Фатальная ошибка

31 Бегство от невидимки

Кэтрин стояла около своего дома, глядя на звездный купол над головой. Ночь была морозная, изо рта вырывался пар, но холод, который ощущала женщина, шел изнутри и был порожден только что пережитым. Единственным местом на земле, где она чувствовала себя вполне уверенно и надежно, был дом, в котором она прожила столько лет, и земля, на которой каждое дерево, каждый куст и каждое дребезжание кровли на ветру будили воспоминания. Для нее это всегда служило жизненной опорой. А теперь, после того как она услышала слова «Я вернусь», дом перестал быть безопасным убежищем.

Неожиданно Кэтрин показалось, что на улице слишком холодно, для того чтобы строить какие-либо планы. Это удивило ее — она привыкла решать свои проблемы под небом Вермонта в любое время года. Но в эту ночь темное небо не приносило ясности мышления, а лишь заставляло ежиться от холода. Она вдруг подумала, что Майкл О’Коннел, наверное, не чувствует холода, — его греет одержимость.

Кэтрин посмотрела на ряд деревьев, окаймлявших большое пространство около дома, которое было расчищено ее мужем для Хоуп к ее одиннадцатилетию. Он арендовал для этой цели трактор, а затем засеял участок выносливой дернообразующей травой и поставил стойки для ворот. Обычно вид этого небольшого футбольного поля будил у Кэтрин множество дорогих для нее воспоминаний. Но сегодня она не замечала его, глаза ее были устремлены дальше, и ей чудилось, что там, в темноте, прячется О’Коннел и наблюдает за ними.

Скрипнув зубами, Кэтрин повернулась и направилась в дом, но предварительно сделала в сторону деревьев непристойный жест — на всякий случай. Было уже далеко за полночь, а предстояло еще уложить вещи. Ее собственный баул был готов, но Эшли, еще не оправившаяся от потрясения, собиралась медленно.

Скотт пил черный кофе на кухне. На столе перед ним лежал дробовик. Он задумчиво провел пальцем по стволу и пожалел, что Кэтрин так и не спустила курок, — это сразу решило бы проблему. Наверное, они провели бы остаток ночи в беседах с полицейскими и следователями и пришлось бы нанимать для Кэтрин адвоката, хотя он сомневался, что ее арестовали бы. Если бы пожилая женщина застрелила этого ублюдка на пороге своего дома, они все вместе как-нибудь выкрутились бы. И через несколько дней жизнь вернулась бы в обычную колею.

Он слышал, как Кэтрин вошла в дом и прошла на кухню.

— Присоединюсь к вам, — сказала она, наливая себе кофе.

— Да, у нас впереди долгая ночь.

— И не только впереди.

— Эшли еще не собралась?

— Будет готова через минуту.

— Она никак не может успокоиться.

— Ее можно понять, — кивнула Кэтрин. — Я тоже еще не вполне успокоилась.

— По вам это не заметно.

— У меня опыт больше.

— Да, жаль… — начал Скотт, но осекся.

Кэтрин криво улыбнулась:

— Я понимаю, о чем вы жалеете.

— Как было бы здорово, если бы вы избавили нас от него!

— Да, сейчас я чувствую то же самое.

Обоим пришла в голову одна и та же мысль, которую они не высказали: у них больше никогда не будет возможности держать О’Коннела под прицелом. Скотт сразу же постарался отогнать эту мысль — цивилизованная часть его сознания говорила ему, что проблемы не решают с помощью насилия. Но в другой части всплывал вопрос: «А почему?»

В дверях появилась Эшли.

— Ну вот, — сказала она, — я готова. — Глядя на Кэтрин и отца, она добавила: — Вы уверены, что нам надо уезжать?

— Здесь очень уединенное место, дорогая, — тщательно подбирая слова, ответила Кэтрин. — И бог его знает, что предпримет мистер О’Коннел.

— Это несправедливо, — сказала вдруг Эшли. — Несправедливо по отношению ко мне, по отношению к вам, да и вообще несправедливо.

— Сейчас, я думаю, справедливость уже не так актуальна, — заметил Скотт.

— Сейчас надо думать о безопасности, — поддержала его Кэтрин. — Поэтому лучше уж перестраховаться.

Эшли сжала кулаки, стараясь не расплакаться опять.

— Давайте уедем все вместе, — продолжил Скотт. — К тому же и твоей маме, и Хоуп будет гораздо спокойнее, если ты будешь дома. А Кэтрин уж точно не захочет встречаться здесь наедине с этим подонком, когда он поймет, что мы увезли тебя.

— В следующий раз, — заявила Кэтрин, похлопав рукой по дробовику, — я не стану долго с ним разговаривать.

Скотт и Эшли улыбнулись.

— Кэтрин, — сказала Эшли, — я думаю, из тебя получился бы отличный киллер.

— Спасибо за комплимент, дорогая, — польщенно отозвалась Кэтрин.

Скотт поднялся из-за стола.

— Итак, вы точно помните, кто и что должен делать? — спросил он.

Обе кивнули.

— Не слишком ли сложно? — выразила сомнение Кэтрин.

— Лучше пусть будет сложно, но не впустую. Ведь не исключено, что он наблюдает за нами и кинется в погоню. И кто знает, что ему придет в голову? Один раз он уже чуть не скинул вас с обрыва.

— Если только это был действительно он, — заметила Эшли. — Мы не разглядели толком ни водителя, ни машину. Я не вижу смысла в его действиях. Зачем пытаться убить нас, а спустя полчаса, стоя в гостиной, кричать, что он любит меня?

Скотт лишь пожал плечами. Он тоже не видел в этом смысла.

— Как бы то ни было, если он следит за нами, то пускай поломает голову.

Собрав все сумки и чемоданы, он отнес их к входной двери. Кэтрин выключила весь свет в доме. Оставив женщин в коридоре, Скотт вышел во двор. Окинув взглядом темные силуэты деревьев, он вспомнил, как во Вьетнаме, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Эшли, он осматривал в полевой бинокль джунгли и ощущал сырой затхлый запах мешков с песком, на которых лежал. За спиной у него была молчащая гаубичная батарея, а впереди густой подлесок и деревья, оплетенные лианами, и он гадал, наблюдают за ними оттуда или нет.

Он тихо прошмыгнул к своему «порше», завел двигатель и поднял капот. Оставив двигатель включенным, он быстро перешел к маленькому полноприводному хетчбэку Кэтрин и завел его двигатель тоже. После этого, открыв правые передние дверцы обоих автомобилей, он до упора опустил пассажирские сиденья.

Взяв багаж, он положил чемодан Кэтрин в свою машину, чемодан Эшли — в Кэтрину, закрыл багажники, а все четыре дверцы автомобилей оставил открытыми. Быстро вернувшись к дому, он спросил:

— Готовы?

Обе женщины кивнули.

— Тогда пошли. Только быстро.

Все трое двинулись вперед сплошной темной массой. Эшли проскользнула на пассажирское сиденье «порше», Кэтрин — за руль своей машины. Девушка сразу же нырнула вниз, чтобы ее не было видно. Волосы она спрятала под темную шерстяную матросскую шапочку.

Скотт обежал оба автомобиля, захлопывая дверцы, и, вскочив на свое сиденье, поднял большие пальцы, что служило для Кэтрин сигналом к старту. Ее машина с визгом сорвалась с места, гравий полетел из-под колес. Скотт двинулся следом буквально в нескольких дюймах позади. Так, тандемом, они выскочили на шоссе.

Скотт пристально следил за дорогой, высматривая, не появятся ли фары преследующего их автомобиля, но на извилистой дороге видимость была ограничена. «Да и вообще, — подумал он, — при полной луне, как сейчас, преследовать кого-либо удобнее с выключенными фарами».

Эшли сидела скрючившись, Скотт старался не отставать от Кэтрин, которая направлялась к известному ей месту перед самым выездом на федеральную трассу. Это был придорожный банк с небольшой автостоянкой позади него. Увидев въезд, женщина в самую последнюю секунду включила аварийную мигалку и резко крутанула руль. Колеса взвизгнули, и она, проскочив между створками ворот, проехала прямо в дальний, неосвещенный конец автостоянки. На хвосте у себя она слышала рычание «порше». Остановившись, она перевела дыхание.

Скотт затормозил рядом с ней, выскочил из машины и, подбежав к углу здания, выглянул на шоссе.

Мимо банка проехал автомобиль, за ним другой. Водителей Скотт не успел рассмотреть. Обе машины, не тормозя и не сворачивая на федеральную трассу, продолжали свой путь. Скотт выждал примерно минуту, пока не проехал еще один автомобиль, и вернулся к женщинам.

— Все в порядке, его не видно, — сказал он. — Пересаживаемся.

Эшли молча выскользнула из «порше» и, сев на пассажирское сиденье хетчбэка, завернулась в старый плед. Кэтрин кивнула и, нажав на стартер, выехала на федеральную трассу и направилась к югу.

Скотт тоже выехал на дорогу, но, вместо того чтобы поехать на юг следом за Кэтрин в сторону дома, остановился на обочине и терпеливо смотрел, как хвостовые огни их машины тают в темноте. Он хотел проверить, не бросится ли кто-нибудь за женщинами в погоню, но подозрительных машин тоже не было видно. Досчитав до тридцати, он внезапно до отказа нажал на стартер и, развив скорость почти в девяносто миль, выскочил, скрежеща покрышками, на въезд на полосу, ведущую в северном направлении. Впереди он увидел выезжавший с правой боковой дороги грузовой трейлер, грозивший перегородить ему путь. Однако, вместо того чтобы притормозить, он нажал на газ и проскочил под носом у трейлера. Ночную тишину взорвал протестующий гудок, водитель в раздражении стал сигналить фарами. Скотт, не обращая на него внимания, помчался дальше, высматривая запрещенный разворот, предназначенный только для служебного пользования. Он надеялся, что на развороте не дежурит патрульная машина. Увидев знак, он ударил по тормозам и одновременно выключил все фары.

Меняя курс с севера на юг, «порше» запрыгал на ухабистой грунтовке и разок шаркнул по земле днищем. Бросив взгляд на трассу, Скотт убедился, что она свободна, и, выехав на нее, снова включил фары. Впереди мелькнула пара красных хвостовых огней проехавшего автомобиля.

«Давай за ними!» — велел он себе.

Он считал, что ему потребуется не больше десяти минут, чтобы догнать Кэтрин и Эшли и потом сопровождать их в течение остального пути.

«Если понадобится, у меня найдутся и другие хитрости», — подумал Скотт, плотно сжав губы. Слушая гудение работавшего на полную мощность двигателя, он впервые в этот вечер почувствовал, что владеет ситуацией. Однако мыслил он трезво и понимал, что такое ощущение продлится недолго.

После бурных ночных событий необходимо было выспаться, и они собрались за столом лишь во второй половине дня. Эшли, узнав о гибели Потеряшки, разразилась рыданиями и еще долго плакала в постели, прежде чем погрузиться в глубокий, но тяжелый сон, в котором ей чудились темные образы смерти. Она несколько раз вскрикивала, и Салли или Хоуп подбегала к ее дверям, словно Эшли была еще маленькой девочкой.

У Скотта были неотложные дела в колледже. Ему удалось подремать часа полтора в своем кабинете в кресле, но все равно он чувствовал, что день пошел кувырком. Умывшись в мужском туалете, он несколько секунд разглядывал себя в зеркале. «Историки, — думал он, — исследуют поведение человека в чрезвычайных обстоятельствах. Они рассматривают множество примеров человеческой храбрости, трусости, предусмотрительных мудрых поступков и поражений. Все это психология эмоций, проявляющихся на арене активной борьбы». Скотт был собой недоволен: как можно всю сознательную жизнь изучать деяния других людей, а самому так и не научиться правильно действовать?

История с Майклом О’Коннелом была определенной вехой в его собственной жизни, и то, как он проявит себя в ближайшие дни, покажет, кто он такой на самом деле.

Салли злилась на себя и на весь мир.

Казалось, все, что они ни предпринимали, было напрасно. Они пытались вести себя разумно и цивилизованно. Пытались применить силу. Пытались откупиться, действовать запугиванием и обманом и, наконец, убежать от опасности. И в результате ничего не добились. Вся их жизнь пошла кувырком, их карьере угрожал крах, а личной жизни — вторжение посторонних; они были брошены в какой-то иной, непривычный для них мир.

«Жизнь в постоянном страхе — вот что нас ждет», — думала Салли.

Она в одиночестве сидела в гостиной и ловила себя на том, что непроизвольно хмурится, строит гримасы, качает головой, размахивает руками и делает угрожающие жесты, словно участвует в каких-то горячих дебатах, но некому было выслушать слова, которые рождались в ее голове. Эшли еще спала наверху, и скоро надо было ее будить. Хоуп и Кэтрин ушли покупать продукты к обеду и, по всей вероятности, обсуждали свалившееся на них бедствие. Салли была оставлена на страже.

Она чувствовала, как учащенно бьется ее сердце. Они находились на распутье, и было неясно, какие пути доступны им.

Откинув назад голову, Салли закрыла глаза.

«Я все делала неправильно, — думала она. — Я все испортила».

Вздохнув, она подошла к письменному столу, где они держали вырезки из газет и журналов и старые фотографии, не столь ценные, чтобы выставлять их в рамке, но будившие воспоминания, с которыми жаль было расставаться. Порывшись в ящике, она нашла то, что искала: фотографию своих родителей. Оба умерли слишком молодыми: отец погиб в автомобильной катастрофе, мать доконало больное сердце. Салли не могла бы сказать точно, почему ей так надо было отыскать эту фотографию, но чувствовала потребность посмотреть им в глаза. Ей казалось, что их взгляд придает ей уверенности в себе. Оставшись после смерти родителей одна, она ухватилась за Скотта как за соломинку, вопреки собственным сомнениям относительно того, что она собой представляет и что ее ждет в будущем; она убедила себя, что с ним будет надежно. Вероятно, тот же страх стать жертвой обстоятельств побудил ее выбрать юридический факультет. Она покачала головой, думая, как это было глупо. Любой может стать жертвой обстоятельств. И в любой момент.

Шум в комнате Эшли прервал ее горькие размышления. «Только одно можно сказать с уверенностью, — подумала она, — мать пойдет на все, чтобы защитить своего ребенка».

— Эшли, ты встаешь?

В ответ раздался протяжный стон, спустя несколько секунд Эшли ответила:

— Да, мам. Привет. Сейчас спущусь, только почищу зубы.

Салли хотела ответить, но тут зазвонил телефон.

Звонок заставил ее похолодеть.

Определитель абонента сообщил ей только, что это «частный звонок».

Закусив губу, Салли сняла трубку.

— Слушаю. Кто это? — произнесла она со всей возможной адвокатской холодностью.

Ей ничего не ответили.

— Кто говорит? — резко потребовала она.

По-прежнему молчание. Даже дыхания не было слышно.

— Черт побери, оставьте нас в покое! — прошипела она. Слова ее пронзали тишину, как гвозди. Она бросила трубку.

— Мама, кто это? — крикнула Эшли дрогнувшим голосом.

— Да никто. Агент из издательства насчет подписки на журнал. — Не успев произнести это, Салли спросила себя, почему она побоялась сказать правду. — Ты спускаешься?

— Да, сию минуту. — Дверь спальни закрылась.

Салли снова взяла трубку и набрала *69, номер справочной службы. Механический голос автоответчика известил ее, что под номером 413-555-0987 зарегистрирован телефон-автомат в Гринфилде, штат Массачусетс.

«Это близко, — подумала она. — Меньше часа езды».

Повесив трубку, Майкл О’Коннел хотел сначала ехать дальше на юг, где, как он знал, его ждет Эшли, и воспользоваться моментом. Все, что говорила Салли, выдавало ее слабость. Он закрыл глаза и представил себе девушку. Кровь сразу побежала по жилам, словно электрический ток. Он дышал медленно и неглубоко, как пловец, настраивающий дыхание перед прыжком в воду.

Он сказал себе, что если помчится прямо сейчас к ее дому, то сделает именно то, что они от него ожидают. Они подготовятся к этому, придумают что-нибудь, чтобы не подпустить его к Эшли: укрепят линию обороны, возведут стены. Но они его не остановят — это был простой, очевидный и непреложный факт. Они будут думать, что он спешит к Эшли.

А стоит ли спешить?

Пускай поживут в тревоге, просыпаясь по ночам и вздрагивая при каждом шорохе. А вот когда их бдительность ослабнет от усталости, напряжения и сомнений, тогда-то он и появится. Когда они меньше всего будут этого ожидать.

О’Коннел потопал ногой по тротуару, как танцор, поймавший ритм.

«Даже пока я здесь, я все равно там, с ними», — сказал он себе.

Майкл О’Коннел окончательно решил, что сегодня торопиться не будет. Его любовь к Эшли была способна терпеть чрезвычайно долго.

На этот раз она попросила меня встретиться с ней в полночь около приемного покоя спрингфилдской больницы. Когда я спросил, почему в полночь, она объяснила, что устроилась работать в больнице на общественных началах две ночи в неделю и в этот колдовской час обычно делает перерыв.

— А что за работа? — спросил я.

— Консультирование, психологическая помощь — ответила она. — Измученные мужьями женщины, избитые дети, брошенные старики — все они попадают в больницу и нуждаются в том, чтобы кто-нибудь помог им восстановить душевное равновесие. — Ее голос звучал равнодушно и терпеливо и не соответствовал тому, о чем она говорила. — Я, собственно, занимаюсь тем, что облекаю в научные термины выбитые зубы, синяки, резаные раны и сломанные конечности.

Она ждала меня с сигаретой в зубах, делая глубокие затяжки и выкуривая сигарету до самого фильтра. Я пересек темную автостоянку и подошел к ней.

— Я не знал, что вы курите.

— Я и не курю, — ответила она, еще раз глубоко затянувшись. — Только здесь. Две сигареты в неделю. По одной во время полночного перерыва. Вернувшись домой, я выбрасываю пачку вместе с оставшимися сигаретами, а на следующей неделе покупаю новую. — Она улыбнулась. — Курение — небольшой грех по сравнению с тем, что я вижу здесь. Ребенок, чьи пальцы регулярно ломает выживший из ума отчим. Или женщина на восьмом месяце беременности, которую избивают металлической вешалкой для пальто. Самые обычные вещи. Жестокость. Обыкновенное уродство нашей жизни. Удивительно, как жестоки мы бываем по отношению друг к другу, не правда ли?

— Да.

— Так что еще вы хотите узнать?

— Скотт, Салли и Хоуп не хотели действовать вслепую, без уверенности в благоприятном исходе?

Она молча покачала головой. В это время ночная тишина взорвалась режущим слух завыванием сирены «скорой помощи». Призыв к немедленным действиям может звучать по-разному.