Эльфийский бык 3

Глава 16 Где речь идет о дружбе, добрососедстве и доверии

Иннокентий очнулся от воды.

Сложно не очнуться, когда ведро ледяной прямо на голову и выливают, причём не слишком заботясь, чтоб не захлебнулся.

— Во, — весело прогудел Глыба. — Живой. А вы говорили, переборщил. Я свою силу знаю!

— Чтоб ты ещё и место своё знал, — голос Тополева доносился откуда-то сбоку. — Вот просил же, аккуратнее… а он выглядит так, будто его трактор переехал. Кешенька, дружочек, что ж ты так упал неловко.

Глыба откровенно заржал. Правда, смеялся недолго, поскольку Тополев мрачно велел:

— Подними.

Иннокентия подняли.

И попытались поставить на ноги, но задубевшие мышцы работать отказывались, и тело норовило завалиться на бок. Тогда Глыба просто прислонил его к стеночке и предупредил:

— Только попробуй упасть.

— Нет… так-то если отмыть чутка… или вот, на, — в руки Иннокентия сунули что-то. И пальцы рефлекторно сжались, стискивая кругляш.

Амулет?

И судя по волне тепла — целительский. Иннокентий вяло удивился, а по телу прокатилась волна тепла, ненадолго приглушая тянущую боль.

— Вот так-то лучше… Глыба… умой его. Приодень. И чтоб мне без фокусов, потому как если решишь поиграть, то я тебя вместе с тем барсуком закопаю.

С каким барсуком?

Не понятно.

Рука мелко дрожала. А память подсовывала воспоминания. Вот Глыба, который заходит в комнатушку бочком и говорит, что его, Иннокентия, желают видеть. Он, кажется, тогда и понял, что уйти не выйдет. И порадовался, что остатки информации слить успел.

А потому нажал пару кнопок и ввёл код, запуская вирус.

Прикрыл крышку ноута, которому суждено было превратиться в груду дорогого железа, вытер руки и даже улыбку вымучил.

— Тогда надо поспешить, если ждут…

Сердце колотилось.

Почему-то думалось, что допрашивать станет Тополев. Что будет выяснять, долго и мучительно, кому и когда Иннокентий продался. А у него не хватит духу запираться. Он ведь и близко не герой. И яда в зубе нет. Если бы был, Иннокентий раскусил бы капсулу и умер, прямо там, не сдав других.

И сестру вот…

Маму.

И подумал, что если вывести Глыбу из себя, а это не так и сложно, то тот силы не рассчитает и зашибёт на месте. Может, не яд, но тоже неплохо.

Тогда Иннокентий и сказал:

— Интересно, почему шеф рядом с собой таких идиотов держит?

А потом добавил:

— Которых к тому же и валяют все, кто ни попадя…

И ещё что-то добавил, что в голову пришло.

Глыба сорвался. Прямо там, за порогом домика, и первый удар пришёлся по рёбрам, которые, кажется, хрустнули. А второй уже — по голове. И дальше Иннокентий почти ничего не чувствовал, но, выходит, не добили.

А теперь вот амулет.

Тополев смотрел внимательно. Даже ближе подошёл и, вцепившись в лицо пятернёй, заставил повернуть голову налево. Направо.

Буркнул:

— Сойдёт, — а руку вытер. — Кеша, я тобой не доволен. Не знаю уж, что на тебя нашло… может, в голову напекло, может, известия так подействовали. Я, конечно, понимаю… такая трагедия.

Какая?

— Сестра погибла. Матушка… очень тебе сочувствую.

Он и говорил так, что человеку с Тополевым не знакомому могло бы показаться, что он и вправду сочувствует. Но у Иннокентия ком в горле застрял.

Погибли.

Или… вдвоем? Одновременно? Как раз тогда… сердце застучало-загремело. Значит, получилось… значит… пусть не его, но их вытащили. И оно того стоило.

Главное, не улыбаться.

— Вот и сорвался, да… нервы, все мы люди, все мы человеки. Все мы с нервами. Но это в прошлом. Глыба на тебя обиды не держит. Верно?

Глыба пробурчал что-то невнятное.

— Вот руки протяните, пожмите… и давайте за работу. У нас очень много работы.

Глыба руку сдавил, при этом внимательно глядя в глаза Иннокентия и видом своим показывая, что эта игра в примирение — она для шефа, а сам Глыба ничего не забыл. И забывать не собирается.

— Во-первых, посмотришь, что там у нашего гостя с ноутом, программиста просил… заодно и что там в ноуте тоже посмотришь. И без глупостей, Кеша… без глупостей… считай, последний шанс тебе даю.

Глыба за руку дёрнул, к себе подтягивая, и наклонился, шепнул:

— Он убивать будет долго…

— Во-вторых… надо, чтобы ты систему проверил. Есть ощущение, что подглючивать стала. То виснет, то перегружается…

…стало быть, сброшенные коды пошли в дело, вот только работать могли бы аккуратнее. Хотя, может статься, что дело вовсе не в проникновении, а в сэкономленных деньгах на сервера и комплектующие…

— Может, кто-то опять порнуху смотреть полез, вот и подцепил чего, — проворчал Иннокентий вслух.

— Может, Кешенька… очень даже может. Вот и разберёшься. Кто там куда полез, чего смотрел… Ты у нас мальчик умный. Талантливый даже… а чтобы тебе глупости какие в голову не лезли, Глыба вон тебя сопроводит.

Не хватало ещё.

Но Иннокентий кивнул:

— Конечно… мне бы… переодеться.

— И умыться. Нельзя в люди с такою рожей. Скажешь…

— Упал с перепою.

— Вот, видишь, Глыба. У человека голова работает, а не только задница, которая приключения ищет! Кстати, Кешенька… скажи… что ты слышал про рептилоидов?

— Про кого? — Иннокентий, конечно, знал, что шеф порой бывает странен, но вот чтобы настолько.

— Рептилоидов. Они существуют?

— Не думаю.

— Хорошо… а покойник может в барсука превратиться?

Иннокентий потрогал голову. Может, Глыба всё же чересчур сильно приложил его? Вот и мерещится всякое?

— Сомневаюсь… оборотни бывают, это да. Медведи. Волки ещё… говорят, что есть и гигантские муравьеды, но это не у нас, это в Африке. Но про барсуков не слышал. Особенно, если мёртвый…

— Тогда откуда он взялся?

— Кто?

— Барсук, Кешенька… барсук… мы должны разобраться, какая падла подменила нашего покойника барсуком.

Наверное, Тополев всё-таки начал потреблять что-то из того, чем торгует. Но Иннокентий с серьёзнейшим выражением лица сказал:

— Обязательно разберемся. Не дело это, чужих покойников подменять…

Эльфийский посол с прежним меланхолично-задумчивым видом чесал Яшкин лоб. Яшка блаженно жмурился и вздыхал, и даже копытами переступать опасался, не желая нарушать это вот состояние тишины и покоя. Из-за ограды на Яшку печально и с явною завистью поглядывал Менельтор, но не решался выйти в ворота, разве что тоже вздыхал.

— Как думаешь, чего он делает? — шепотом спросила Маруся Таську, которая ещё дулась, потому как несправедливо, когда одним репортажи и восставшие барсуки, а другим — инспекция запасов соломы и далёкие взрывы. И про те сказано, что они так, случайно получилась. Ворона, мол, гранату спёрла да не удержала. Ага, последняя дура в эту ерунду не поверит. А Таська — совсем не дура.

— Понятия не имею, — Таська выпятила губу, показывая, что ей не просто обидно, а прямо до глубины души обидно. Кстати, не соврала. И Беру выскажет. Мог бы позвать, а то заладил, что опасно, опасно… ага, но и интересно же ж. — Ты ж эльфийская принцесса…

— Сейчас по лбу дам, — в нехарактерной для неё манере огрызнулась Маруся и глянула так, что стало ясно, и вправду даст.

И что достали её.

С принцессой.

И вообще. В сумме так сказать, достали…

— Слушай, там, кажется, едет кто-то… — Таська вдруг развернулась и, привстав на цыпочки, приложила ладонь к глазам. — Точно… даже знаю, кто… лягушонка в коробчонке.

Красная сияющая лаком машина, на которую и пыль садиться остерегалась, и вправду походила на коробчонку. Лакированную вот.

Остановилась она у конторы, из которой выглянула Анна, чтобы тотчас скрыться внутри. Чего-то они с Василисой обсуждали, то ли те самые взрывы, на которые Таську не пустили поглядеть — подумаешь, ворона, граната, чего на них смотреть, то ли факт теоретического упокоения батюшки. То ли по-настоящему глобальный вопрос о сене, соломе и грядущей уборке полей.

В общем, Офелию не сочли достаточно вескою причиной беседу прервать. А вот парень, тихо сидевший на ведре и ковырявшийся не то в трубе, не то в чём-то, трубу напоминающем, голову поднял. И руки отёр тряпицей. Поднялся. Потянулся.

— Доброго дня, — тягучий голосок Офелии заставил Яшку уши прижать, Менельтор и вовсе к сараю отступил, правда, низко опустив голову и видом своим показывая, что за родное сено он будет сражаться. — А вы тут всё смотрю, сельской идиллии предаётесь.

Она была в белом платьице, каком-то лёгком и воздушном, будто из тюли сшитом. И платьице это норовило развернуться, разлететься тончайшими крыльями, а заодно уж просто неприлично обвить фигуру треклятой Офелии.

Фигура у неё имелась.

Точёная.

И тем самым бесившая до крайности.

Таська рядом с нею сразу начинала чувствовать себя огромной и неповоротливой, и вовсе не такой, какою надлежит быть светской даме.

— Чего тебе? — поинтересовалась Маруся и Таську под руку взяла, будто наперёд удержать пытаясь. — В гости заехала? Так мы не приглашали.

— От вас разве дождёшься…

— Не дождёшься, — Маруся потянула Таську за собой, поближе к этой вот. А вот парень стоял, скрестивши руки на груди и с красной машинки Офелии взгляда не сводил. — Тебе здесь не рады. И папеньке твоему тоже.

— Папенька приболел. А я… мы ведь с тобой не ссорились.

— Было бы с кем.

— Вот и я думаю, — Офелия лучезарно улыбнулась. — Причин нет совершенно… папенька несколько увлёкся. Он у меня азартный очень. И упрямый. Если чего решит, то уже костьми ляжет. А по мне всё это бессмысленно. Пустая трата нервов и ресурсов… в общем, дело против вас я приостановила. Лучше худой мир…

Таська ей не поверила.

Впрочем, как и Маруся.

— Вот, — девица вытащила бумаги. — Это утренние постановления… хода не дам. Понимаю, что будет новый виток судов, потом разбирательств. В общем, там договор. Мы отказываемся от претензий, если вы сделаете шаг навстречу.

— Пустить вас…

— Да не надо никуда никого пускать! Просто… тут фестиваль будет. В Конюхах. Рядышком. И меня в соучредители определили. Вот так вот резко! Я им говорю, ну какой из меня соучредитель? Это папенька всё организовывал, лез вечно куда-то. Но он же ж болеет! А я понятия не имею, что делать надо, — она всплеснула руками и губы задрожали, даже показалось, что Офелия того и гляди расплачется. — И главное, отступить никак… то есть, не поймут. Сразу решат, что ослабели… это же дело такое. Вот и согласилась.

— Сочувствую, — сказала Таська, разглядывая Офелию с прищуром.

Маруся забрала у парня бумаги.

Хмыкнула.

Перелистнула…

— И вот ладно бы числилась, так нет… затеяли там историческую реконструкцию ярмарки. Какая, я спрашиваю, реконструкция? А они мне про бюджеты и всё такое… и кто-то там важный приехать должен, потому все и носятся, что ненормальные! Организовывают. А мне поручили сельскую выставку. То есть сельскохозяйственную…

— А муж твой?

— Ой, — она махнула рукой. — Толку с него… как начал пить ещё там, на вечере, так всё и не возвращается в сознание. Разведусь я с ним… достали! Что он, что папенька… оба хороши. Так вот, про эту выставку… тут же по округе выставляться и некому, если так-то. Кто коров держит? Если и держат, то на тех коров без слёз не взглянешь. А чтоб породная скотина, так и вовсе… кур ещё худо-бедно добуду, доставят. Козы тоже нашла целых три. Коровы же только у вас и у нас… ну и быки. Вот и подумала, может, свозите своих бычков? На выставку? И коровок тоже… они у вас чудо до чего хороши, даже папеньку понимаю, почему хотел под себя подмять…

— А если не свозим?

— Ну… — Офелия пожала плечами и шляпку поправила. — Тогда я подумаю, что вы такие же упрямые и мир вам не особо нужен…

— Привезём, — ответил эльфийский посол, отвлёкшись от чесания Яшки. — Когда?

— Так… послезавтра! — Офелия явно обрадовалась, причем настолько, что запунцовела, потупилась и ресницы её длиннющие дрогнули. — Послезавтра привозите! И сами приезжайте! Я с транспортом помогу, вам ведь грузовик нужен…

— Обойдёмся, — посол разглядывал Офелию с немалым интересом, и это тоже было преподозрительно. Таська прищурилась.

А если этот посол очаруется?

Вот как в любовном сериале, который они с Марусей в том году смотрели, зимою и не иначе, как с какой-то блажи необъяснимой. Там, правда, не было послов, зато имелся презагадочный герой, который влюбился в преступных склонностей даму и весь сериал мужественно спасал её от собственной дури. Причем, что характерно, спас.

А тут…

— Но… как же… вам ведь надо туда… доехать… до Конюхов. Так-то не очень далеко, но дорогу ремонтируют, — Офелия махнула рученькой в сторону полей. — Но всё же… коровки запылятся.

— Ничего, почистим. Не волнуйтесь, прекрасная дама… — сказал посол и поклонился. — Мы будем вовремя… в конечном итоге на встречу с судьбой опоздать нельзя.

— Это точно, — вздохнув, ответила Офелия и протянула руку, которую Маруся аккуратненько так пожала. — Тогда… за мир? И дружбу? И добрососедские отношения?

— Конечно, — Маруся изобразила улыбку.

А вот Таська не стала.

Обойдутся.

Когда красная машинка Офелии скрылась за поворотом, Таська повернулась к Марусе:

— Ты вот серьёзно? — спросила она. — Мы теперь дружить станем? После всего вот… вот… после…

— Не станем, конечно, — Маруся просматривала бумаги. — И нет, я не верю, что Офелия вдруг прониклась к нам большой любовью. И эта её выставка — скорее всего очередная подстава.

— Тогда… почему?

— Понятия не имею, — Маруся сложила бумаги и передала их эльфу, который снова вернулся к почесыванию бычьего уха, а вслед Офелии не смотрел, не вздыхал и вовсе не проявлял признаков внезапной влюбленности. Хотя, конечно, может, дело в том, что она вот так явно и не проявляется, чай, не геморрогическая лихорадка…

— Маруся!

— Что⁈ — Маруся просунула руку и погладила Менельтора. — Да, я не верю, что она пришла сюда с миром… скорее с перемирием. Новые обстоятельства ли роль сыграли. Может, эту фотографию увидели и решили, что… и вправду я принцесса.

— Принцесса, — подтвердил посол.

— И барсук этот…

— Откуда он взялся? — Таська окончательно успокоилась, ну почти, Бера она пока решила не прощать, потому что сам виноват и за барсука обидно.

— Думаю, об этом надо Сашку спросить… дело не в том, не в барсуке… или не совсем в барсуке. Свириденко явно что-то задумал.

— Или Офелия, — Таська забралась на ограду и травинкой пощекотала нос Менельтора. — Она всегда была себе на уме… это папенька полагал, что она дура.

— А она?

— Она… может, и дура, но… энергичная.

— Плохо, — эльфийский посол глядел с печальной улыбкой, отчего сидеть на заборе вдруг стало слегка неуютно. Неловко. Хотя ничего-то дурного она ж не делает. — Когда враг не умён, да ещё и чрезмерно энергичен… это доставляет некоторое беспокойство.

— Так что делать будем? — Таська поёрзала, но проявив врождённое свое упрямство с забора не слезла.

— К выставке готовиться… — ответил посол с некоторым удивлением, будто бы ход этот должен был быть понятен каждому. — Да и в целом… порядки наводить.

Таська подавила вздох.

Она терпеть не могла уборку. Тем паче такую, как подсказывало предчувствие, грандиозную.