Единственное желание. Книга 5

38 Ненастье

Вода всюду. Накрыло с головой, закружило, затянуло в бешеный водоворот. Не поймёшь, где верх, где низ, где явь, где мороки…

Куда грести?

Чёрное. Бурлящее. Гневное. Солёное до горечи.

«Великая Мать, помоги! Помоги!»

Ярящееся море проглотило безжалостно, а теперь пережёвывало тщательно. Давно ли игривым щенком дружелюбно лизало ноги? А нынче готово растереть в порошок Рыжую, и напрасно просить пощады. Большая Вода не ведает жалости.

Настя, барахтаясь в безумствующих волнах, задела что-то рукой. Не успела понять что, но уже испугалась до жути.

Рыба или морское чудовище? Хотя кто же станет охотиться в такую погоду?

— Держись! Держись! — голос сквозь рёв шторма.

Не может быть!

Она снова почувствовала прикосновение чего-то…

Руки! Человеческие руки.

Рыжая вцепилась в Эливерта из последних сил. Отчаянно, панически. И едва не утопила их обоих.

— Нет, Дэини, нет! Перестань! — попытался он образумить бедняжку. — Бревно! Не за меня! Тут бревно… Держись за него!

Но она сейчас была не способна внимать его словам. Безотчётный ужас заставил пальцы впиться в Ворона мёртвой хваткой, и отцепить их получится, только если отрубить ей обе руки. Он — единственное надёжное и неизменное в этом шатком безумном водяном мире — и она его не отпустит!

Эл быстро понял, что оторвать её от себя не выйдет, бросил эти глупые попытки. Сам обхватил кусок дерева, которое раскачивалось на волнах, словно мелкая щепка.

Ох, Всеблагая, помоги! Что же оно такое склизкое?

Главное, не упустить этот ускользающий кусок плавника — вот об этом сейчас все молитвы, да ещё о том, чтобы у Рыжей хватило сил не разжать рук, судорожно обнимавших его за шею.

Болтало так, что иногда обломок дерева полностью исчезал в глубине. Вместе с Вороном и прилипшей к нему, до смерти перепуганной, рыжей девчонкой.

И нет конца и края этому ужасу!

Насте чудилось, что это безумное вращение в ревущем водовороте урагана длится целую вечность…

Потом что-то коснулось её закоченевшей ноги. Сил не осталось даже на то, чтобы испугаться. И вдруг!

Она распахнула глаза, хотела закричать, но удалось лишь прохрипеть чуть слышно:

— Эл… Дно, дно!

Но это был ещё не финал.

Берег постепенно проступал из тьмы ненастья. Но попробуй преодолеть эти несколько метров рокочущего прибоя, когда сил нет вовсе. Море словно задалось целью размазать жалких людишек по прибрежным камням. Докончить то, что не удалось сделать свирепому шторму.

Эл поднялся с трудом, тут же рухнул, опять встал…

— Держись, моя девочка! Прорвёмся!

Волны сшибали с ног, будто топором подрубали. И всё-таки они выбрались из кипящей солёной мешанины. Падая, вставая, снова падая, и снова вставая… Цеплялись друг за друга, за песок, за прибрежные острые валуны… Почти ползком… Но они выбрались.

Упали на мокрый песок, слушая гневное рычание моря позади. Сверху жёстко хлестали струи дождя, но на это внимания уже никто не обращал.

— Дэини, Дэини, вставай! Давай, радость моя! Не раскисай! Ещё чуть-чуть…

Настя слышала голос Эла. Но не могла. Закоченевшее, обессиленное, избитое волнами тело не желало подчиняться.

Куда? Зачем? Зачем он пытается её поднять?

— Там пещера…

Рыжая смогла приподнять только голову. Вспышка молнии осветила скалистый берег и чёрный провал неподалёку. Рядом.

Но сил даже на один шаг уже не осталось.

— Давай же! — взмолился снова Эливерт, пытаясь закинуть её руку себе на плечо. — Я тоже выдохся. Я тебя не дотащу.

Она честно пыталась встать, но заледеневшие в северных водах ноги подкашивались и не держали.

— Не могу…

Эл на пару мгновений рухнул рядом на песок. Отдышался. Снова упрямо поднялся, пошатываясь на ветру.

Настя смутно чувствовала, как он подхватил её на руки.

— А, может, и дотащу…

— Фу-у-ух… Прибыли!

Ворон едва не уронил свою драгоценную ношу в очередной раз. Но удержал и бережно опустил на каменистый пол грота. Сам повалился рядом без сил.

Белая вспышка молнии снова услужливо осветила всё, как днём.

— Ого, Дэини! Нам повезло!

Эливерт с трудом поднялся. Пошлёпал внутрь. С одежды ручьями стекала вода.

— Светлые Небеса, вот за это благодарю!

Ворон исчез в темноте, только голос долетал сквозь назойливый гул, звенящий в ушах.

— Тут дрова! Дэини, ты слышишь? Дрова у нас есть! И огниво!

Беспросветный мрак прорезал рыжий отблеск пламени, но тут же померк.

Кажется, Настя отключилась на время…

Потому что, когда она распахнула глаза, внезапно ощутив лицом жар, рядом уже весело полыхал огонь.

Эл, голый по пояс, сидел рядом и тормошил её слегка.

— Дэини! Открывай глазки! Эй, слышишь меня? Просыпайся! Рано баиньки…

Она слышала, только язык не ворочался ответить. Горели огнём обожжённые солью губы и гортань. Во рту пересохло.

И было так дико холодно, как никогда в жизни. Она так не мёрзла даже в самый лютый сибирский мороз, даже когда её в Топлюхином пруду утопить пытались. Всё тело словно льдом сковало, скрючило до судороги, до дрожи. Насте казалось, что она уже не чувствует окоченевших рук и ступней. Зубы стучали. Рыжую трясло как в лихорадке.

— Давай! — Эл помог ей сесть. — К огню ближе… Так! Надо вещи просушить, а то сляжешь. Раздевайся! Тут, видно, пастухи в грозу прячутся… или рыбаки… Я думаю, они нам простят, что мы немного их дров одолжили.

Эливерт растёр её озябшие ладони.

— Снимай всё! — снова велел Ворон.

Настя безмолвно уставилась на него и отчаянно замотала головой.

— Рыжая, — терпеливо вздохнул вифриец, — стесняться будешь завтра, когда отогреешься, и станет ясно, что всё обошлось! А если твой ненаглядный Кайл по этому поводу возмутится, я дам ему в зубы… Честное слово! Ну, мне самому тебя раздевать, что ли?

Эливерт поймал её смущённый взгляд.

— Хорошо, я не буду смотреть!

Он, в самом деле, отошёл в сторону, пока Настя застывшими непослушными пальцами мученически пыталась стащить с себя прилипшую к телу, напитавшуюся морской водой одежду.

Она отшвырнула вещи подальше. Эл подхватил их с пола, развесил аккуратно на какой-то рогатой конструкции из веток, сооружённой, видимо, им самим. Потом ещё раз пошарил в углу, где громоздился ворох хвороста.

— О, тут вот даже вроде одеяла что-то… — он выволок на свет кусок грязной плотной материи. — Лоскут парусов, что ли?

Ворон вернулся к костру и Насте.

— Как раз закутаться тебе! Теплее будет…

— Спасибо! — Настя наконец-то обрела способность говорить, посмотрела на него с благодарностью.

Она сидела у самого огня, сжавшись в комочек, обхватив себя руками. Старалась прикрыть по возможности то, что показывать не принято, и, одновременно с тем, согреть промёрзшее в ледяной воде тело.

Растрёпанные мокрые волосы рассыпались по белоснежным плечам.

Перекрестие стройных ног, перекрестие тонких рук. Словно она так защитить себя пыталась.

Отблески огня танцевали на её обнажённой коже, играли бликами на гладких округлых коленях, вспыхивали в сверкающих драгоценными камнями глазах.

Эл сглотнул не в силах отвести взгляд. Поспешно накинул ей на плечи кусок старой ветоши, стремясь отогнать наваждение. Поправил так, словно это была не облезлая серая парусина, а роскошный плащ из меха макдога.

Так-то оно лучше!

«Я не буду смотреть» — слишком громкое обещание. Впредь думай, Ворон, прежде чем зарекаться!

— Спасибо! — снова тихо шепнула Дэини, пока Эливерт заботливо укрывал её драной шерстяной тряпкой.

Придвинувшись к Рыжей, чтобы закутать её, Ворон ненароком коснулся щекой её щеки.

И в этот миг даже не искра пробежала… Насте почудилось, что одна из смертоносных молний бушующей стихии взорвалась между ними сейчас.

Эл тоже уловил это. Напрягся. Отстранился поспешно.

Но лишь затем, чтобы замереть совсем рядом.

Светлые Небеса, да что же такое происходит?!

Его руки не спешили отпрянуть, Настя чувствовала их прикосновение даже сквозь плотную ткань парусины.

Запах моря, грозы, дыма… и его кожи.

Его лицо так близко, почти касается… И губы манят непреодолимо…

Внутри окоченевшего тела медленно, но неотвратимо разгорался пылающий огонь желания, нарастал всё сильнее.

И в глазах его, бездонных, как Спящее море, танцевали отблески этого пламени.

Дыхание сбилось, зачастило…

Смотрит как загнанный зверь. Дрогнули крылья носа, тоже ловят запах костра. И запах её желания.

Тянет, влечёт… Не устоять!

Эливерт тряхнул головой, отгоняя чары. Опустил взгляд в пол. Взрыкнул как-то совсем не по-человечески, подхватился на ноги и, не объясняя ничего, исчез в ненастной ночи, растворившись в серой взвеси дождя.

— Эл… — позвала она робко и растерянно в пустоту.

В ответ — только говор дождя.

Настя словно очнулась ото сна. Стыдливо и испуганно запахнулась плотнее в обрывок парусины.

Великая Мать! Что это было такое? Что с ней? Что она едва не натворила? Откуда это взялось? Что бы сейчас случилось, если бы Эл не ушёл?

От этих мучительных мыслей, шумной стаей взвившихся в голове, из глаз хлынули слёзы. Огонь согревал, и озноб утихал понемногу, но внутри всё дрожало от возбуждения и от отвращения к самой себе.

«Всеблагая, да что это? Что за наваждение? Неужели я себя обуздать не в силах?»

Эливерт вскинул лицо к небу. Зажмурился мучительно.

Ледяные длани грозы хлестали по щекам. Буря и не думала стихать…

Но сейчас этот неистовый холодный ливень был ему нужен. Может, хоть так удастся пожар внутри загасить.

«Просто у меня давно не было женщины…»

«О, да! В этом вся причина! — издевательски захохотали в голове все его духи тьмы разом. — Ведь тебя к ней обычно совсем не тянет, правда?»

«Мать Мира, дай мне сил! До этого как-то получалось… И теперь смогу. Но почему же сейчас чуть не сорвался?»

Руки дрожали, и не только руки. Всё тело уже сотрясал озноб.

Промокший с головы до ног он стоял на высоком берегу. Внизу ревело и бесновалось море. И также яростно и исступлённо бесновалась сейчас его душа.

«Ну, ты-то, похоже, уже зашёл дальше взглядов…»

А сам? Сам, что сейчас готов был сотворить?

Стоило увидеть её такой: озябшей, напуганной, невыносимо красивой, нежной, как лепесток цветка, поникшего под дождём…

И накрыло! И смело все запреты, все табу, все зароки! Словно внутри поднялся такой же неистовый шторм, что на море этой ночью гуляет.

Как же он её хотел! Как желал! Непреодолимо.

Прижать сейчас к себе это хрупкое замёрзшее тело, стиснуть в своих руках, почувствовать, как она дрожит, откликаясь на прикосновение его пальцев. Отогреть поцелуями, прильнуть к ней — трепетной, манящей, родной! Опрокинуть на спину и не слушать всех этих робких, нелепых попискиваний: «Не надо, Эл! Я замужем… Я Кайла люблю…»

Нелепых и робких! Потому что она сама в них не верит…

Ведь он видел сейчас её глаза — чёрные бездны зрачков в изумрудных кострах.

Ведь её тянет к нему! Тянет не меньше, чем…

В Бездну все зароки! Замужем — не замужем!

Разве у него нет права на эту женщину?

Он был первым! Он оберегал её уже тогда, когда полукровка даже не ведал о её существовании. Он любовался ею — такой живой, настоящей, невероятной, желанной! Он любовался ею задолго до проклятого бала в Жемчужных Садах.

Ему! Ему, а не проклятому рыцарю, она отдалась первой. Доверилась не только телом, но сердцем, душой…

Он знает её душу! Он любит её душу!

И, что самое удивительное и непостижимое, она тоже знает его, но, несмотря на это, не отворачивается с презрением. Хотя видела многое, что другим неведомо.

А Кайл был потом…

Влез, встрял между ними, врезался, вонзился, как нож в открытую рану! Всё испортил, всё разрушил, всё сломал!

Может быть, он действительно проклят? Ведь им он только несчастья принёс…

«Почему ты её отпустил тогда? Ты ведь любил её…»

Хороший вопрос, верно? Надменный холодный вопрос, брошенный в спину, как обвинение.

«Светлые Небеса! Да, почему? Зачем? Хотел как лучше? Из благодарности?

Ведь я кто был? Шантрапа, лиходей… Разве я такой девушки достоин?

А он — рыцарь короля! Милорд, чтоб ему!

Да, я думал, так правильно будет… Дурак!

После того что она ради меня сделала. Она на такие жертвы пошла! Я хотел её сделать счастливой. Я наивно решил, что сделаю её счастливой так!

А теперь она плачет из-за этого синеглазого подонка.

Какой же ты дурак был, Эливерт, какой дурак!

Ах, Кайл, Кайл! Что б тебя! Если ты действительно любишь Келэйю, если не можешь иначе — так скажи это! Будь мужиком! Признай, скажи честно! Скажи, что тебе нужна эта несчастная ледяная дева с глазами цвета янтаря! Иди к своей северянке! Кто тебя держит?

Оставь в покое Дэини! Отойди в сторону, уйди с моего пути!

Пусть лучше ей будет больно один раз, чем вот так…

А уж я найду слова утешения, я сделаю так, что она забудет слёзы, забудет тебя. Я буду рядом, пока она не поймёт, что в этом мире нам друг без друга никак нельзя.

О, Мать Мира! Отчего же я тогда не слушал Сатифу?

Если бы можно было всё вспять повернуть, Всеблагая!

Да никогда и никому я бы её не отдал! Никогда и никому! И в Бездну всё!»

Эл опустился на землю, обхватил колени руками.

Как же он устал!

От холода уже зуб на зуб не попадает. Так хочется к огню…

Или всё-таки хочется к ней, а?

Просто обнять, зарыться лицом в рыжие локоны и…

Нет, обратно сейчас точно нельзя!

«Скорее бы закончился этот поход! Найти эту сволочь, которая Вириян сгубила, поквитаться, и всё! Заберу Граю и уеду куда-нибудь в глушь, на окраину Кирлии. Вон, хоть к Иридиону…

Нет, лучше туда, где меня совсем никто знать не знает. Пропаду навсегда неизвестно где…

И больше никогда её не увижу. Не буду смотреть — как и обещал! Не буду смотреть, не буду думать, не буду желать, не буду вспоминать, не буду сходить с ума!

В Бездну всё это безумие! Исчезну из её жизни навсегда, и она исчезнет из моей! Только так будет верно и правильно. Только так!»

Сердце сдавило, будто под лопатку нож вонзили.

«И больше никогда её не увижу!»

Никогда… Никогда… Никогда… Разве есть слово страшнее?

На один короткий миг Эл осознал сердцем, как это будет.

Вот она была — и вот её нет. Есть жизнь, есть небо, есть дочь, а Рыжей больше нет…

Сегодня она могла утонуть.

Ты бы поплыл к берегу один, Ворон? Если бы ты не смог её спасти?

Тьма расползалась в душе, тяжёлая, гибельная, куда более плотная и страшная, чем эта ненастная ночь. И последний свет угасал.

«Дай мне сил, Всеблагая! Дай мне сил!»