы когда-нибудь в современном мире невинную женщину, которая не была бы просто уродливой каргой, позволившей себе разориться? Думаю, что нет, и именно поэтому я не могу рисовать.

Он бросает чтение и качает головой.

— Это похоже на какую-то группу поддержки неудачников для грёбаных извращенцев. Я сам хочу разбить ему голову, а он даже не мою женщину увёл.

— Сообщения? Это было последнее?

— Нет, есть ещё одно, — он вздыхает, но потом начинает читать.

— Морис, замечательные новости. Она не шлюха. Я всегда был прав, и должен был прислушаться к своим инстинктам. Тупая корова, купившая билеты, её мачеха, утверждает, что имеет право на туфлю, и хочет, чтобы я сделал ей другую. Дело, однако, в том, что она смеялась со мной по электронной почте над тем, какая Синди глупая и невинная. Она выходит замуж за этого ничтожного преступного куска дерьма только, потому что должна. Синди нужно спасти, Морис. Могу я воспользоваться твоим домом?

Моя голова раскалывается на последней строчке.

— Где его дом?

Сильванов пожимает плечами.

— Не знаю.

Мои пальцы чешутся от желания обхватить его горло и выжать легкомысленность из него.

Он улыбается мне.

— Но я знаю, где живёт Морис, и это недалеко, если ты хочешь его навестить.

— Ты замечательный ублюдок, — я притягиваю его лицо и целую в щеку в итальянском стиле. Он отстраняется и вытирается рукавом.

— Иисус, итальянцы. Хочешь, чтобы я пошёл? Тебе нужны люди?

— Нет, с этим я разберусь, но в долгосрочной перспективе я хочу, чтобы с охраной разобрались. Когда я верну Синдерс-Синди, я хочу, чтобы она была под защитой.

Я всё ещё называю её Синдерс, но пытаюсь остановиться. Я дал ей это имя, когда хотел унизить. Заставить чувствовать себя дерьмово. Меня это тоже странно задело, потому что я такой же долбанутый, но теперь я не хочу её унижать. Просто это имя засело у меня в голове.

— Джеймс, — я зову его, когда выхожу из кабинета. — Спасибо, я серьёзно. Я тебе должен, — говорю я Сильванову, когда он выходит за мной.

— Нет. Не должен.

Я поворачиваюсь к нему, теперь уже серьёзно.

— Должен, и, если тебе что-то когда-нибудь понадобится, ты это получишь. Когда-либо. Что угодно.

Я снова зову Джеймса, когда мы заходим в кухню. Мгновение спустя тяжёлые шаги раздаются вверх по лестнице.

— Что ты делал там, внизу? — спрашиваю я.

Я замечаю, что он слегка вспотел.

Его лицо тёмное.

— Разговаривал с Иветтой. Тебе не обязательно знать.

Я бросаю взгляд на его руки, и он усмехается.

— О, ну же, Нико. Ты меня знаешь. Я обучался технике допроса. Тебе не понадобятся кулаки, если ты знаешь все мои хитрости.

Я хмурюсь.

— Она рассказала нам правду о том, что произошло, не так ли?

— Насчёт этого — да. Но да ладно, она неравнодушна к Синди, поэтому я выясняю всё, что нам может понадобиться. Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет.

— Хорошо, тогда чем меньше ты знаешь, тем лучше. Правдоподобное отрицание и всё такое.

Я резко киваю.

— Нам нужно встретиться кое с кем. С мужчиной, который, как я думаю, знает, где держат Синди.

Его брови взлетают вверх.

— Христос, Нико, быстрая работа.

— Это не я. Спасибо Сильванову.

Он пожимает плечами.

— Не мне. Одному из наших друзей в Греции.

— Мне нужно исправить ситуацию Иветты… прежде, чем я уйду, — говорит Джеймс.

Затем он возвращается вниз по лестнице.

— Он служил в специальных силах, поэтому знает нефизические методы допроса, — говорю я Сильванову.

— Как и я. Спецназ.

Я смотрю на него.

— Правда?

— Да. И эти приёмы могут сломить человека гораздо сильнее, чем простое избиение, так что, возможно, тебе стоит убедиться, что твой человек знает твои границы.

С этими словами он выходит из комнаты. Я не говорю ему, что с Иветтой у меня нет границ. Мне всё равно, если эта женщина останется бредящей, пускающей слюни развалиной, когда Джеймс закончит с ней.

Но мне любопытно, поэтому, когда Джеймс возвращается в комнату, и мы направляемся к машине, я спрашиваю:

— Так что ты с ней делаешь? Меня не волнует отрицание.

— Немного лёгких допросов, и поверь мне — они лёгкие, но она обладает психической и эмоциональной стойкостью ребёнка, — он смеётся. — По сути, она ребенок. Нарциссы такие, и она именно такая. Грёбаный ребёнок, разгуливающий в женском теле. Она действует не думая, когда нервничает. Она закатывает истерики и создаёт хаос, а потом перевирает правду, чтобы выставить всех остальных плохими. Хочешь мой совет? Избавься от неё нахрен. Навсегда. Она всегда будет ненавидеть тебя и Синди.

— Я заплатил ей охуенную кучу денег, чтобы она замолчала. Благодаря мне она разбогатеет. Любой другой был бы счастлив. Она не любит меня.

— Она ненавидит, когда ей отказывают. Она ненавидит, когда её выставляют напоказ. Она ненавидит быть второй. Ты сделал с ней всё это. В её больном уме Синди победила. Честно, босс, я бы избавился от неё.

— Я, блядь, не могу убить Иветту. Мне придётся убрать также Айрис. Это слишком очевидно. Отец Иветты очень влиятельный.

Он вздыхает.

— Ладно, что насчёт изгнания?

— Изгнание? — мы не делали этого дерьма в нашей семье, в нашем мире, долгое время.

— Она коварная и манипулирующая, но она не настолько сообразительная. Отправь её и убедись, что она никогда не сможет уехать. Маленький остров где-нибудь, можешь сделать его красивым, гламурным, так что её родители будут довольны этим, но она и её дочери уйдут, и никогда не вернутся. Мы будем следить за ними, чтобы гарантировать это.

— У нас есть место, где мы можем сделать это достаточно легко?

— У нас есть люди на Сент-Китсе, которые по-прежнему работают на нас. Эта часть операции всё ещё продолжается, и её еще не растащили, — его голос сейчас тихий.

Мы с Джеймсом прилагаем все усилия, чтобы избавить организацию и, соответственно, мою семью от тёмных путей к нашему богатству и превратить его в законное состояние. В наши дни, как только у вас появляется определенная сумма денег, всё, что нужно — это отмыть их и поддерживать в чистоте. Мы всё ещё в процессе избавления от некоторых менее законных частей бизнеса, очищая наши деньги. Затем мы вкладываем значительные средства в недвижимость, землю, антиквариат, золото, изысканные вина и другие вещи, которые сохранят свою ценность. У нас огромная фирма по недвижимости, с роскошными квартирами, которые мы сдаём в аренду в Лондоне, Милане, Париже и Нью-Йорке. Мы строим отели и управляем ими, вместе с казино, где мы отмываем всё ещё грязные остатки денег. Здесь же совет директоров приносит мне головную боль. Мы делаем это не из моральных соображений. Мне плевать, откуда берутся мои деньги, но в какой-то момент проще сделать всё более законным способом, по крайней мере, на первый взгляд.

— Отлично. Так что, если мы отправим Иветту и её дочерей на Сент-Китс, и поместим их под защиту наших людей, они будут в безопасности, но не смогут уехать.

— Да, и мы можем придумать для них угрозу, которую можно сделать вполне правдоподобной, — говорит Джеймс, когда мы добираемся к машине. — Тогда отправить их туда будет единственным способом сохранить их в безопасности, если это касается их семьи. Весь остальной мир будет знать, что их сослали, и больше не будет желающих с тобой возиться.

Мне нравится. Чисто и аккуратно. Конечно, это значит, что мне всегда придётся приглядывать за ней, но это не так уж и сложно.

— Ты ведёшь, — я бросаю ему ключи.

Я хочу отвлечься от вождения, но в то же время знаю, что, скорее всего, врежусь в дерево и никогда не верну Синди — настолько я под действием адреналина.

Во время вождения Джеймс барабанит пальцами по рулю. Он так делает, когда думает.

— Что? — в конце концов, мне надоел этот звук.

— Я тут подумал. Ты знаешь, что Рената хочет участвовать в бизнесе?

— Да.

— Хорошо, помнишь, когда мы были в Италии в прошлом году, я встречался с этой охуенной моделью из Instagram и мне нужен был подарок?

— Да, — смеюсь я впервые за, кажется, целую вечность. — Ты не мог просто подарить ей подарок от Гуччи. Он должен быть уникальным, верно? Тот?

— Да, и мы нашли ту ремесленную мастерскую, где эта своеобразная коммуна, не знаю, как еще её назвать, изготавливала вручную изделия из тонкой кожи, сумки и украшения?

— Да, я помню. Я не ударялся головой.

Он издаёт тихий смешок.

— Может, купить его и попросить Ренату управлять им, а потом продавать их товары по всей Европе было бы хорошей идеей.

Я поворачиваюсь на своём месте и уделяю ему своё пристальное внимание, потому что это чертовски хорошая идея. Это принесло бы много денег, потому что у этих людей были навыки, которые редко встречаются в наши дни. Сумки ручной работы от начала и до конца изготовлены из лучшей итальянской кожи.

— Есть одна проблема с твоим планом. Они буквально коммунисты. Они не продадутся нам, и потом не станут нашими сотрудниками.

Он пожимает плечами.

— Может, нет. Или, может быть, их социалистические принципы можно преодолеть с помощью старых добрых денег. Мы можем дать им гарантию, что они всегда будут главными. Они управляют. Они решают условия труда и всё такое. Мы просто продаём их товары.

— Им пришлось бы сделать больше, что сразу же изменило бы ситуацию.

— Да, но это означает, что они смогут дать работу большему количеству людей в той деревне. Там бедно. Думаю, они захотят это сделать.

— Мы можем поговорить с ними и выяснить.

Он кивает, и когда мы выезжаем на дорогу, давит на газ.

Все думают, что Джеймс работает на меня, и это так, но он больше похож на моего напарника. В том-то и дело, что по-настоящему эффективный силовик необходим для вашего бизнеса, вашей семьи и вашей жизни. Джеймс очень богат благодаря мне, а я, можно сказать, очень влиятелен благодаря ему. Это симбиотические отношения, и, хотя последнее слово остаётся за мной, я чертовски уважаю его и слежу, чтобы он знал об этом.

Когда мы подъезжаем к адресу, который мне дал Сильванов, я выглядываю из окна машины и хмурюсь.

— Неужели это здесь? — говорю я почти про себя.

— Очень, блядь, готично, — Джеймс смотрит на здание через лобовое стекло.

Это очень древний дом с башней, с одной стороны. На вид ему где-то триста, или четыреста лет. На вершине башни высотой не менее пяти этажей есть пара маленьких окон.

Мы выходим из машины, и я проверяю своё оружие в кобуре, как и Джеймс. Этот ублюдок скажет нам, где Синди, даже если это будет последнее, что он сделает.

Стуча в дверь своим сжатым кулаком, я пытаюсь сдержать желание выбить её. Она открывается, и в дверь просовывает голову мужчина лет шестидесяти.

— Даааа? — он вытягивает слово.

— Нам нужно поговорить с тобой, — я говорю, просовывая ногу в дверь и затем раздвигаю её ладонью.

Мужчина отшатывается на пятках и отступает назад, когда мы протискиваемся внутрь.

— Я занят, — высокомерно заявляет он.

— Жёстко. Ты найдёшь для нас время, или это будет последнее, что ты сделаешь.

Он издаёт шокированный вздох, который выглядит почти комично и театрально.

— Полагаю, вам, джентльмены, лучше пройти и присесть.

Он не смог бы сказать «джентльмены» с большим презрением, даже, если бы попытался. Я сажусь в одно из стульев вокруг дешёвого, покрытого пластиком стола, откидываюсь назад и скрещиваю руки за головой. Джеймс стоит, расставив ноги и скрестив руки на груди.

Мужчина бросает взгляд на Джеймса, сглатывает и садится напротив меня.

— Чем я могу вам помочь?

Его голос дрожит. Он чертовски нервничает. Интересно, знает ли он, кто я?

Джеймс обходит кухню, осматривая старое, полуразрушенное помещение. Мужчина следит за ним, время от времени переводя взгляд на меня. Когда Джеймс наконец прекращает свои изыскания и встаёт лицом к пожилому мужчине, опираясь руками на спинку стула, его серые глаза устремляются на меня.

— Это не может занять много времени, — говорит он. — Я действительно занят.

— Ты именно так выглядишь, — отвечаю я.

Он сжимает губы, но не отвечает.

Далеко над нами раздаётся шум, похожий на грохот.

Джеймс поднимает взгляд одновременно со мной.

— Чёртовы птицы снова в башне, — вздыхает старик.

Он потеет и постоянно сглатывает. Его взгляд устремляется на кухонную дверь, ведущую в коридор.

— Что там? — спрашиваю я.

— Только лестница, ведущая в башню. Так, чем я могу вам помочь? Боюсь, если вы не спросите сейчас, мне придётся прервать это.

— Где Луи Мулен? — прямо спрашиваю я.

Он кашляет и качает головой.

— Для тебя будет намного проще, если ты начнёшь не со лжи и отрицаний, — объясняет Джеймс. — Мы не хотим заставлять тебя говорить, но нам придётся.

— Изобретательно, — добавляю я.

Он снова сглатывает.

— Я не знаю, где он.

— Неверный ответ, — я улыбаюсь ему и наклоняюсь вперёд. — Думаешь, я тупой? Как, по-твоему, я нашёл тебя? Мы знаем, что ты с ним разговаривал, и что у тебя есть дом где-то здесь, в глуши. Итак, где это?

Я пришёл сюда, полон ожиданий, что мы должны быть очень жестоки, чтобы получить ответы, но он уже трясётся. Его взгляд постоянно устремляется влево, в коридор и на крутую лестницу.

Раздается ещё один удар и звук, похожий на шарканье и царапанье.

— Большие птицы, — отмечаю я.

У него там кто-то есть?

— Розалия, прекрати свои ёрзания, — кричит старик. — Через некоторое время я поднимусь с твоим обедом.

Он закатывает глаза.

— Моя дочь. Она больна, и ей пора есть.

Я разрываюсь между тем, чтобы взбежать по лестнице и посмотреть, кто там, и получить нужную мне информацию. В конце концов, желание спасти Синди уничтожает всё остальное.

— Думаю, если ты расскажешь нам всё, что нужно, мы сможем уйти и позволим тебе позаботиться о своей дочери, — холодно говорю я. — Где он? У него моя жена.

Мужчина бледнеет.

— Синди?

— Да, — рычу я. — Говори прямо сейчас, или Джеймс начнёт вырывать тебе зубы без анестезии.

— Он в доме, который принадлежит мне. Клянусь, я не знал, что он заберёт её.

— Оставь это, — огрызаюсь я. — Я читал сообщения.

Его лицо краснеет, окрашивая болезненную бледность в цвет кожи человека, пойманного на лжи.

— Как? Их не легко найти.

— Ничего нельзя скрыть от людей, которые действительно хотят это найти. Даже в даркнете. Тебе лучше усвоить этот урок, Морис. У тебя правда есть дочь? — я спрашиваю у него.

— Да, — отвечает Джеймс за Мориса. — Или, по крайней мере, так написано в Интернете. Имя, которое он нам дал.

— Боже правый, вы оба такие же ненормальные, как Луи. Мне жаль эту бедную девочку, которую вы все передаёте друг другу. Конечно, у меня есть дочь, и мне нужно её кормить. Одну минуту, — старик поднимается из-за стола и открывает ящик. Он достаёт карандаш и блокнот, и пишет аккуратным курсивом.

— Это адрес, где он находится. Это не совсем адрес как таковой, потому что дом полуразрушенный, поэтому я дал вам указания, так как вы не найдёте его ни в одной навигационной системе.

Я беру бумагу из его руки, моя кровь ликует. Я верну мою Синди.

— Вы не сможете подъехать к нему на машине. Дом, слишком заросший даже для внедорожников. Поэтому последние пятнадцать минут вам придётся идти пешком через лес.

Я киваю и складываю бумагу.

— Если Луи узнает о нашем приезде, я вернусь сюда и убью тебя, а Джеймс получит твою дочь в качестве игрушки.

Морис задыхается, его лицо теряет цвет. Значит, там действительно его дочь. Грёбаный кусок дерьма, помогающий Луи похитить молодую женщину, когда он так заботится о той, которая есть в его собственной жизни.

Мы уходим, и Морис закрывает за нами дверь, шумно задвигая затвор.

— Могу я всё равно взять его дочь себе в качестве игрушки? — спрашивает Джеймс.

Я бросаю на него раздражённый взгляд.

— Что? Это может быть весело.

Когда мы идём по дороге к машине, над нами раздаётся стук. Мы одновременно поворачиваемся и смотрим вверх. В маленьком окне на вершине башни — женщина. Я не могу разглядеть её, кроме того, что у неё длинные светлые волнистые волосы и она бледная. Лицо женщины прижато к стеклу, и она всё больше проявляет свои черты, глядя вниз. Она неземной красоты, запертая за толстым стеклом, смотрит на мир внизу.

Джеймс полностью останавливается и смотрит на неё. Она слегка приоткрывает окно. Кажется, она пытается открыть его сильнее, но оно не двигается. Отсюда трудно сказать, с тем, как свет падает на стекло.

Она просовывает что-то через щель в окне, и оно падает на землю, как лист на ветру. Затем она поворачивается, чтобы оглянуться, и быстро закрывает окно.

Джеймс выхватывает из воздуха брошенный ею предмет, подпрыгивая, чтобы схватить его, и открывает. Это кусок ткани, на котором красным написано одно слово. Помоги.

— Это… кровь? — я смотрю на жирную, расплывчатую надпись.

— Да, я думаю, это так.

Он смотрит на ткань и возвращается к окну. Я следую за его взглядом и вижу мужчину, стоящего позади женщины.

— Идём, — Джеймс хватает меня за плечо и тянет к машине.

Это огромный признак неуважения, чего он обычно не делает. Когда мы садимся в машину, я поворачиваюсь к нему.

— Какого хрена?

— Это его дочь, — говорит он. — И она просит о помощи.

— И?

— Она в отчаянии. Я хочу вытащить её оттуда.

— Джеймс. Она была высоко. Отблески света на окне, ну же. Ты не можешь сказать, что она в отчаянии.

Его лицо напряжено, и я никогда не видел его таким.

— Его дочь внезапно исчезла из общественной жизни много лет назад, и с тех пор никто её не видел. Её отец, Морис, говорит, что она страдает загадочной болезнью, и нуждается в выздоровлении. Всё же, он в даркнете, и у него есть связи, так что всё, что есть в сети, может быть выдумано. А что, если он причиняет ей боль? Она написала эту грёбаную записку кровью. Да ладно, Нико. Это несложно выяснить.

— Ладно, это его дочь, — говорю я. — Это не наше дело.

— Теперь это моё дело, — он гладит материал большим пальцем. — Она попросила меня о помощи. Это моё дело.

Я теряюсь в догадках, но сейчас он мне нужен, и я не могу создавать проблемы, споря с ним по этому поводу. Я пожимаю плечами.

— Хорошо. Но только после того, как мы найдём Синди.

— Конечно, босс. Ты на первом месте, но потом мне может понадобиться время.

Иисус Христос. Я смотрю на него, гадая, что случилось с прагматичным, спокойным человеком, которого я знаю. Я ничего не говорю. Прямо сейчас всё, что имеет значение — вернуть Синдерс домой, и я знаю, где она.