Единственное желание. Книга 5

26 К родным берегам

Проснулась Настя позже обычного — с вечера долго уснуть не могла, мысли в голове копошились разные… Кайла, естественно, в постели уже не застала. Оделась и поспешно спустилась вниз.

Ещё на лестнице услышала долетавший откуда-то знакомый голос. И тотчас сообразила, что разговоры доносятся из библиотеки. Дверь, ведущая туда из Каминного зала, была приоткрыта. Анастасия направилась прямиком к ней.

Но снова остановилась на полпути, невольно оценивая гордый красивый профиль хозяйки замка. Полукровка сидел рядом, спиной к двери. Настю они, разумеется, не видели. А вот она прекрасно наблюдала за течением беседы в узкую щель.

Ох, кажется, она очень быстро приобрела отвратительную привычку шпионить за собственным мужем.

Но что делать, если долетевшие до её слуха слова, опять заставили замереть на месте?

— Мне очень жаль, что… Шеали… — Кайл так и не смог выговорить вслух, — что так случилось с ним!

Келэйя подняла на его горевшие янтарём глаза.

— А мне не жаль! Я не проронила ни одной слезы на его похоронах.

Надолго повисла тишина.

— Кея… Зачем ты это сделала?

— Что сделала? — фыркнула она надменно и зло. — Мой муж много пил. И умер от перепоя.

— Если бы я только знал, чем всё обернётся…

— Почему ты мне не сказал правду? — её холодное лицо дрогнуло, мучительная гримаса исказила прекрасные черты. — Кайл, почему? Два слова. И всё было бы иначе!

— Я поклялся. Твоему отцу поклялся, что ты не узнаешь. Он думал, так будет лучше. Он хотел, чтобы ты улыбалась…

— Будь прокляты эти ваши клятвы и обеты! Я не улыбаюсь уже много лет, Кайл. А всё могло бы быть иначе…

— Прости меня! — голос полукровки прозвучал чуть слышно. — О, Мать Мира, сколько же ты вынесла!

Она устало покачала головой.

— Это ты меня прости! Ты… наверное, до сих пор меня ненавидишь?

Настя видела, как он подался вперёд, бережно взял её за руки.

— Я никогда тебя не ненавидел. Я тебя любил. Всю жизнь, Кея. Десять лет я не мог тебя забыть… Мне казалось, я сердце своё здесь, в Эруарде, оставил.

— А потом? Что случилось потом? — спросила она, опустив глаза, и слёзы покатились по щекам.

— Дэини меня излечила. Она научила меня жить заново.

— Как обыденно! — усмехнулась горько Келэйя. — Ты просто полюбил другую…

— Да. Полюбил.

Она отвернулась в сторону, стирая безудержные слёзы.

— Тогда зачем ты приехал, Кайл? Этот замок давно превратился в погост. Но я привыкла. А ты явился, чтобы потревожить мой прах… И ради чего? Лишь затем, чтобы сказать, что любишь другую женщину? Зачем ты приехал?

— Потому что… тебя я тоже люблю…

Она резко вскинула на него взгляд и зарыдала совсем безутешно.

— Не надо! Кея, не надо! Тише…

Кайл обнял её за плечи, ласково поглаживая по шёлковым темным косам, осторожно стирая прозрачные капельки, что так и катились из глаз.

Настя смотрела на всё это как в тумане. Будто видела странный сон, над которым не имела власти. Она понимала, что сейчас произойдёт, но не могла сделать ни шагу, или хоть слово сказать, чтобы остановить…

Бледное заплаканное лицо Кеи. Ладони Кайла на её плечах. Она потянулась к нему медленно и несмело, словно заворожённая. Соприкоснулись дрожащие губы…

И Дэини почудилось, будто внутри у неё, в самом сердце, в этот миг что-то оглушительно взорвалось, разрывая в клочья душу.

Настя хотела ворваться туда, хотела…

Но слёзы застилали глаза, слепили, лишали воли. Ведь даже сквозь их пелену, Анастасия видела, как Кайл ответил своей ненаглядной Кее, как прижал к себе гибкое тело хозяйки замка, как удерживал её в объятиях, жадно приникнув в долгом-долгом поцелуе.

Рыжая попятилась, развернулась стремительно и резко, бросилась со всех ног прочь из замка.

Она ускользнула прочь ровно за секунду до того, как Кайл, отшатнувшись, сказал, с трудом совладав с голосом:

— Нет, Кея! Слышишь? Нет! Я любил тебя. Я люблю тебя. И я буду любить тебя. Но Дэини я тоже люблю. Она — моя жена, и я её не оставлю. Я клятву давал быть верным ей до конца моих дней. Она меня выбрала, я её выбрал, и мы будем вместе, покуда живы. А мы с тобой… Слишком поздно, стрекоза! Теперь уже слишком поздно. Прости, что я не боролся за тебя тогда! Но сетовать на это слишком поздно…

Она вздохнула и понимающе качнула головой.

— Извини, не сдержалась! Не вини себя, Кайл! Я одна виновата была. Всё — я. Не надо было мне ехать на ту свадьбу в Солрунг. С этого всё и началось…

Море игриво наползало на песок и откатывалось назад. Иногда самые смелые волны почти достигали Насти, пенились у ног, и казалось, что солёные воды норовят её приласкать, погладить сочувственно.

Над серой блистающей гладью парили некрупные крикливые птицы — наверное, местная разновидность чаек.

Прохладный ветер заботливо стряхивал с ресниц прозрачные капельки слёз, приносил с собой запах соли, водорослей и окрылённости.

И, глядя на это вечное чудо, безграничное и непостижимое, Настя уже не чувствовала себя такой одинокой и брошенной. По сравнению с величием моря жизнь человека со всеми заботами и горестями казалась такой незначительной, смешной, нелепой. И даже плакать над собственными бедами становилось совестно…

И всё-таки время от времени Дэини всхлипывала от жалости к самой себе и снова скатывалась в рыдания.

Настя оглянулась на чуть слышный шорох песка.

Эливерт приблизился неторопливо. Глянул с ухмылкой сверху вниз.

— Не помешал? Присяду?

Настя молча кивнула, отвернулась, вытирая мокрое лицо.

— Знаешь, рыдать на берегу в одиночестве — это отличная затея! Только ты, слёзы, и море… Такое же солёное, как эти росинки в твоих глазах. Море умеет утешать и выслушивать. Оно не станет корить и осуждать. Оно всё поймёт, всё проглотит. И, самое важное, никому не расскажет твои тайны. Не упрекнёт тебя. Что может быть лучше?

Настя повернулась в недоумении — издевается, что ли?

— А лучше этого… — продолжил Эливерт, как ни в чём не бывало, доставая из-под куртки какой-то свёрток и глиняную бутыль, — пойти на берег со старым другом, напиться на пару и поплакаться ему от души. Потому что старый друг умеет выслушать не хуже моря, зато он ещё и говорить умеет, и посоветовать может. И, в конце концов, с удовольствием подставит своё плечо, дабы ты смогла реветь в него, пока не надоест.

Настя рассмеялась против воли, хоть в груди саднило от боли и обиды.

— Подержи-ка! Так, я тут выклянчил у эрры Шэрми… Что она нам положила? О, сыр, лепёшки! Это не женщина, а чудо!

— Ты уже и её очаровал? — улыбнулась, всхлипнув, Настя.

— Я просто к ней со всем почтением… Да, кубки вот не взял. Пить будем из бутылки. Горести только так заливать положено.

— Как ты меня нашёл? — поинтересовалась Рыжая, глядя, как он ловко открывает бутыль.

— Со стены увидел… И смекнул, что, судя по твоим поникшим плечикам, ты снова чем-то расстроена. Ну, — Эл сделал большой глоток и протянул Рыжей, — что опять стряслось?

— Я его теряю, — убитым голосом доложила Настя и надолго приложилась к горлышку.

— Закусывай! — велел Эливерт, протянув ей кусочек сыра. — И рассказывай!

Настя послушно прожевала и добавила печально:

— Сама виновата. Я ведь этого хотела. Я его к этому подталкивала. Я думала, так будет лучше. Ну, нельзя же бегать всю жизнь от прошлого! Оно всё рано догонит рано или поздно. Ты же это понимаешь, Эл?

— Уж я-то понимаю лучше многих, — согласно кивнул Ворон.

— Я думаю, Кайл тоже понимает. Он просто боялся сюда ехать. Знал, что не устоит. Он её любит до сих пор. Зачем я это допустила?

— Жалеешь, что мы приехали в Эруард?

Настя сделала ещё глоток и со вздохом изрекла:

— Он жалеет. Так я думаю. Не о том, что мы приехали. А о том, что он… приехал со мной.

Серые прозрачные глаза светились пониманием и сочувствием, но Рыжая всё равно сочла нужным объяснить свою туманную фразу.

— Кайл её любит. И, мне кажется, он теперь проклинает тот день, когда связался со мной. Я стала обузой. Он ведь не знал, что Келэйя давно свободна. Он мог бы вернуться к ней. Но теперь я мешаю ему. Я стала для него преградой к счастью…

— Солнце моё, — Эл говорил негромко и осторожно, словно пытался подобрать приличные слова, и ему это не очень хорошо удавалось, — ты сейчас говоришь такую чушь! Как тебе в голову такое пришло?

— Они целовались.

У Насти снова в три ручья побежали слёзы.

— Да брось! — Ворон чуть не выронил бутылку. — Кто тебе сказал? Клевещут наверняка!

Она упрямо покачала рыжей головой.

— Я своими глазами видела. И это не было случайностью, или по-дружески…

Эливерт посмотрел вдаль, снова на Дэини.

— Не верю! Кайл совершенно неспособен врать и изменять. Такого просто не может быть!

— Значит, научился, — угрюмо буркнула Настя, снова забирая у Ворона бутылку. — Против любви попробуй устоять…

— Да ведь он тебя любит, — развёл руками вифриец, — а ты — его!

— Раньше ты так не думал, — невесело усмехнулась Рыжая. — Было время, ты меня в этом разуверить пытался… Называл его бесчувственным сухарём.

— Раньше… — покривился Эл, — раньше у меня на тебя были вполне определённые виды. Я ревновал до умопомрачения. Вот и болтал всякий вздор, надеясь, что ты забудешь своего рыцаря и выберешь меня!

Пауза в разговоре затянулась. Настя внимательно разглядывала его притворно отстранённое лицо.

— Надо же! Впервые слышу от тебя такое…

Эл передёрнул плечами.

— Я старался избегать неловких разговоров всё это время. Ты замужем. Я женат. Зачем было касаться этих неудобных моментов нашего прошлого? Напоминать о подобном замужней женщине некрасиво. Тебе бы стало совестно и неприятно. Так ведь?

— А почему сейчас решил сказать? — спросила она уже на удивление спокойно.

— Надо же тебе хоть с кем-то поговорить честно и откровенно… — усмехнулся Эл. — Пусть это буду я. От Кайла ты сейчас правды не дождёшься. Он спрячется в раковину, будто рак-отшельник, и не вытянешь его оттуда даже силой.

Ворон улыбнулся ободряюще.

— Дэини, погоди хоронить свою семейную жизнь! Я думаю, он просто сбит с толку. Ну, знаешь, бывает у нас, мужиков, так… Слишком много всего свалилось разом. Дай ему время подумать! Кайл ведь не сказал тебе, что не любит больше, не сказал, что бросает тебя, не сказал, что хочет остаться с ней, верно? Он просто потерялся немного…

Ворон приобнял Настю за плечи и, хитро подмигнул.

— Всё пройдёт! Всё встанет на свои места. Мы просто уедем отсюда, и всё уляжется, забудется. Не стоит это твоих слёз, радость моя!

Настя ещё разок шмыгнула носом для порядка. Слёзы уже иссякли, и лишь мокрые стрелочки ресниц напоминали о том, что она плакала.

— Недолго я тебя утешала… Опять ты меня успокаиваешь, опять помогаешь, опять опекаешь… Неужто так всегда будет?

— Ой, не знаю, — усмехнулся Эливерт, — мне казалось, мы это всегда делаем поочерёдно. Я спасаю тебя, ты спасаешь меня, и снова я, и снова ты. Замкнутый круг… По правде сказать, у меня уже есть та единственная, которую я балую и опекаю! Но поскольку мой Воробышек сейчас далеко…

— Эл, — перебила его Дэини, уже серьёзно, без шуток, — Эши сказала, что всё вышло так ужасно, потому что вы с Вириян не любили друг друга и поженились только ради Граю…

Эливерт ответил не сразу.

— Любовь бывает разной, Рыжая. Разной. Я бы отдал жизнь за Вириян. Если бы я мог умереть… вместо неё. И я уверен, что она бы тоже пожертвовала собой ради меня. А о том, на что она была готова ради нашей дочери, я даже говорить не стану. Как назвать такое? — Глотнул из бездонной бутылки, помолчал немного и произнёс задумчиво: — Пожалуй, есть в этом мире вещи посильнее того, что люди считают любовью. И, знаешь, мне абсолютно всё равно, что там думает об этом премудрая Эши!

— А вы с ней…

— Ни разу, — покачал головой Ворон.

Настя долго молчала, глядя на него. А он долго молчал, глядя на Спящее море.

— А я ведь наивно думала, что ты был счастлив… — с горькой усмешкой произнесла Анастасия.

— Вот и продолжай так думать! — Эл наконец оторвался от созерцания моря, и глаза, серые и льдистые, как эта серебряная гладь, с вызовом уставились в лицо Рыжей. — Всё верно. Я был счастлив.

— Ты обещал быть честным и откровенным, — напомнила Настя, ничуть не пугаясь этого прожигающего насквозь взгляда.

— Тогда не спрашивай меня больше ни о чём! — он снова будто обращался к морю. — Зачем тебе неловкие разговоры? Ты их не любишь. Так не задавай вопросы, на которые не готова услышать ответ! Я ведь действительно могу быть честным и откровенным, Настия. Не пожалеешь потом?

Рыжая зябко поёжилась.

— Пойдём обратно! Холодно здесь.

— Замёрзла?

Ворон мгновенно стянул куртку и укутал её плечи.

— Не надо, Эл! — слабо запротестовала Настя. — Простынешь…

— Я северянин, холода не боюсь, — возразил тот.

Настя посмотрела на него исподлобья.

— Эливерт, пожалуйста… позови Кайла дальше ехать! Напомни, что время не ждёт! Что нам надо искать врага нашего… Я не вынесу больше здесь ни дня!

— Хорошо, — согласно кивнул Ворон, плотнее запахнув на ней куртку, будто она была маленькой девочкой. — Нам ещё в Сизый мыс и в Солрунг наведаться надо. Время, на самом деле, поджимает. Я его потороплю. Обещаю.

Они уже почти поднялись на крутой высокий берег, когда наверху появился Кайл. Очевидно, он шёл сюда, к морю. Но заметив, что Дэини возвращается в замок, остановился и поджидал на полпути.

— Я тебя потерял…

Настя так и не разгадала, чего в его голосе сейчас было больше: раздражения, беспокойства или смятения.

— Я гуляла, — холодно отозвалась она.

— Пошёл тебя искать.

— Неужели?

Настя царственным жестом скинула курточку, протянула Ворону.

— Спасибо, Эл.

И молча пошла к воротам замка.

Мужчины остались одни на тропе, уходящей к морю. И тень от крепостной стены падала на их хмурые лица.

— Что случилось? — вместо того, чтобы догнать жену, Кайл подозрительно покосился на вифрийца. — Она плакала?

— Нет, это она хохотала до слёз, — в голосе Эла проснулась привычная язвительность. — Ты сам не видишь, что ли?

— Почему? — полукровка озадаченно посмотрел вслед Дэини, не обращая внимания на едкий тон собеседника.

— Подумай! — посоветовал Ворон. — Ну, так, поразмысли немного — может, ей что-то не по душе…

— Ты о чём?

Эливерт вдруг с удивлением понял, что полукровка не притворяется, а действительно не возьмёт в толк, что он такого сделал.

— О том! — вспыхнул вифриец. — У Рыжей есть глаза и уши, Кайл. Надо быть слепым, чтобы не замечать, как эта печальная северная дева смотрит на тебя. И, что ещё хуже — как ты смотришь на неё!

— И как же я на неё смотрю? — с вызовом уточнил Северянин.

— Так, будто это она твоя жена, а не Дэини, — зло бросил Ворон.

— А ты иногда, — надменно процедил полукровка с высоты своего роста, — смотришь на Дэини так, будто она твоя жена, а не моя! Что с того? Это только взгляды, Эливерт! Они ничего не значат.

На мгновение Эл опустил глаза. Только на мгновение, но и этого оказалось достаточно, чтобы полукровка ощутил себя победителем.

Вдруг вышло так, что возразить рыцарю оказалось нечего. Ворон растерял всё своё красноречие. Но он тотчас пришёл в себя.

— Ну, ты-то, похоже, уже зашёл дальше взглядов…

— Что? — Кайл, уже готовый уйти, резко вернулся. — Что ты…

В синих глазах внезапно промелькнул страх.

— Проклятье! И ты ей это сказал?

Эливерт усмехнулся зло и грустно.

— Это она мне сказала, а не я — ей. Кайл, Дэини — умная девочка. И если она молчит и терпит, это вовсе не значит, что она ничего не понимает и не видит. Не смей с ней так, рыцарь! Не смей делать ей больно!

Кайл стоял молча, глядя себе под ноги. Несмотря на угрожающие нотки в голосе вифрийца, полукровка уже не пытался осадить его.

— Давай-ка завтра в Сизый мыс! — уже более миролюбиво закончил бывший атаман. — Пусть твои женщины поостынут немного! А то и до беды недалеко…

Не дожидаясь ответа, Ворон обогнул полукровку и, закинув на плечо куртку, зашагал по тропке к замку.

— Эл!

Короткий окрик вонзился в спину.

— Почему ты её отпустил тогда? Ты ведь любил её…

Ворон обернулся, хмыкнул, приподнял изумлённо бровь.

— Вот как? Это тебе Дэини сказала?

— Нет, — Кайл смотрел в упор, не мигая, словно пытался забраться внутрь, в душу, в сердце. — Я никогда её не спрашивал об этом. Боялся ответа. Я и теперь ничего знать не хочу. Было там — не было… Лишь один вопрос. Ответь! Почему ты отдал Дэини мне, если ты её любил?

Эливерт только головой покачал, с горькой такой усмешкой.

— Потому и отдал. Что любил. Только вот, сдаётся мне теперь — зря… Дурак ты всё-таки, рыцарь!

Ворон плюнул в сердцах и ушёл, больше не оборачиваясь.

Но полукровка его и не пытался остановить.

Настя вечером открестилась от ужина, сославшись на плохое самочувствие.

Но заботливая Шэрми не могла оставить гостью голодной, явилась в комнату с подносом еды и принялась расспрашивать, что болит у бедняжки, обещая приготовить нужный отвар.

— Не стоит, эрра Шэрми, мне уже лучше, — благодарно улыбнулась Рыжая. — Должно быть, продуло сегодня у моря. Я даже поем сейчас, правда. Спасибо вам!

Старушка не спешила уходить, смотрела мудрыми выцветшими глазами.

— Вы меня тоже ненавидите? — неожиданно для самой себя спросила Настя.

— За что? — изумлённо вскинула брови домоправительница.

— Я встала между ними…

— Между ними встала гордыня, — тяжко вздохнула Шэрми. — И глупость. А ты, милая моя девочка, заслуживаешь счастья. Обе вы заслуживаете. Пусть Всеблагая рассудит, как должно быть, и да будет её воля! А я не берусь…

Кайл вошёл в комнату, когда в окно уже заглянули густые летние сумерки.

Она не могла уснуть. Ждала его. Но сейчас притворилась спящей.

Настя слышала, как он разделся, лёг тихо и осторожно, чтобы не потревожить её сон.

В ней всё ещё теплилась слабая надежда, что сейчас он придвинется ближе, обнимет. Или, прижавшись к её спине, поцелует в плечо, щекоча горячим дыханием, от которого по всему телу побегут мурашки.

Но он так и остался лежать на своей половине, молчаливый, отстранённый, чужой. Так близко, и так далеко, как никогда.

И Насте показалось в этот тёмный час, что пропасть, пролёгшая между ними посередине этой постели, глубже и шире гибельного Лидонского ущелья.