Эльфийский бык 3

Глава 26 В которой речь идёт о том, как правильно за женщинами ухаживать

Юлиана поняла, что заблудилась.

— Твою же ж… — выругалась она в полголоса и включила фонарик. Желтое пятно скакнуло на ствол. На другой. И третий. И, мигнув, погасло. Потом опять загорелось.

Нет, как вышло-то так?

Хотя… чего гадать. Она всем давно поперек горла стоит, вот и нашли способ избавиться красиво. Когда Главнюк — дал же Бог фамилию — которого Юлиана давно про себя именовала Говнюком — это куда более соответствовало характеру — вызвал её к себе и со сладкой улыбочкой сообщил, что у неё особое задание, Юлиана поняла: подстава.

— Ты же умная девочка, — проворчала она, боком просовываясь меж двумя соснами. — Ты же понимаешь, какие перспективы открываются… ага… чумовые просто.

Нет, ничего этакого, выходящего за рамки обычного маразму, от неё не потребовали.

— Про чупакабру репортаж ты делала. Про русалок тоже. Так что вон, съездишь в этот Подкозельск и отснимешь так, чтоб с трагизмом, чтоб сомнений ни у кого не осталось… а я премии накину.

И стало понятно, что своё Говнюк уже получил.

— Так а чего снимать-то? — уточнила Юлиана на всякий случай. — В каком ключе?

— Вот на месте и придумаешь. Главное, что показать надо, какой Вельяминовы произвол творят. Скажи вон, что они… не знаю, людоедствуют на досуге. И кошек мучают. Люди за кошечек всегда сильно переживают. Ну, ты ж опытная, сообразишь…

Сообразила.

Сразу вот сообразила, что заказ и подстава. Даже подумала, не прикинуться ли больной, но… не прикинулась. Говнюк бы не поверил. Учинил бы скандал. Увольнение… а ей как раз предложили подумать над концептом новой передачи. И на канале поприличнее, а не это вот всё. Но трудовую надо чистую.

И рекомендации.

А засрись она с Говнюком, тот точно зажал бы.

Он бы и так зажал, но если поставить, что, мол, услуга за услугу, глядишь и разошлись бы миром.

— Твою же ж мать, — нога провалилась в какую-то яму и каблук печально хрустнул, намекая, что ходить по лесу на каблуках — так себе идея.

И вообще…

Нет, материал получился бомбезный, конечно. Главное, всецело в концепт канала вписывается. И если Говнюк попытается зажать, Юлиана прямиком к владельцу пойдёт, чтоб тот оценил… там, глядишь, и Говнюка подвинуть будет можно.

Или попытаться.

У того связи. Родственники… а у неё вокруг — темный лес. Тополев, который бил себя в грудь, обещая позаботиться о безопасности Юлианы, свалил, как только всё пошло не по плану. И все-то свалили, кроме Криворученко, который приставлен был снимать.

Он, меланхолик, вечно пребывающий в собственных мыслях, снимал.

И на опушке, где она подводку решила сделать. И потом снова у поля, поскольку пришлось несколько скорректировать исходники, раз уж оно разрешённое и вообще… с коровами снял.

С быком вот.

Бык был прикольный очень. Юлиана ему сухарики отдала, которые в сумочке держала, чтоб перекусить. А теперь в сумочке было пусто.

В лесу тихо.

А поле…

К лесу она вернулась, потому что в голову пришла классная идея, как завершить все. Съемки на закате, чтоб их… повышенной живописности. И снимали долго. Криворученко замаялся прямо, но терпел. Вот с кем ей повезло, так это с оператором… потом уже, завершив съемки, Юлиана поняла, что надо отойти за кустик. И что надобность назрела давно, а она просто несколько работой увлеклась.

И теперь нужда уводила её…

Уводила.

Раз кустик.

Два кустик. И три… и потом, уже поднявшись, Юлиана осознала, что заблудилась. Точнее ей казалось, что она идёт правильно, к краю леса, но она шла-шла, а краю не было.

И лес становился гуще.

И темнота падала. Падала, падала, вот и упала. А Криворученко вряд ли додумается пойти искать или вызвать помощь. Он исполнительный, конечно, но в остальном… да и где её вызывать? Тополев сделает вид, что не знаком. На полицию вообще никакой надежды. Местные… им Юлиану точно незачем искать.

Мысли эти заставили всхлипнуть.

И ещё раз.

— Нет уж… не дождётесь, — Юлиана вытерла нос рукавом, решив, что плакать не будет. Она, когда ещё из дому сбежала, решила, что в жизни не будет плакать и всем докажет… кому — не очень понятно, но слово сдержала.

И теперь тоже.

Лес?

Подумаешь, лес… обычный. Что она, лесов не видела? Надо идти. Или лучше вот… да, правильнее будет наоборот, остановиться. Юлиана же делала репортаж о тех, кто в лесу заблудился. И спасатель ей говорил, что идти как раз нельзя. Что нужно сидеть и ждать.

Она и села.

Лес был сухим. А она — усталой. И в туфли насыпались иголки. И за шиворот тоже. А ещё потянуло прохладцей. И что-то скрипело.

Ухало…

Вздыхало совсем рядом. Сразу в голову полезли мысли всякие… про чупакабру… нет, чушь-то, в доисторических зверей, которые живут вот рядом, руку протяни, Юлиана не очень верила.

Очень не верила.

Нет, какая чупакабра⁈ Но с другой стороны барсук был. А барсуки — это хищники. И тот здоровый… на людей они не нападают. Вроде… или если здоровые, то могут?

Сердце заколотилось.

— Успокойся, — строго ответила себе Юлиана. — Не ной… это ж просто барсук. Дохлый барсук… он опять умер.

А вдруг воскреснет? Она ж там всё излазила, доснимая. И запах остался. Вдруг барсук воскреснет и найдёт её по запаху?

Где-то рядом что-то затрещало…

Юлиана вскочила.

Ухнуло.

И свет фонарика выхватил что-то огромное, мохнатое… разглядывать дальше Юлиана не стала, но бодро бросилась прочь. Она неслась сквозь темный лес, не разбирая дороги, не обращая внимание ни на ямы, ни на корни, ни на ветви, что так и норовили хлестануть по лицу. И остановилась лишь когда осознала, что вот-вот задохнётся.

А потом закашлялась.

И поклялась себе, что если выживет, то точно курить бросит. Вот… давно хотела, а теперь совсем-совсем решилась. И бросит. Обязательно.

Слегка успокоив колотящееся сердце, Юлиана поднялась, опираясь на дерево. Под пальцами ощущалась влажная скользкая кора. А по руке и пробежало что-то. Но орать сил не было.

Она несколько минут просто стояла, пытаясь отдышаться.

И сообразить, что делать дальше.

Туфля левая потерялась.

Правая сбилась с ноги и надо бы тоже выкинуть, а то толку от них. Хотя жалко, ползарплаты ушло. Для красоты. И свидания с перспективным ухажёром, который не оценил, правда, ни Юлианы, ни туфлей, а лишь ныл, что ныне все бабы меркантильные пошли, что так и норовят беспечного юношу в ресторан завлечь да и объесть его со страшною силой.

И потому требовал от Юлианы немедленной клятвы, что она не такая.

— Дура, — сказала Юлиана себе, прислоняясь лбом к дереву. — Вот какая же я дура, а… а ведь просто хотела журналистикой заниматься… выучиться… работать… чтоб не зависеть ни от кого… и теперь вот что? Сожрут… или просветленный воскресший барсук, или остальные, непросветленные…

Она разжала руки и прислонилась к стволу.

Страх ушёл.

А вот выбралась она на какую-то полянку, посреди которой ручеёк тоненький бежал. И наверное, глупо пить воду из ручья, она неочищенная и в целом опасная, и нужно дезинфицировать или хотя бы отфильтровать, но фильтровать было нечем, а пить хотелось.

Опустившись на корточки, Юлиана просто зачерпнула воды.

Сладкая.

Холодная.

И вкусная. Почти как дома… хотя про дом вспоминать не хотелось. Но если выберется, то всё одно маме позвонит, выслушает все упрёки и согласится даже, что она, Юлиана, особа неблагодарная до крайности, что опозорила и родителей, и сестёр, и всю родню, какая только есть, включая пятиюродную тётку Михалину, пребывающую в глубоком маразме. Пускай. Юлиана даже согласится. И покается, быть может.

Главное, поймёт, что мама жива.

И сёстры.

И…

Выбраться бы.

— Так, — Юлиана омылась этой водой. — Хватит сопли по кустам развешивать. Надо вставать и идти. И позвать на помощь. Ночь, конечно…

Собственный звук голоса успокаивал и помогал собраться.

Она поднялась. Кое-как оправила одежду и, оглядевшись, крикнула:

— Помогите…

Эхо разлетелось во все стороны, и показалось, что это её, Юлиану, зовут. А куда и зачем? И как…

— Ау…

Тишина.

Она откашлялась и постаралась крикнуть громче:

— Ау!

Потом достала телефон и включила фонарь. Может, если не услышат, то хотя бы увидят? Желтое пятно снова появилось и вид его успокоил. Оно прыгнуло на воду.

Траву.

И снова воду.

На дерево и с него — на куст… снова на дерево, а уж с дерева — на медвежью морду и снова на дерево.

Что?

Юлиана дёрнула рукой, и кругляш света замер на морде огромного зверя, который тихонько стоял меж двух берез и разглядывал Юлиану с не меньшим интересом, чем она разглядывала его.

— М-медведь… — невидимая рука сжала горло, а в голове мелькнуло, что сама она виновата.

Кто-то ж загрыз того барсука.

Огромного просветлённого барсука… может, медведь тоже просветлился.

— Медведь, — сказала Юлиана, сделав маленький шажок и стараясь припомнить всё, что слышала о медведях. Они ведь не всегда нападают.

И ещё можно прикинуться мёртвой.

Или залезть на дерево.

С деревом вряд ли выйдет, она никогда-то особо не умела лазить, но… сердце прямо зашлось. А телефон вдруг взял и выскользнул из рук, и она снова оказалась в темноте.

В той темноте, в которой где-то рядом был медведь.

И Юлиана заорала, что было сил. Тьма отозвалась протяжным рыком, от которого остатки души ушли в пятки, а потом Юлиана отключилась.

Кажется.

Потому что стало тихо. Очень тихо. Она, оказывается, не упала. Стояла, как раньше, вцепившись в тоненький стволик. И щурилась, пытаясь разглядеть хоть что-то. Но было темно. А потом в темноте послышался шорох и чей-то голос спросил:

— Ты чего орёшь, блаженная?

— Я? — Юлиана облизала пересохшие губы. — Я… заблудилась… думала, может, услышит кто…

Медведь разговаривает?

Хотя… если барсук может достичь просветления, то почему бы медведю и не заговорить?

— Ну я услышал, — сказали ей. — Легче стало?

Юлиана сделала шаг назад, и земля сама ушла из-под ног. Юлиана же с какой-то нечеловеческой радостью подумала, что обморок — это ведь почти смерть. И если так, то даже притворяться нужды нет.

Глядишь и так решит, что она умерла…

Как барсук.

Жаль, без просветления… нет, вот лезет же в голову всякая чушь.

— Ты это… того… не зашиблася? — обеспокоенно поинтересовалась тьма. — Эй, ты живая?

Юлиана скрестила руки на груди и попыталась дышать не очень активно, на случай, если медведь где-то рядом. Опытный охотник, с которым она познакомилась, когда делала репортаж про чупакабру, настоятельно рекомендовал обделаться. Так и говорил, что запах дерьма любого медведя отпугнёт. А потому, если встреча состоялась, то не надо себя сдерживать.

Но обделываться как-то…

Неудобно, что ли.

И перед медведем в том числе.

Меж тем Юлиану попытались поднять, скорее даже вытащить, потому что упала она в какую-то ямину, в которой, похоже, и застряла. Главное, тащили однозначно не лапы.

— А вы… — Юлиана ожила, когда голова её пришла в соприкосновение то ли с корнем, то ли с камнем. — Вы человек?

— Ага… ну, наполовину так точно. Да не боись ты! Я людьми не питаюсь. Это просто не сообразил, что ты не из нашенских, и не перекинулся сразу.

— А р-рычал?

— Ну… это я с неожиданности. Знаешь, вот тоже так себе… я с детства громких звуков боюсь. А уж когда прям на ухо орут. Медведь, между прочим, зверь пугливый. У него даже болезнь со страху может приключиться.

— К-какая?

— Душевная, — совершенно серьёзно ответил парень.

Бред какой. Или… сказанное парнем постепенно доходило.

— Оборотень? — робко поинтересовалась Юлиана и, вцепившись в чью-то мускулистую руку, попыталась сесть. — Ты… оборотень?

— Ага.

— А я — Юлиана…

— Семен, — её аккуратно потащили из ямы. — Ты извини… я не хотел пугать… тут просто… ну… погулять пошёл. Нервы… у нас такое он твориться… страх просто! Я с детства переживательным был. А ещё братец женится, наверное. И даже два! А я как?

— Как?

В голове мелькнула мысль взять интервью. Потом вторая, что если Семен и вправду людей не ест, то кому это интервью будет интересно? Народу людоедов подавай.

Кошмары там.

Загадки загадочные.

Парень загадочным не выглядел. Обычный… или нет. Здоровый какой. Юлиана хорошо, если до подбородка дотянется. И плечи широкие.

Остальное видно плохо. И то странно, что она хотя бы очертания разглядела.

— Вот и я не знаю, как, — проворчал Семен, отряхивая мусор с костюма Юлианы. — Как тебя в это дерьмо-то угораздило вляпаться, а? Я не про сейчас. Я в целом. Вроде ж нормальная, если сблизи-то.

Это польстило.

— Обыкновенно. Поступило редакционное задание. Ну приходится порой вот. То русалок в болотах искать, то леших ловить… а тут вот кровавые ритуалы. Знаешь, какое рейтинг у передач про кровавые ритуалы?

Она стащила туфлю со сломанным каблуком.

— Врёт он всё.

— Это понятно… заказуха чистой воды.

— И ты взялась?

— А чего делать? — Юлиане стало стыдно. Слегка. Потому что неслегка она разучилась стыдиться уже давно, когда поняла, что в этой жизни сама по себе. — Откажешься — уволят.

— Ну и пускай.

— Пускай. А жить за что? Квартиру снимать. Думаешь, репортеры сильно кому-то нужны? Или я этот бред клепаю из любви к искусству?

Она потрясла головой, пытаясь избавиться от игл в волосах. Кроме игл в них была, кажется, ещё паутина и, если повезёт, без пауков.

— Чтоб в нормальное место взяли нужны или связи, или имя… вот и делала. Морали читать станешь?

— Не-а. Не умею.

— Ты… извини… но, может, ты меня из леса выведешь? У меня там оператор где-то… если не уехали. Блин… а ведь могли же… если Говнюк позвонил, то точно могли…

— И тебя бросили? — Семен явно удивился.

— А то сильно я там нужна. Отснятое-то у оператора. Там уже на месте и нарезку сделают, и остальное…

Юлиана закусила губу.

А ведь могут и так порезать, что самой Юлианы не останется. Заменят вон новенькой, которая с Говнюком шуры-муры крутит. Не такая принципиальная оказалась, как Юлиана. А Говнюк ведь не забыл отказа. Сделал вид, что всё понимает и ничего личного, только… вверх двигались все, кроме Юлианы.

И вовсе, если б не рейтинги её программ, давно б её с места подвинул.

— Да ладно, новое отснимешь, — Семен понял проблему по-своему.

— Чем?

— Так… телефон вот, на, — он протянул телефон Юлианы же, который она, оказывается, обронила. — Или вон у Аньки Стёпкиной есть. Она там блог ведет. Про коноплю. Что-то там хитрое бабское.

— Спасибо, — от этой странной заботы ком к горлу подкатил.

— Идём? Так-то тут недалеко. Ты кругами бегала. Я ещё подумал, зачем оно? Потом подумал, может, это так, снимаешь чего… мешаться не стал. Просто приглядывал, а то ж лес, мало ли чего. Идти-то можешь?

— Могу.

— Я ж репортеров живых и не видел никогда. Но сегодня смешно было, да…

Кому и смешно.

Лес закончился как-то вдруг. Вот он был, и вот опушка, причём знакомая, несмотря на темноту. Вон поле конопли. И дорога… и никого.

Выходит, уехали.

Даже искать не стали. Или поискали и… Криворученко точно стал бы искать, он не сволочь, но… если б позвонил кто или там не ему, а водителю. Водитель — старый приятель Говнюка… и все знают, что нагадить способен и сам.

Мог приказать.

А Криворученко… он человек неплохой, но слабый и глубоко пофигистичный. И… и выходит, что Юлиану просто взяли и бросили?

Вот так?

Хотя… на что она вообще надеялась?

Давно надо было самой всё бросить.

Мысль эта появлялась с завидною регулярностью, и порой Юлиана даже думала её будто бы всерьёз, потому что… ну как бы достал этот бред и треш, и Говнюк, и вообще… но куда ей идти? Кассиром? Она бы и пошла. Вон, когда училась, и официанткой подрабатывала, и полы мыла — не переломилась. Только платят кассирам гроши.

На съем не хватит.

Разве что на окраине… а дальше что?

Домой вернуться — тоже не вариант. Там ей рады не будут. Нет, принять примут, потому что такое почтенное семейство не может проявить жестокость в отношении оступившейся дочери — матушка в последний раз так и заявила. И ещё добавила, что место найдётся. Что у сестёр вон дети пошли, которых нянчить надо.

И хозяйство большое.

И вообще работы невпроворот. Да и жениха подыщут. Вдовца какого в годах, чтоб не сильно побрезговал падшею девкой.

Тогда-то, на вдовце в годах, мыслишка о возвращении и померла. И теперь вот…

Наверное, стресс сказался, совокупный или ещё что, потому что её вдруг накрыло осознанием собственной ненужности, лишнести в этом большом и жестоком мире. И никчёмности. И беспомощности.

А ещё бестолковости.

Юлиана шмыгнула носом, отчаянно пытаясь сдержать слёзы, потому что дала себе слово не плакать. И держала ведь. долго держала. А теперь разревелась.

— Ты это… чего? Ушиблась где? Напугалась? — Семен принялся ощупывать. — Где болит? Чего болит?

— Н-ничего… это п-просто… н-нервы…

— Нервы? — Семен выдохнул. — Так-то да… слушай, давай я тебя к нам заберу? Скрипачка есть, блогерша тоже. Вона и журналистка будет!

— Н-не б-будет… т-точно уволят… р-репортаж… п-пропал!

— Да будет тебе репортаж! Хочешь, с девчонками поговорю? Водяницами? Ты ж русалок искала, так почти то же самое… или вона, к Петровичу если подойти, он тебе экскурсию проведет. Они там пулеметные вышки ставят с приятелем своим. Тот с доярами приехал…

Семен взял за руку и потащил куда-то. А Юлиана и пошла.

— Какими д-доярами?

Слезы катились из глаз, но голова пыталась осознать услышанное.

— Боевыми… так что теперь ставят вышки, ну, чтоб силос сторожить. И от наёмников отбиваться, а то полезли вон…

— Наёмники?

— Ага… Свириденко, поганец, не угомонится. И Тополев с ним же… но ничего… и конопля у нас хорошая, если с нею дружить… да и в целом-то… вон, выставка завтра ещё будет! Сельскохозяйственная! Сделай репортаж про выставку! И про коровок наших!

Ну да, кажется, ей только и останется, что про сельхозвыставки рассказывать с коровами… нет, коровы чудесные, но… но как-то оно…

— А! Тут Алёнка… ну это сестра моя… она говорит, что древнее зло пробуждается! Если про выставку не хочешь, то про него сделай!

— Древнее зло? — слёзы сами собою высохли. — К-какое?

— Древнее же, — сказал Семен снисходительно. — Восстанет там из мёртвых или ещё чего. Тут я не знаю. Но раз Алёнка сказала, то точно пробуждается…

— Древнее зло — это аргумент… — Юлиана вцепилась в руку Семена. Он вроде бы сбегать не собирался, но… но вдруг? Что ей делать посреди поля одной.

— А то. Не хочешь про зло, так вон… тоже найдётся, у кого эту… интервью взять.

— И у кого же?

— А у кого хочешь! Эльфийский посол есть? Есть. Принцесса тоже имеется, и тоже эльфийская, — Семен загибал пальцы. — Принц опять же. Эльфийский. Император… правда, не эльфийский, наш, местечковый. Но парень славный.

Безумие.

С другой стороны, если есть заказ, то его кто-то сделал. И этот кто-то неплохо заплатил Говнюку, а значит… обида уступала место холодной злости.

Списать её решили?

Утопить?

Бросить в лесу? Не выйдет! Хорошего репортера лесом не запугаешь.

— Послушай… — Юлиана подёргала рукав. — А кто тут вообще главный? Принц или император?

— Так… тётка Василиса. А что?

— Можешь устроить встречу? Хочу поговорить с ней. Прояснить… слыхал про журналисткие расследования? Всё это сегодняшнее представление можно подать совсем под другим ракурсом. На канал, конечно, не пустят, но если у вашего блогера аудитория имеется, то через сеть даже интересней выйдет. У меня и свой канал имеется. Можно будет перекрестить, сделать охват шире…

— Слушай, а ты замужем?

— Нет? А что?

— Ничего.

— Мне надо будет побеседовать с местными, кто в курсе проблемы… отснять ваше поле с утра. И чтоб рассказали, какая конопля хорошая… коровок. Сделаем, как будто этот Тополев…

— Свириденко, — поправил Семен. — Тополев — это так, мелкая задница.

— Не важно… что он давит маленький и гордый род… конечно, Говнюк отснятое попробует по-своему смонтировать, но тут уже как подать. Хрен у них выйдет… только ты меня прямо завтра проведи! И к принцессе этой…

— Проведу, — пообещал Семен. — А жениха тоже нету?

— Нету. А что?

— Ничего.

И смотрит честно-честно. Потом, правда, моргает.

— Слушай… а ты сколько детей хотела бы? Ну, потом, как замуж выйдешь?

— Да я пока вообще выходить не собираюсь. Не собиралась… но так-то двоих, наверное.

— Это хорошо… а тебе кто больше нравится? Блондины или брюнеты? И как ты к оборотням относишься?

— Ты… — Юлиана остановилась. — Ты что… ты ж не серьёзно это! Ты меня знаешь… сколько знаешь… да часу не прошло!

— Ну почему… я за тобой давно приглядываю. И коноплю ты кормила, и коровок гладила. Значит, хорошая. Хорошая, одинокая, детей хочешь. Надо брать!

Нет. Он смеётся.

Точно.

Или…

— Вообще-то за девушкой сперва ухаживают, — проворчала Юлиана, потому что надо было что-то сказать. — Гуляют там… угощают…

— Ну… — Семен поскреб голову. — Мне казалось, что ты уже нагулялась за день, но если хочешь, могу отвесть к реке там. Или вон, на старую мельницу ещё! Или по лесу…

— Не надо по лесу!

— Вот! Лучше давай домой. Отведу, покормлю, спать уложу… не бойся, к девчатам пристрою… а ты подумай.

Бред.

Бред бредовый. Но…

— Серега свою тоже в лесу отыскал, — признался Семен. — Но ты лучше!

— Чем?

— Не лысая…

На такое и ответить не сразу найдёшься.

— Послушай… — Юлиана постаралась повернуть мысли на рабочий лад. — Мне бы в сеть выйти. Узнать, что да как… есть тут сеть?

— А то! У нас и интернет есть, и прочее… на сосне, правда. Но не боись, я тебя подсажу…

Кажется, оставалось смириться и тихо порадоваться, что Юлиана не вняла мудрому совету старого охотника.