42 Пистолет в ботинке

Примерно в то же время, когда Кэтрин и Эшли бродили вокруг дома в поисках О’Коннела, Скотт сидел в автомобиле в дальнем углу зоны отдыха рядом с автострадой номер два. Достоинство зоны отдыха заключалось в том, что она поросла густыми кустами и деревьями, которые не позволяли увидеть его с дороги. Отчасти они именно поэтому выбрали этот путь на Бостон. По Массачусетской автомагистрали можно было добраться быстрее, но здесь было не такое оживленное движение и реже встречались полицейские патрули. И вот он ждал в одиночестве, сидя в своем видавшем виды пикапе. «Порше» отдыхал дома.

Скотт чувствовал свое учащенное дыхание и говорил себе, что, наверное, сошел с ума. Но какое бы напряжение он ни испытывал в данный момент, к вечеру все будет в сто раз хуже. Наконец его терпение было вознаграждено: появился «форд-таурус» одной из последних моделей и футах в двадцати от него остановился. За рулем была Хоуп.

Нагнувшись, Скотт вытащил из ящика рядом с водительским сиденьем дешевый красный парусиновый мешок для спортивного инвентаря, в котором звякнуло что-то металлическое. Он вылез из машины и быстро подошел к белому «форду».

Хоуп опустила стекло.

— Будьте осторожны, — отрывисто сказал ей Скотт. — Если увидите, что кто-то заезжает сюда, тотчас дайте мне знать.

Она кивнула:

— А где вы?..

— На автостоянке в Хартфордском аэропорту. Съездил туда ночью, уже после полуночи.

— Подходящее место. Но там нет камер слежения?

— Я выбрал один из периферийных участков. Там никаких камер. Да и дело секундное. А эту вы взяли в прокате?

— Да, — сказала она. — Мне показалось, так лучше всего.

Взяв свой красный мешок, Скотт подошел к багажнику машины. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы сменить массачусетские номерные знаки род-айлендскими, которые он снял с автомобиля ночью в аэропорту. Помимо номерных знаков, в мешке были небольшой торцовый ключ и плоскогубцы. Туда же Скотт сунул снятые им настоящие номера автомобиля и вручил мешок Хоуп.

— Не забудьте об этом, — сказал он. — Мне надо будет установить их обратно, прежде чем вы вернете машину.

Хоуп кивнула. Лицо ее было бледным.

— Слушайте, если возникнет какое-либо препятствие, звоните мне. Я буду недалеко, и…

— Вы полагаете, у меня будет время вытаскивать телефон и звонить?

— Нет, конечно, я не подумал. Я уж сам постараюсь… — Скотт замолчал. Столько хотелось сказать, и не находилось слов. Он отступил назад. — Салли, должно быть, уже выехала по автомагистрали.

— Тогда и мне пора, — отозвалась Хоуп, кладя красный мешок на сиденье рядом.

— Не гоните слишком. Скоро увидимся.

Он подумал, что надо бы сказать «Удачи», «Будьте осторожны» или что-нибудь еще доброе и подбадривающее, но промолчал. Проследив за тем, как Хоуп быстро покидает зону отдыха, он посмотрел на часы, прикидывая, где в это время может находиться Салли. Она ехала параллельной дорогой в восточном направлении. Смена номеров — деталь, казалось бы, незначительная, но теперь он понял, как права была Салли, предусмотрев все до мелочей. И еще он впервые осознал, что все, чему он научился в жизни, не имеет почти никакого значения для того, что он должен был сделать в ближайшие часы.

Чувствуя, что его вот-вот охватит паника, Скотт вернулся к своему пикапу и приготовился двинуться на восток, в неизвестность.


Хоуп ехала к перекрестку, где федеральная трасса отклоняется на северо-восток. Она старалась как можно точнее следовать указаниям Салли и вела машину на умеренной скорости, чтобы не привлекать внимания. Чуть позже они должны были встретиться с Салли в условленном месте. Хоуп решила, что лучше всего настраиваться лишь на ближайшую задачу, а о дальнейшем думать, когда придет время. Труднее всего было отнестись с холодной расчетливостью к трем последним строчкам в перечне ее заданий:

Совершить преступление.

Уехать. Встретиться с Салли.

Не оставлять следов на месте преступления.

Хоуп пожалела, что она не математик и не может взглянуть на то, что делает, как на ряд чисел, выстраивающихся в определенное уравнение, и воспринимать человеческие жизни и ждущие их изменения исключительно с точки зрения статистики.

Поскольку это было невозможно, она попыталась разбудить в себе праведный гнев против О’Коннела и его отца и внушить себе, что разработанный ими план — это единственный путь, который им оставил этот подонок, и единственное, чего он не ожидает. Если бы ей удалось довести свой гнев до высокой точки накала, ей легче было бы выполнить добровольно взятую на себя миссию.

Кто-то так или иначе должен умереть. Пусть умрет он, пока он не убил Эшли. Хоуп повторяла это снова и снова как заклинание.

Она вспомнила матчи, когда победа висела на волоске вплоть до финального свистка судьи. Магия спортивных состязаний должна была помочь ей действовать свободно в решительную минуту. Тренируя своих девушек, она учила их заранее представлять себе тот момент, когда определяется судьба матча, чтобы они были психологически подготовлены к нему и делали не задумываясь то, что нужно.

Так же она пыталась отнестись и к тому, что ее ожидало. Закусив губу, она рисовала в воображении место, описанное Скоттом, и свои действия, запланированные Салли. Она представляла себе запущенный, неказистый дом, проржавевший автомобиль во дворе, гараж с обломками двигателя и прочим хламом. В доме будут навалены кипы газет, бутылки пива, остатки еды; воздух будет спертым, нездоровым. И еще там будет он. Человек, который создал того, кто стал угрозой для всех них. Она понимала, что, стоя перед этим человеком, она должна будет представить себе Майкла О’Коннела.

Хоуп мысленно видела, как она ждет около дома.

Она видела, как она входит в дом.

Она видела, как стоит перед человеком, которого они приговорили к смерти.

Ее охватило смятение, но она уговаривала себя, что надо действовать так, как будто это самая обычная прогулка.


В середине дня Салли приехала в Бостон и припарковалась на улице напротив дома, где жил Майкл О’Коннел. В руке она сжимала ключ, переданный ей Хоуп.

Она съежилась за рулем автомобиля, стараясь выглядеть как можно неприметнее и воображая, что все вокруг уже разглядели ее, запомнили ее лицо и номер машины. Она знала, что эти маленькие страхи не имеют под собой оснований, и пыталась их прогнать, но они цеплялись за краешек сознания, угрожая постепенно срастись в большой страх, захватить сознание целиком и подчинить себе все остальные эмоции и действия. Салли всеми силами старалась держать свою психику под контролем.

Она позавидовала способности О’Коннела свободно действовать в темноте. Это очень помогло бы сегодня и ей, и Скотту, и Хоуп.

До сих пор единственным актом неподчинения заведенному в обществе порядку вещей была ее связь с Хоуп. Это же просто смешно. Женщину средних лет из средних классов, запутавшуюся в своих отношениях с партнершей, вряд ли можно причислить к настоящим преступникам.

И тем более к настоящим убийцам.

Взяв желтый лист бумаги, она попыталась определить, что в это время делают другие. Хоуп, должно быть, ждет ее. Скотт сидит в засаде. Эшли с Кэтрин дома. А Майкл О’Коннел, как она надеялась, у себя.

«Что позволяет тебе думать, будто ты так хорошо все спланировала и это у тебя получится?» — вдруг спросил ее внутренний голос.

«Это».

В горле пересохло. К чему лукавить наедине с собой? Пора назвать это своим настоящим именем — убийство. Заранее обдуманное тяжкое убийство первой степени. В некоторых штатах за это сажают на электрический стул или отправляют в газовую камеру. Даже с учетом смягчающих вину обстоятельств это тянет на срок от двадцати пяти лет до пожизненного заключения.

«Но не для Эшли, — подумала она. — Эшли останется на свободе и в безопасности».

И тут же, опомнившись, Салли осознала, что в случае их провала дочь вовсе не будет в безопасности. Жизнь каждого из них будет погублена, за исключением жизни О’Коннела. Он сможет жить по-прежнему, и никто не будет ему мешать преследовать Эшли — или, может быть, другую Эшли.

Заступиться за нее будет некому.

Так что они были обязаны добиться успеха.

Подняв голову, Салли увидела, как тень накрывает крыши домов. «Итак, начинается», — сказала она себе.


Он схватил телефон и почувствовал прилив возбуждения, но заставил себя успокоиться, ожидая, чтобы заговорила она.

— Майкл, это ты?

Он резко вдохнул воздух:

— Привет, Эшли.

— Привет.

Секунду-другую оба молчали. Эшли посмотрела на текст, приготовленный для нее матерью. Ключевые фразы были подчеркнуты трижды. Но буквы казались нечеткими, расплывались. Пока она колебалась, О’Коннел нетерпеливо подался вперед. Ее звонок приводил его в восторг и одновременно пугал. Это означало, что он на пути к победе. Широкая ухмылка расплылась по его лицу, правая нога начала непроизвольно отстукивать ритм, как у ударника, регулирующего грохот большого барабана.

— Как замечательно слышать твой голос! Столько людей мешают нам соединиться! Но ты знаешь, что это им не удастся. Я этого не допущу. — Он тихо рассмеялся и продолжил: — Все их попытки спрятать тебя бесполезны. Ты и сама в этом убедилась, так ведь? Нет такого места, где я не нашел бы тебя.

Эшли на секунду прикрыла глаза. Его слова вонзались ей в кожу, как занозы.

— Майкл, я уже много раз просила тебя оставить меня в покое. Я старалась, как могла, убедить тебя, что не могу и не хочу быть с тобой. Я вовсе этого не хочу.

Девушка понимала, что говорила все это ему и раньше. И это ничего не дало. То же самое, по-видимому, повторится и в этот раз. Мир, в котором она жила, сошел с ума, и никакие доводы рассудка ничего не изменят.

Его тон сразу стал холодным:

— Это не ты говоришь. Тебя подучили так говорить. Все эти люди, которые хотят сделать из тебя то, чем ты не являешься. Я знаю, это они диктуют тебе эти слова. И поэтому я не обращаю внимания на то, что ты говоришь.

Слово «диктуют» перепугало Эшли. Она взглянула на листок в руках. А что, если он все видел, каким-то образом узнал обо всем?

— Да нет же, Майкл, нет! Тысячу раз нет. Ты не понимаешь. Ты с самого начала все неправильно понял. Мы не будем вместе.

— Это судьба, Эшли. Так нам суждено.

— Нет, Майкл, откуда ты взял это?

— Ты не понимаешь, что такое любовь. Настоящая любовь. Всепоглощающая. Любовь никогда не кончается. — Он продолжал говорить холодным тоном, каждое его слово эхом отзывалось в телефоне. — Любовь никогда не кончается и никуда не уходит. Она всегда внутри тебя. Ты должна это понять. Ты воображаешь, что ты художник, а не можешь понять таких простых вещей. Что с тобой, Эшли?

— Со мной все в порядке! — отрезала она.

— Нет. — О’Коннел качнулся на стуле. — Иногда мне кажется, что ты действительно больна, Эшли. Что-то должно быть не так у человека, который не может понять истины. Который не желает слушать свое сердце. Но пусть это тебя не пугает, Эшли, потому что я могу исправить это. Я буду рядом с тобой ради тебя. Что бы ни произошло, какая бы беда ни случилась, я всегда буду рядом, знай это.

У Эшли слезы навертывались на глаза. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной.

— Майкл, ну пожалуйста!

— Ничего не бойся! — В его голосе гремел гнев. — Я защищу тебя.

Все, что он говорил, подумала она, в действительности означало нечто прямо противоположное. «Защищу» означало «причиню боль», «ничего не бойся» — «бойся всего».

Ей было просто худо от ощущения безвыходности, голова горела огнем. Она закрыла глаза и прислонилась к стене, словно могла таким образом остановить вращение комнаты. Ей казалось, что этому не будет конца.

Открыв глаза, она посмотрела диким взглядом на Кэтрин.

Та слышала только половину разговора, но чувствовала, что он идет совсем не так, как надо. Она стала яростно тыкать пальцем в написанный текст.

— Скажи это! Скажи это, Эшли! — прошептала она исступленно.

Девушка вытерла слезы и глубоко вздохнула. Она не знала, что именно она собирается привести в действие, но чувствовала, что это что-то ужасное.

— Майкл, — произнесла она медленно, — я старалась объяснить тебе, я очень старалась. Я говорила тебе «нет» множество раз. Я не знаю, почему это до тебя не доходит. В тебе есть что-то такое, что я никогда не смогу понять. Поэтому я хочу обратиться к тому единственному человеку, которому когда-то удавалось научить тебя, как надо поступать. Может быть, он объяснит мне, что я должна тебе сказать, чтобы ты меня понял. Он наверняка знает, как я могу от тебя освободиться. Я верю, что он мне поможет.

Она знала, что все сказанное ею приводит в действие бурливший в глубине его души гнев.

О’Коннел молчал, и она подумала, что, может быть, он впервые прислушивается к ее доводам.

— Я знаю, что есть только один человек в мире, которого ты боишься, и я сегодня же пойду к нему.

— Какой человек? — резко бросил О’Коннел. — Что такое ты говоришь? Человек, который поможет тебе? Никто не может помочь тебе, Эшли. Никто, кроме меня.

— Ты ошибаешься, Майкл. Есть такой человек.

— Кто?! — крикнул О’Коннел.

— Ты знаешь, где я?

— Нет.

— Я недалеко от твоего дома. Не от той квартиры, где ты сейчас живешь, а от дома, в котором ты вырос. Я хочу побеседовать с твоим отцом, Майкл. — Эшли старалась говорить как можно хладнокровнее, делая паузы между словами. — Он поможет мне.

С этими словами она положила трубку. Телефон сразу же начал звонить, но она к нему не притронулась.


Салли подняла голову, и ее словно током ударило. Майкл О’Коннел вылетел из дому, разом перемахнув через ступеньки у входа, и понесся по улице, на ходу натягивая плащ. Салли схватила секундомер, лежавший на пассажирском сиденье, и привела его в действие в тот момент, когда О’Коннел запрыгнул в свою машину и та, взвизгнув колесами, сорвалась с места.

Взяв мобильный телефон, она нажала кнопку быстрого набора. Услышав голос Скотта, она произнесла:

— Только что выехал, — и отключила связь. Она знала, что Скотт включает свой секундомер.

Теперь надо было действовать быстро. Схватив сумку со всеми необходимыми вещами, Салли вылезла из машины и пересекла улицу, направляясь к дверям дома О’Коннела. Она натянула вязаную шапочку как можно ниже на глаза и опустила голову. На ней была одежда из магазина Армии спасения: джинсы, поношенные спортивные тапочки и мужская тужурка. На руках были латексные хирургические перчатки и поверх них кожаная пара.

«Пистолет будет на месте», — сказала она себе.

Запасного плана на случай, если бы пистолета там не оказалось, у них не было. Тогда пришлось бы оставить затею и, уехав в Западный Массачусетс, изобретать что-то новое. О’Коннел мог взять пистолет с собой. Невозможно было предвидеть, на что его толкнет проснувшаяся в нем ярость. Это могло бы обернуться в их пользу. Если он по глупости использует пистолет точно таким образом, как это собираются сделать они, то его ошибка решит все их проблемы.

Не исключено, конечно, что, взяв пистолет, он использует его против них. Или против Эшли.

Если их план провалится, останется только в панике спасаться бегством.

Следуя тем же путем, что и Хоуп за несколько дней до этого, Салли через несколько секунд добралась до квартиры О’Коннела. Ключ она держала в руке, вокруг никого не было.

На нее глядели только глаза кошек, мяукающих в коридоре. У нее мелькнула мысль, не убил ли он сегодня еще одну из них. Она вставила ключ в замочную скважину и как можно тише пробралась в квартиру.

Салли намеренно не глядела по сторонам. Она не хотела знакомиться с миром О’Коннела, потому что знала, что это только умножит ее страх. А главное — нельзя было терять ни минуты. «Пистолет, пистолет», — повторяла она про себя.

Вот и шкаф. Вот и ботинок в углу, из которого торчит грязный носок.

— Будь здесь, — прошептала она.

Запомнив, как расположен носок, она подняла его и сунула руку в ботинок.

Когда ее рука коснулась стального ствола, она чуть не вскрикнула и, не теряя времени, вытащила оружие.

На секунду ее охватили сомнения: продолжать или бросить все? И то и другое пугало ее.

Словно под гипнозом, она опустила пистолет в большой пластиковый мешок, находившийся в сумке. Носок она оставила на полу.

Но оставалось еще кое-что. Салли быстро прошла в маленькую гостиную, где на грубом самодельном столе стоял включенный в сеть ноутбук. «Вот где ты проделываешь все эти гадости, отравляешь нам всем существование, — подумала она. — А теперь моя очередь». Злорадство одолело на время ее страхи. Вытащив аналогичный ноутбук из сумки, она установила его вместо старого. Неизвестно было, сразу ли О’Коннел заметит подмену, но рано или поздно заметит. Вот и хорошо. Накануне она потратила несколько часов, загружая купленный ею компьютер порнографическими и антиправительственными вебсайтами, а также самой дикой, осатанелой музыкой хеви-метал, какую только смогла найти. Убедившись, что в памяти компьютера достаточно компрометирующих материалов, она сочинила фиктивное письмо на имя О’Коннела-старшего. Письмо начиналось со слов: «Дорогой папочка, сволочь ты поганая…» — и дальше в нем развивалась мысль, что Майкл наконец осознал: зря он солгал тогда, много лет назад, выгораживая отца, и теперь пришло время исправить эту главную ошибку его жизни. Он — единственный человек на земле, кто может восстановить справедливость и отомстить за убийство матери. Добытая Скоттом информация об истории семьи О’Коннел была неоценима.

И еще две операции проделала Салли с компьютером. Во-первых, сняв заднюю крышку, она испортила контакт силового кабеля с машиной, так что та не могла работать. Во-вторых, вернув заднюю крышку на место, она смазала прикреплявшие ее винты клеем «Суперцемент», намертво припаявшим ее к корпусу. О’Коннел мог бы наладить работу компьютера, но ему не добраться до внутреннего устройства. А специалисты из полиции с этим справятся.

Салли быстро проверила, все ли оставлено ею в том же виде, как было, и запихала ноутбук О’Коннела в свою сумку вместе с пистолетом.

Только тогда она посмотрела на секундомер. Прошло одиннадцать минут.

«Слишком медленно, слишком медленно», — твердила она себе, закидывая рюкзак за спину. Спиной она чувствовала пистолет. Она глубоко вздохнула. Скоро она вернется сюда.


Сотовый телефон на сиденье автомобиля громко затрезвонил. Скотт не был уверен, что ему позвонят, однако звонок не удивил его.

— Алё, это мистер Джонс? — прозвучал возбужденный и несколько невнятный голос О’Коннела-старшего.

— Это Смит, — ответил Скотт.

— Ну да, Смит. Правильно. Вам звонит…

— Я знаю, кто мне звонит, мистер О’Коннел.

— Так вот, вы были правы, черт побери! Вы сказали, что сын свяжется со мной, и он только что позвонил мне. Он едет сюда.

— Прямо сейчас?

— Да. Из Бостона досюда полтора часа езды, но он, наверно, будет гнать, так что, может, приедет и быстрее.

— Спасибо. Мы подготовимся.

— Он что-то вопил насчет какой-то девушки. Был прямо вне себя. Как с цепи сорвался. Это ваше дело связано с какой-нибудь девушкой, мистер Джонс?

— Нет, оно связано с деньгами. И с его долгом.

— Он, похоже, думает иначе.

— Что он думает, это его проблемы. Нас с вами это не касается, не так ли, мистер О’Коннел?

— Ну да, ну да. Так что мне теперь делать-то?

Скотт ожидал этого вопроса и ответил не задумываясь:

— Просто дождитесь его. И выслушайте, что бы он ни говорил.

— А вы что собираетесь делать?

— Мы подготовимся, пока вы честно отрабатываете свое вознаграждение.

— А что мне делать, если он захочет уйти?

У Скотта перехватило горло, и он с трудом проговорил:

— Ничего не делать. Пускай уходит.


В ожидании Салли Хоуп пила кофе, чувствуя привкус горечи на языке.

Она остановила машину рядом с торговым центром ярдах в ста от большого продуктового магазина, оставив между собой и ближайшим припаркованным автомобилем достаточно пространства для Салли.

Увидев неприметный, взятый напрокат автомобиль Салли, медленно двигавшийся по проезду торгового центра, Хоуп вставила стакан в подстаканник и, открыв окно, помахала Салли. Та остановила свою машину рядом и подошла к Хоуп. Салли была бледна и нервно озиралась.

— Я не могу позволить тебе сделать это! — с ходу выпалила она. — Это моя обязанность.

— Мы уже обсуждали это. И сейчас, когда все идет по плану, менять что-либо опасно.

— Но я просто не могу!..

Хоуп вздохнула. Судьба дает ей шанс. Ей предоставляется возможность бросить это дело. Отказаться. Отойти в сторону и спросить: «Что за дичь мы затеяли?»

— Придется, — ответила Хоуп. — На карту поставлено будущее Эшли. И наше будущее, возможно, зависит от того, насколько успешно мы справимся с тем, что задумали. Все очень просто.

— Ты боишься?

— Нет, — соврала Хоуп.

— Надо остановиться, пока не поздно. Мы сошли с ума.

«Вот это, вероятно, правда», — подумала Хоуп. Вслух она сказала:

— Если мы не сделаем это и с Эшли произойдет несчастье, мы до самой смерти, сколько бы нам ни осталось жить, не сможем простить себя. Я, наверное, могу простить себе то, что собираюсь сделать, но страшное чувство вины за то, что я струсила и предала Эшли, я унесу с собой в могилу. — Она глубоко вздохнула. — Если мы опустим руки, а он будет действовать, нам никогда не будет покоя.

— Я знаю, — сказала Салли, качая головой.

— Так где пистолет? В сумке?

— Да.

— У нас, наверное, не так много времени?

Салли посмотрела на свой секундомер:

— Ты отстаешь от него минут на пятнадцать. Скотт, должно быть, тоже выехал и скоро займет свой пост.

— Знаешь, в детстве я часто играла в игры, где все зависело от скорости, — улыбнулась Хоуп. — Я думаю, сейчас примерно то же самое. Мне пора ехать, ты же знаешь. Если уж мы ввязались в эту игру, то проиграть из-за того, что мы действовали недостаточно быстро, было бы непростительно. Поезжай, Салли, и делай то, что мы наметили. Я поступлю так же, и к концу дня, возможно, все будет в порядке.

Салли многое хотелось сказать в этот момент, но она лишь крепко сжала руку Хоуп, борясь с подступившими слезами. Хоуп улыбнулась:

— Поезжай-поезжай. Время поджимает. Хватит разговоров. Пора действовать.

Салли кивнула, положила сумку на пол автомобиля и, отойдя назад, наблюдала, как Хоуп выезжает со стоянки. До въезда на федеральную трассу было всего четверть мили, и Хоуп спешила сократить временной разрыв между собой и О’Коннелом. Она не смотрела в зеркало заднего обзора, пока не отъехала от торгового центра, потому что ей не хотелось видеть Салли, потерянно и одиноко стоявшую позади.


Скотт заехал на студенческую автостоянку большого колледжа в шести-семи милях от дома О’Коннелов. Его пикап затерялся среди множества прочих машин.

Удостоверившись, что поблизости никого нет, Скотт быстро скинул одежду и натянул старые джинсы, фуфайку, поношенную синюю парку и кроссовки. Он надел также морскую шерстяную шапочку, закрывавшую уши, и темные очки — хотя солнце уже садилось. Проверив, есть ли в кармане куртки мобильный телефон, он взял рюкзачок и покинул машину.

Согласно его секундомеру Майкл О’Коннел был в пути уже почти семьдесят минут. «Наверняка гонит вовсю, — подумал Скотт, — и не станет делать остановок — разве что по требованию полисмена, если нам крупно повезет».

Втянув голову в плечи, Скотт направился к автобусной остановке около здания колледжа. Он знал, что этот автобус останавливается также примерно в миле от дома О’Коннелов. Расписание он знал наизусть, в правом кармане куртки у него лежала мелочь, необходимая на билет туда, в левом — на билет обратно.

На остановке толпилось с полдюжины студентов разных возрастов. Скотт вполне вписывался в их компанию: это был колледж, содержавшийся на муниципальные средства; многие студенты работали, и им могло быть сколько угодно лет — от девятнадцати до пятидесяти девяти. Скотт старался не встречаться взглядом ни с кем из будущих попутчиков и думать о чем-нибудь постороннем, чтобы не привлекать к себе внимание.

Подошел автобус. Скотт нашел свободное место в конце салона и уставился в окно на тускло-коричневый скучный ландшафт.

На нужной ему остановке никто, кроме него, не вышел.

Секунду он постоял на обочине, глядя, как автобус исчезает в вечерних сумерках. Затем быстрым шагом направился по дороге, думая о том, что его ждет впереди, и сознавая, что время — решающий фактор.

* * *

В снимках, сделанных на месте преступления, есть что-то потустороннее. Разглядывать их все равно что просматривать кинофильм в стоп-кадрах, а не в движении, на экране. Передо мной лежала россыпь цветных фотографий, напоминавших разрозненные куски большой головоломки.

Я внимательно рассматривал их одну за другой, словно переворачивал страницы книги.

Следователь сидел напротив, наблюдая за выражением моего лица.

— Я пытаюсь представить себе всю сцену и понять, что произошло, — сказал я.

— Старайтесь руководствоваться ими как линиями на карте, — посоветовал он. — И тогда все эти снимки сложатся в определенную картину. Хотя в данном случае, должен признаться, это настоящий винегрет. — Полицейский вытащил несколько фотографий из груды. — Смотрите, — указал он на разбросанную обгоревшую мебель. — Нужен, конечно, некоторый опыт, чтобы разобраться в этом хаосе, и тогда вам многое станет ясно.

Я попытался посмотреть на снимки его опытным взглядом.

— И что именно станет ясно? — спросил я.

— Что там была драка не на жизнь, а на смерть.

Загрузка...