Эльфийский бык 3

Глава 19 О некоторых сложностях работы спасателем

Павел Кошкин точно знал, что везение — это не про него. Что он из тех людей, с которыми обязательно что-то да случится. В мирной жизни так уж точно. Благо, на работе это его особенность не сказывалась. А вот так-то…

Вертолёт, доставивший Кошкина до базы, на оной и остался. Можно было бы и ближе, хоть бы и до самого Подкозельска, но вот не любил Кошкин шуму, тем паче, когда ещё не понятно, есть ли вовсе смысл шуметь. А потому просто сменил вертолёт на машину, вежливо отказался от сопровождения, озаботившись на всякий случай картами, и поехал себе.

Сперва даже ехалось нормально.

Спокойно.

Дорога, пусть и старая, но вполне себе годная.

Слева лесок. Справа ещё один. Небо светлое ясное. Прогноз тоже приятственный, без дождей, гроз и шквального ветра. Это-то и настораживало.

Перебравшись через мост, тоже старый и по виду давно всеми забытый, Кошкин оказался на вполне приличном шоссе, пробивавшемся через густой до непроглядной черноты ельник. Не то, чтобы лес сильно впечатлил, скорее уж дороги этой на карте не было.

Такой. Двухполосной. С беленькою, будто вчера нанесённою разметкой.

Кошкин и достал карту.

Точно.

Вот он свернул с шоссе, направляясь к Конюхам, в которых по словам Поржавского что-то такое затевалось, но при том сам князь точно не мог сказать, что именно. То ли фестиваль с ярмаркой разворачивался, то ли временный лагерь. Главное, что там стоило подзадержаться, оглядеться на месте и доложиться.

Но…

До Конюхов Павел не доехал.

Дорога на карте значилась просёлочною. А леса вовсе не было. И уж точно на карте не обозначалась зловещая мгла, которая сочилась из земли.

— Вот что за хрень-то? — спросил Павел и вытащил телефон.

Связь исчезла.

Нет, это он и предполагал, а потому телефон взял особый, с выделенным защищённым каналом и подключением через спутник. Но связи всё равно не было.

— Ладно, — он прищурился, пытаясь определить по солнцу, где там север с югом и в целом направление движения. — Попробуем как-нибудь…

Сизая мгла сползала на дорогу, и это категорически не нравилось Кошкину.

Он вернулся в машину.

Итак, если дорога есть, то куда-нибудь она да приведёт, тем паче, что ведёт она в нужном направлении. Главное, не спешить и не паниковать.

— Не спешить, — сказал он себе. — И не паниковать.

Кошкин вздохнул и, потрогав языком зуб, который снова начал ныть, будто другого времени не было, осторожно двинулся вперёд.

И зуб надо было бы залечить.

Только…

Мгла сползала на дорогу, а в какой-то момент он ощутил острое желание развернуться. А там и приступ страха последовал, резкий, заставивший стиснуть зубы.

— Вот… хрень, — Павел оскалился, потому что ноющий зуб на стискивание отозвался уколом боли. И это только больше разозлило, потому что… и вправду хрень же ж.

Ладно.

Павел вдавил педаль газа, направляя машину на морок. А он уже не сомневался, что видит морок, отлично исполненный, детальный и даже на ментальной магии основанный, но всё-таки морок.

Машина рванула и…

Словно провалилась куда-то. Потом подпрыгнула, пошла юзом. Он ощутил, как наотмашь ударило страхом, и сердце послушно заколотилось, разгоняя кровь. Появилось желание ударить, силой, сколько было.

Сдержался.

И машину удержал. Иллюзия на наличии ям никак не сказывалась.

Остановился Кошкин уже на той стороне, позволяя себе перевести дух.

Граница осталась позади. Впереди была дорога, но уже вполне обычного вида, такая просёлочная, старая, но не совсем уж заброшенная. По обе стороны поднимался лес, пусть ельник, но лишённый зловещей мрачности. И туман вон исчез. И желание убраться.

Стало быть, дело даже не в иллюзии.

Точнее не только в ней, но и в ментальном воздействии, причём такой силы, которая пробила стандартные щиты. Павел вышел из машины и принюхался.

— Любопытно, — сказал он и вытащил телефон. Хмыкнул. Связи по-прежнему не было. Даже выделенный канал перекрыли. И кто бы это ни сделал, вряд ли он был не в курсе, что нарушает закон.

Павел потрогал языком ноющий зуб и потянулся. Кажется, нынешняя поездка будет куда более увлекательной, нежели ему представлялось.

— Что ж, — Павел вернулся к машине. — Если дорога, то куда-то да выведет…

Дорога вывела к посту.

Причем сперва Павел снова ощутил в себе желание свернуть и убраться куда подальше, а потому активировал артефакт ментальной защиты. И желание исчезло. Затем появилась пара противотанковых ежей, что было совсем уж странно для местечковой просёлочной дороги. За ежами обнаружился военный джип, той усиленной модели, которую пытались всунуть спасателям, не понимая, что утяжеленная неповоротливая дура — это совсем не то, что надо. Да, проходимость хорошая и защита тоже, но вот… медленный очень.

И здоровый.

Бензина жрёт как не в себя.

Сейчас автомобиль перегораживал дорогу.

За ним проглядывала ещё парочка, причём неплохо так нагруженных. Пулемётная установка смотрелась вполне даже органично. Дальше, уже на обочине, наполовину сползши в лес, словно надеясь укрыться в нём, закопался в сухую листву фургон связи. Над ним уже распустилось кружево антенн… ага, и ретрансляторы полевые, и усилители. И главное, никаких опознавательных знаков на боках. Стало быть, машинка во владении незаконно.

Законно такие в частные руки не передают.

— Эй, — Павла заметили и на дорогу выскочил мужик в бронежилете да с автоматом наперевес. — Эй, стоять! Вылазь!

Павел остановился.

Переть на ограду было глупо. Да и поговорить с человеком стоило. С людьми вообще надо разговаривать.

— Доброго дня, — сказал он вежливо.

— Руки! Поднял!

И автоматом тычет… ну вот кто в малознакомого человека сразу и автоматом? Но Павел сдержался.

— Ты кто такой?

— Я? Павел… Кошкин, — он и руку протянул, от которой этот с автоматом шарахнулся. — А ты кто? А что тут у вас?

— Ты откуда взялся?

— Так… оттуда, — Павел махнул. — Слушай, что за хрень творится? Еду, еду себе… а тут бац и лес такой, что прям страсть! Темнота. Ёлки шумят, качаются. Туман какой-то…

— Вот и ехал бы назад.

— Не могу.

— Чего?

— Ну… я к маме еду. Она загостилась вот… навестить хочу. Да и племянничка тоже. Племянник у меня в Подкозельске. Молодой. Безголовый…

Мужик автомат было опустил.

— Слушай… — он замялся, явно не зная, как быть. — Ты бы это… повернул назад. Нельзя в Подкозельск.

— С чегой-то?

— С того, молодой человек, — из-за джипа показался другой тип, без бронежилета, но артефактами обвешанный, как ёлка игрушками. Главное, мощные, но бестолковые какие-то… — Что в Подкозельске и окрестных землях объявлена чрезвычайная ситуация.

— Да? — искренне удивился Павел, потому как с полчаса тому связывался и ни о каких чрезвычайных ситуациях в Подкозельске ему не докладывали.

— Именно, — тип поджал губы и лицо сделал печальное. — Спонтанный выброс тёмной энергии… и возможно — неизвестная болезнь.

— Жуть какая. А это у вас типа… санитарный кордон?

— Он самый.

— А вы — МЧС?

— Ага…

Вот же, врут и не краснеют.

— А… ну тогда я пойду, что ли, — Кошкин сделал шаг назад.

— Боюсь, — тип развёл руками. — Мы не можем вас отпустить. Вы нарушили санитарную зону и теперь наши целители должны проверить, не заражены ли вы вирусом тьмы…

Охренеть.

А они, однако, с фантазией.

— Вирусом? Не… у меня только зуб болит, — честно сказал Павел.

— Вот и проверят… мне жаль, что так получилось…

Врать тип так не научился.

— Ваши документы…

Павел протянул водительские права. Стало даже интересно, что дальше будет-то.

— И прошу за мной, — этот приказ тип подкрепил ментальным давлением. Что ж… почему бы не пройти, если просят.

Особенно так от.

— А… а чего знаков никаких не было? — уточнил Павел. — Ну там типа осторожно… или ещё каких.

Его одарили мрачным взглядом.

— Чтобы не сеять панику среди мирного населения. Операция тайная.

Прав государь.

Полный беспредел твориться. Тайные операции. Блокировка дорог… сердце кольнуло страхом за матушку, которая явно вот где-то тут… и Ванька тоже.

Матушка, если при Чесменове, то справится. Князь, может, сволочь, но сильная и с фантазиею немалой. Так что за матушкой присмотрит. А вот Ванька… Ванька ведь ещё тот обалдуй.

Точно вляпается.

Зуб заныл снова, и Павел прижал ладонь к щеке. Твою же ж… а ведь дёргает его на магию, на направленное воздействие. Вон, тип идёт, поглядывает искоса, сжимая в руке что-то… точно, артефакт очередной. И вот где столько набрали?

Главное, зачем?

Ничего. Потом расспросят… вот Чесменов и расспросит. Очень его, помнится, незаконный оборот артефактов в переживания вводил.

Они обошли машины. И пункт связи, на который было велено не обращать внимания. А за ним уже обнаружилась пара обыкновенного вида жилых фургончиков, возле одного из которых снова застыл человек с автоматом. Ишь ты… и нашивочки-то не спорол.

Эмблема знакомая.

Наёмнички. А Павел ещё когда говорил, что надобно ограничить в правах эту вольницу, а то и вовсе запретит. А то развелось… кордоны ставят. Честное имя МЧС марают всякою поганью.

— Принимай, — сказал сопровождающий, указав на Павла. — Представляешь, границу пересёк…

— Да я сразу сказал, что хрень будет на такое расстояние распылить. Она разве что лосей отпугнёт. Лады… не буйный?

— Да вроде тихий мужик. Вон… видишь, как придавило?

— А чего за щеку держится?

— Вроде зуб болит…

— А… ну это да… дерьмово, если так. Ничего. Скоро перестанет. Скоро тут ни у кого ничего болеть не будет… слушай, есть…

— Ты задолбал. Твоё где?

— Так… это… болит же… надо…

— Беркут… вроде ж разумный человек… последний раз говорю, держи дозу. Повышать станешь… знаешь, куда пойдёшь.

Он вытащил из кармана крохотный патрон, который Беркут вставил в шприц, вроде инсулинового.

— Тебе хорошо… ты пока… не понимаешь… если не повышать, то дерьмово… знал бы ты, как дерьмово… я уже десять раз всё проклял, — мужик отставил автомат, прислонивши его к фургону.

А они тут совсем непуганные, что ли?

Что бы за дрянь ни была в шприце, но мужик вогнал его в шею и зажмурился. По телу его прокатилась волна дрожи, на мгновенье лицо исказилось, а на щеке проступило весьма характерное тёмное пятно.

Впрочем, шприц тотчас убрался в карман, и мужик, повеселев, автомат поднял.

— Это… заводи. Вечером заберут. Обоих…

— А как… баба?

— Да тихо сидит. Куда она денется-то?

И хохотнул.

Баба?

Павлу пришлось приложить немалые усилия, чтобы невозмутимо, как и полагается человеку под воздействием направленного подавителя воли, шагнуть в дверь. И тут баба… и не удивится он ничуть, если окажется, что древнее зло, оно тоже исключительно женского полу.

— Давай, давай, вперёд… какой-то он у тебя совсем осоловелый.

— Есть немного. Так… непривычный, верно.

Ага, к подобному раздолбайству привыкнуть сложно. Не обыскали. Не попытались даже личность пробить. Права… мало ли, кто эти права напечатал. Даже факт, что собственные Кошкина были вполне оригинальными, это ж ни о чём не говорит.

Отпечатки пальцев хотя бы сняли, не говоря уже об энергослепках ауры.

А они…

Кошкин шагнул на ступени.

— Давай… от пряменько и в крайнюю… на изоляцию, — тип за спиной хохотнул. Его настроение переменилось и теперь он прямо-таки лучился радостью.

Наркоманы.

Кто в здравом уме вооружает наркоманов?

Внутри фургон был разделен на крошечные камеры, причём сразу пахнуло характерным таким холодком. Значит, подавители силы стоят. И неплохие. Не потому ли эти вот не стали уровень силы замерять? Ментальный и эти вот… для мага средней руки хватит с лихвою. А маги даже средние среди людей встречаются не так и часто. Обычного же человека и вовсе вырубит.

Павел позволил отвести себя в крайнюю камеру, в которой и была лишь тряпица на полу, на неё и опустился, как велели.

Ноги скрестил.

Руки на коленки положил…

— Может, наручники…

— А есть?

Кошкин прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Так, подавителей минимум три. Один над дверью, ещё два разнесены в противоположные концы фургона. В результате получается треугольник, однако тонкой настройкой, судя по всему, никто не занимался. И потоки, перекрывая друг друга, не усиливали общий контур, а наоборот, гасили его.

Недоучки.

Вот… кругом одни недоучки.

— Да… если обыкновенные, то вот, а эти, так под роспись. Но Сигужин не в духе, так что… если узнает, что прорвался кто-то, точно…

— Эй ты, — по решётке пнули. — Руки протяни.

Кошкин протянул. И на запястьях защёлкнулись браслеты.

— Сойдёт, — сказали ему. Или не ему. Главное, что ментальное давление ослабло, да и зуб слегка притих. — Эй, мужик… ты как?

— Где… я? — Кошкин надеялся, что голос его звучит в должной мере нервно. Он мысленно представил визит к стоматологу и вежливую его улыбку, и это ласковое, нежное даже: «Сейчас сделаем укольчик и больно не будет»…

— Ишь ты… боится.

Конечно.

Кто в здравом уме не боится стоматологов?

— Ты это… заражённый… типа… надо ждать.

— Чего?

— Так… вечера.

— Вечером целитель приедет?

— Приедет-приедет… исцелит. А пока тут посиди.

— А наручники зачем?

— Ишь ты… зачем-зачем… а чтоб себя не поранил. Болезнь дюже опасная. Люди вон себя кусают, рвут на части. Так что, считай, для твоей же безопасности.

И ушли.

Дверь закрылась, погружая фургон в полумрак. Если в нём и были окошки, то их зашили при переделке, оставив лишь одно, в отдалении. Сквозь него проникал зыбкий свет, и Кошкину понадобилось несколько мгновений, чтобы приспособиться к сумраку.

Он потряс рукой, раздумывая, снимать ли наручники или погодить слегка. Осмотрелся, но камеры, если и имелись, то были сокрыты. С другой стороны…

— Сталь заговорённая, — сказал кто-то рядом. Голос был женским и на диво спокойным.

— Действительно, заговорённая, — согласился Кошкин, когда цепочка наручников лопнула лишь на третий счёт. — Неплохая, кстати…

— Маг?

— Маг. А вы…

— Ты, раз уж вместе влипли, — через прутья камеры на той стороне вытянулась тонкая женская рука. — Я тоже… но так себе… не особо, чтобы сильный.

На запястье болтался обрывок наручника.

— Я бы не сказал, что слабый…

— Как маг слабая, а так-то… я ж на своей земле. Так что погоди, сейчас помогу.

Тонкие пальчики правой руки ухватили один железный прут, а левой — другой… и прутья, чуть дрогнув, пошли в стороны.

Это… это как?

Кошкину стало обидно, потому что он спасать вознамерился, а сейчас получится, что наоборот. И он поспешил тоже отжать прутья, что получилось, конечно, но далеко не сразу. Пришлось себя усиливать да и заклятье кой-какое применять.

Меж тем женщина протиснулась в щель.

Худенькая. Ей и отжимать не сильно пришлось.

— Василиса, — сказала она, подав руку.

— Павел, — Павел эту руку осторожненько пожал. — А как ты сюда попала?

— Да, признаться, по глупости… с племянницей… ходили в одно место. Она осталась, а я решила вернуться. Домой спешила очень. Так бы она свою дорогу провела, никто бы и не заметил. Но подумала, что дом вот… рядом… напрямки. Что случится…

Она была не сказать, чтобы высокой.

И в сумраке сложно было вовсе разглядеть, красива или нет. Кошкин даже усовестился этаких мыслей, потому что получалось, что если некрасива, то и не спасать?

Или как-то иначе спасать?

— А стрельнули чем-то в шею… и только тут недавно вот отошла.

Она и шею потёрла.

— Ноет.

— А у меня зуб, — зачем-то пожаловался Кошкин. — Позволишь? Я, конечно, не целитель…

— Да ерунда, пройдёт. Домой надо… девочки беспокоиться будут. Ещё полезут искать.

— Тогда, — Павел любезно подал руку. — Прошу… единственно, я немного задержусь с вашего позволения.

— Может, всё-таки на ты… чай, в соседних камерах сидели.

— Аргумент, — Павел понял, что улыбается. — Не обращай внимания. Это у меня воспитание на нервной почве проявляется. Но задержусь всё равно…

Он подошёл к пустой камере и провел по стене. Царапины. Неровности… чёрточки какие-то, будто кто-то пытался имя выцарапать. Ниже другое… и фургон этот использовали. Нельзя сказать, как давно, но использовали.

Надо сохранять улики.

Следы силы вряд ли уцелели при включённых подавителях, но вот биологические — кровь там, слюна или волосы — отыщут.

— Дерьмо… — он не удержался, когда пальцы нащупали кривобокое сердечко. А что это было сердечко, понял даже Кошкин. — Извини…

— Ничего, — Василиса сцепила руки на груди. — Дерьмо и есть. Не понятно только, с чего они так обнаглели.

— Выясним. Держись за спиной. Людей здесь десятка два…

По меньшей мере. Глубокое сканирование Кошкин опасался проводить — могли и почуять, если среди наёмников нашёлся бы приличный маг. С другой стороны, приличные маги с подобным сбродом не связываются, нужды нет. А это…

Дверь он вынес пинком, выпуская наружу и злость, и раздражение. Ударом вырубил придремавшего автоматчика, который так и не понял, что происходит. А Василиса молча автомат подняла.

И так… правильно держала, что стало ясно — приходилось иметь дело.

— Никакого порядка, — проворчал Кошкин и запястье поскрёб. Наручники затянули как-то слишком уж туго. Ну да ладно, потерпит.

Он сделал шаг, а потом, остановившись, просто развёл руки, выпуская дикий ветер. Порыв его пропахал землю, переворачивая машины, а следующий удар, сведённый Павлом в одну точку, рассёк бронированный джип на две части.

Так-то лучше…

— Крепко, однако, тебе зубы болят, — задумчиво произнесла Василиса. — Или они тут не при чём?

Повернув ствол в сторону бегущих, она выпустила короткую очередь. Правда, по земле.

И ладно.

Ни к чему женщине убивать.

С этим найдётся кому справиться.

— Всем лежать! — раздалось со стороны леса. — Именем Императора…

И над разрезанным джипом вспыхнул знакомый орёл.

— Давай, — Кошкин, подхватив Василису под локоток, пояснил. — Не надо им мешать… они так-то хорошие, но на работе. Нервничают.

Он отвёл Василису в стороночку, надеясь, что всё это представление не затянется надолго.

Не ошибся.

И четверти часа не прошло, как перед Кошкиным появился человек в характерного вида чёрной броне:

— Вот все люди, как люди, а Кот вечно с бабой какой-то.

— Это Василиса, — сказал Кошкин. — Василиса, это — Николай Симаков… ты откуда взялся?

Старый приятель стащил шлем и, вдохнув свежий воздух, сказал:

— Так… Поржавский направил. Чтоб приглядел там… на всякий случай. Заодно уж и в разведку. Я и прицепил маячок. А как он заглох, так и понял, что неладненько. И глушилки на дороге, и пост этот… вот скажи, Кот, почему ты вечно во что-то вляпываешься?

— Я? — Кошкин возмутился до глубины души. — Я, между прочим, спасатель. Мне положено! И вообще… тихо надо, а вы устроили.

— Ой, да ладно… — Симаков огляделся. — Сейчас уберемся, переоденемся. Никто и не заметит разницы.

— А это? — Павел указал на фургон. — Они ж на связи… были.

— И будут. Паш, ну я ж не учу тебя работу работать. И ты меня не учи… мы умеем с людьми разговаривать. Убеждать там… вот и убедим, что есть разница не только в сроке, который им грозит, но и в том, где этот самый срок отбывать. Поверь, от моих предложений ещё никто не отказывался!

И улыбнулся во всю ширь. А ещё Василисе подмигнул, сволочь этакая…

— Я бы и сам справился, — буркнул Кошкин.

— Верю, — Василиса кивнула и уточнила: — Я могу идти? А то ведь девочки волноваться станут… и вообще там с вашими спецоперациями бардак полный…

— Я провожу, — Кошкин тайно показал старому приятелю кулак. — А то и вправду… никакого порядку. Если бы вы знали, до какого маразму порой доходит… вот поедешь так матушку престарелую проведать, а тебя сперва заморочить хотят, потом в рабство захватить или там на опыты. Только станешь отказываться, объяснять людям, как они неправы, так гвардия налетит и всё попортит…

— Это по-твоему объяснение? — указала Василиса на развороченный джип.

— Ну… меня матушка учила, что с людьми нужно говорить на их языке. Тогда легко будет достигнуть взаимопонимания… кстати, зачем тебе автомат?

— Хозяйство, — Василиса перекинула автомат за спину. — У меня большое… а в большом хозяйстве всё пригодится. Даже автомат… так ты идёшь?

— Разве я могу отказать женщине с автоматом?

— А Котом тебя прозвали…

— Потому что живучий очень.

И не хрен в спину ржать. Заметно же ж… очень даже заметно.