Фатальная ошибка

32 Первый действенный план

Они собрались уже вечером. В комнате царила атмосфера беспомощности. Особенно угнетенный вид был у Эшли. Она забралась с ногами в кресло, укрывшись пледом и держа в руках старого плюшевого медвежонка, чье ухо было частично изгрызено Потеряшкой.

Глядя на окружающих, Эшли думала, что сама виновата в том, что оказалась в таком отчаянном положении, хотя вроде бы не совершала ничего такого, что могло бы привести к этому. Она уже плохо помнила ту единственную ночь, когда спиртное толкнуло ее в постель с О’Коннелом, как и предыдущий разговор с ним, во время которого он произвел на нее впечатление тем, что отличался от всех ее приятелей-однокурсников, и она согласилась пойти с ним в ресторан.

Теперь она считала себя наивной и глупой. И не имела ни малейшего представления о том, что ей делать. Переводя взгляд с Кэтрин на Хоуп, с матери на отца, она сознавала, что вовлекла их в неприятную историю. В разной степени, конечно, но все они были в опасности. Эшли хотела извиниться перед ними, и с этого начался их разговор.

— Это я во всем виновата, — сказала она.

— Не говори ерунды, — тут же откликнулась Салли. — Ни к чему винить себя. Это никому ничего не даст.

— Но если бы я не…

— Ты допустила ошибку, — перебил ее Скотт, — но мы уже говорили об этом, и нет смысла к этому возвращаться. Мы все усугубили опасность, полагая, что имеем дело с разумным человеком. Мы все виноваты в том, что не увидели, на что он способен. Но теперь глупо обсуждать, кто насколько виноват. Твоя мать права: сейчас перед нами стоит только один вопрос — что делать дальше?

— Я думаю, не совсем так, Скотт, — медленно произнесла Хоуп.

— Почему? — повернулся он к ней.

— Вопрос в том, как далеко мы готовы зайти.

В комнате повисла тишина.

— Потому что, — продолжила Хоуп спокойным, но уверенным тоном, — мы смутно представляем себе, что собирается предпринять Майкл О’Коннел. Вариантов масса. Мы знаем, что он способен практически на все. Но существуют ли для него какие-либо пределы? Может ли что-нибудь его остановить? Я думаю, сейчас уже глупо сомневаться, что он может совершить все, что угодно.

— Ах как жаль… — начала было Кэтрин, но, махнув рукой, добавила: — Ладно, Скотт знает, о чем я жалею.

— Теперь, я полагаю, наступил момент, когда надо обратиться за помощью к властям, — сказала Салли.

— Именно это посоветовал мне в моем доме полицейский, после того как я имела удовольствие побеседовать с мистером О’Коннелом, — скептически бросила Кэтрин.

— Похоже, эта идея тебя не очень-то увлекла, — заметила Хоуп.

— Да, не увлекла, — буркнула Кэтрин. — Когда и кому эти «власти» хоть чуточку помогли?

Скотт обратился к бывшей жене:

— Салли, я уверен, тебе в твоей практике приходилось встречаться с подобными случаями. Что от нас потребуется, если мы обратимся к властям, и чего можно ожидать от этого?

Салли помолчала, собираясь с мыслями, затем сказала:

— Эшли надо будет обратиться к судье. Наверное, и я могла бы выступить в качестве ее адвоката, но всегда разумнее нанять постороннего человека. Ей надо будет заявить, что ее преследуют и она не чувствует себя в безопасности. Возможно, захотят, чтобы она доказала, что это происходит систематически, но большинство судей относятся к таким заявлениям с пониманием и не требуют подтверждений со стороны. Издадут запретительный приказ, на основании которого полиция будет иметь право арестовать О’Коннела, если он приблизится к Эшли ближе определенного расстояния — обычно это от сотни футов до сотни ярдов. Судья, скорее всего, запретит О’Коннелу также звонить Эшли по телефону или обращаться к ней через электронную почту. Эти судейские приказы обычно предусматривают все возможности и действительно могут оградить Эшли от домогательств О’Коннела. Но тут возникает одно большое «если».

— Если что? — спросила Эшли.

— Если он подчинится приказу.

— А если нет?

— Тогда вмешается полиция. По закону его могут арестовать и приговорить к тюремному заключению за нарушение приказа. Это на время освободит нас от его присутствия. Обычный срок — до шести месяцев, но это максимум. В действительности судьи часто идут на компромисс, не желая сажать человека за решетку из-за того, что двое, как им представляется, просто не могут договориться. — Салли глубоко вздохнула. — Так это выглядит в теории. Жизнь же никогда не совпадает с теорией. Предположим, Эшли подаст жалобу судье. Но что мы можем доказать? Мы не знаем наверняка, его или не его стараниями Эшли потеряла работу. Мы не можем утверждать, что это он устроил нам все эти неприятности с помощью компьютера, что это он вломился в наш дом, что это он убил Мерфи, — хотя, возможно, это был он.

Салли опять вздохнула. Остальные молча слушали ее.

— Я уже думала об этом и пришла к выводу, что эти меры вряд ли подействуют. Уверена, что у Майкла О’Коннела есть опыт по части запретительных приказов и он знает, как их обойти. Я думаю, он очень хорошо понимает, что ему сойдет с рук и что нет. Для того чтобы можно было принять какие-то более серьезные меры против него, нежели запретительный приказ, Эшли должна доказать, что это он совершил или организовал все эти преступления. Ее показания в суде и на перекрестном допросе должны быть убедительны. И при этом она будет постоянно встречаться с Майклом О’Коннелом. Когда ты обвиняешь кого-нибудь в преступлении — пускай даже в преследовании, — это создает так называемые вторичные личные отношения между вами. Между вами возникает глубокая связь — даже если ему запрещено приближаться к тебе. При встречах с Эшли в суде одержимость О’Коннела будет, вероятно, усиливаться. Возможно, он будет даже получать от этого удовольствие. Одно несомненно: Эшли будет навечно связана с ним. А значит, будет жить в постоянном страхе — разве что спасется бегством. Уедет в другое место, сменит имя. Но и в этом случае нельзя гарантировать, что она будет свободна. Если он решит, что цель его жизни — найти ее… — Салли все быстрее раскачивалась в такт своим словам. — Она будет жить в страхе, но доказать суду, что для этого есть основания, очень трудно. А главное, тут таится еще одна опасность…

— Какая? — спросил Скотт.

— Неизвестно, какова будет его реакция на то, что Эшли добьется запретительного приказа. Насколько это его разозлит? И как он поступит, когда узнает? Может быть, он захочет наказать Эшли. Или нас. Перейдет к более решительным действиям. «Если ты не достанешься мне, то не достанешься никому». Как вы думаете, что это значит?

Все молчали. Наконец Эшли сказала:

— Я знаю, что это значит.

Все поняли, что она имеет в виду, и спрашивать ее об этом не хотели.

Тем не менее девушка продолжила дрожащим голосом:

— Это значит, что он убьет меня.

Скотт тут же стал шумно протестовать:

— Нет-нет-нет, Эшли, нельзя так говорить. С чего ты взяла? Это совершенно неизвестно…

Скотт запнулся, осознав, что его слова нелепы, и пришел в смятение. У него возникло ощущение, что весь мир перевернулся с ног на голову и самое немыслимое и невозможное — то, что этот человек может убить Эшли, — стало реальным. Внутри у него все похолодело, он инстинктивно вскочил на ноги:

— Если он снова приблизится к тебе, то…

Его недовысказанная угроза была такой же пустой и бессмысленной.

— То что? — неожиданно взорвалась Эшли. — Что ты сделаешь? Закидаешь его историческими фолиантами? Замучаешь до смерти своими лекциями?

— Нет, я…

— Что? Что ты можешь сделать? И как? Будешь дежурить около меня двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю?

Салли попыталась восстановить спокойствие.

— Эшли, — сказала она ровным тоном, — не надо нервничать.

— «Не надо нервничать»! — закричала в ответ дочь. — Как я могу не нервничать? Какое право имеет этот подонок разрушать мою жизнь?

Этот вопрос не требовал ответа.

— И что же я должна делать? — возбужденно продолжала Эшли. В ее голосе звучали слезы. — Очевидно, бежать куда-нибудь подальше. Начать все сначала. Скрываться год за годом, надеясь, что что-нибудь случится и я смогу вернуться? Играть с Майклом О’Коннелом в прятки, да? И при этом никогда не чувствовать себя в безопасности?

— Полагаю, — со всей возможной осторожностью проговорила Салли, — ни на что другое мы не можем рассчитывать. Разве что…

— Что «разве что»? — вскинулся Скотт.

— Разве что, — ответила Салли, тщательно подбирая слова, — мы изберем другой путь.

— Какой?

— У нас две возможности. Первая — действовать в рамках закона. Это нам вполне доступно, но может оказаться неэффективным. Кому-то это помогло, кому-то нет. Закон может обеспечить безопасность, но может и убить. Он ничего не гарантирует.

— Но разве есть альтернатива? — спросил Скотт, подавшись к ней.

— Альтернатива — это переступить закон. — Салли сама была шокирована тем, что говорит.

— Каким образом? — спросил Скотт.

— Я думаю, — холодно ответила Салли, — пока в этот вопрос лучше не углубляться.

При этих словах в комнате воцарилось молчание.

Скотт уставился на бывшую жену и смотрел на нее, как ему самому показалось, очень долго. Он никогда не слышал, чтобы она с таким хладнокровием говорила о нарушении закона.

— Почему же не углубляться? — возразила Кэтрин. — Пригласим голубчика на обед и пристрелим прямо на пороге, и все дела. Некоторый непорядок на паркете, но я это уберу.

Опять наступила тишина. Все мысленно представили себе эту картину, и идея казалась им довольно заманчивой. Но Салли с юридической прагматичностью разрушила эту идиллию:

— Это может решить проблему с О’Коннелом, но создаст миллион новых.

— Думаю, я понимаю, о чем ты, — кивнул Скотт. — Но продолжай.

Посмотрев на бывшего мужа и на Кэтрин, Салли выдавила из себя улыбку:

— Прежде всего, то, что вы предлагаете — пригласить и пристрелить, — это тяжкое убийство первой степени. Даже если он и заслуживает этого, в нашем штате это карается заключением на срок от двадцати пяти лет до пожизненного. А тот факт, что мы сейчас обсуждаем это, делает нас всех соучастниками, так что никто из нас, включая Эшли, не избегнет наказания. Наверное, мы могли бы апеллировать к присяжным, прося вынести решение о нуллификации, то есть признать, что преступление совершено оправданно, но такое решение выносится очень редко. И рассчитывать на это не приходится.

— Тут возникают и другие проблемы, — добавил Скотт. — Все мы при этом разрушим собственную жизнь. Мы потеряем работу, перестанем быть теми, кем являемся. Мы станем персонажами телевизионной судебной хроники и публикаций «Нэшнл инквайрер».[29] Все интимные подробности нашей жизни будут вытащены на свет. И даже если нам удастся совершить преступление таким образом, чтобы Эшли была свободна от ответственности, всю оставшуюся жизнь она будет навещать нас в тюрьме и отбиваться от телевизионщиков из «Хард копи» и «Лайфтайм муви».[30]

Тут вмешалась молчавшая до сих пор Хоуп:

— И все это будет означать, что О’Коннел добился своего. Даже если он сам будет мертв, его предсказание «Если ты не достанешься мне…» оправдается — пусть и не так, как он имел в виду. Вся жизнь Эшли, как и наши, будет погублена. На ней останется несмываемое клеймо.

Кэтрин недовольно фыркнула, но не могла не согласиться со всем сказанным.

— Тем не менее мы должны найти способ устранить О’Коннела из жизни Эшли, прежде чем он придумает какую-нибудь еще бо́льшую гнусность, — бросила она.

Слово «устранить» всколыхнуло в мозгу Скотта целый вихрь мыслей.

— Слушайте, — сказал он, — у меня идея!

Все обратились к нему. Он вскочил и стал быстро ходить взад-вперед по комнате.

— Мне кажется, — проговорил он задумчиво, — что для начала надо воспользоваться его же оружием.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Салли.

— Он шпионит за нами, — объяснил Скотт, — а мы должны перешпионить его. Надо выяснить все, буквально все об этом подонке.

— Зачем? — спросила Хоуп.

— Чтобы найти его ахиллесову пяту и нанести по ней удар. Этого он будет ожидать меньше всего.

Кэтрин энергично закивала. Она тоже считала, что надо найти слабое место О’Коннела и использовать его слабость.

— Хорошо, — отозвалась Салли. — Наверное, мы можем сделать это. И что дальше?

Скотт продолжал размышлять:

— Мы не можем сами убить его, но нам надо его устранить. Подумайте, кто может сделать это за нас? И сделает это таким образом, что никто из нас, и особенно Эшли, ни капельки не пострадает, — если только мы организуем это правильно.

— Не понимаю, кого и что ты имеешь в виду, — выразила Салли общее недоумение.

— Ты же сама сказала это, Салли. Кто устраняет человека на срок в пять, десять, двадцать лет или даже пожизненно?

— Законы штата.

— Вот именно. Надо просто сделать так, чтобы власти устранили Майкла О’Коннела. Если у них будет повод, они сделают это с радостью, верно? А мы должны позаботиться лишь о том, чтобы у них такой повод был.

— И что это за повод? — спросила Эшли.

— Достаточно серьезное преступление.

— Согласитесь, идея Скотта была гениальна, — сказала она.

— Не знаю… — протянул я. — Я бы назвал ее вовсе не гениальной, а дурацкой и рискованной.

— На первый взгляд она действительно кажется такой, — ответила она, помолчав. — Но заметьте, как уникально мыслит Скотт — абсолютно вразрез с общепринятыми стереотипами. Много ли вы найдете профессоров истории, занимающих прочное положение в престижном гуманитарном колледже, которые пошли бы на преступление?

Вопрос был риторический.

— Или консультантов и тренеров футбольной команды частной школы? Или провинциальных юристов? А как насчет студентов-искусствоведов? Уж никак нельзя было бы подумать, что эти люди решатся на преступление. И при этом на преступление с применением насилия.

— И все же я не уверен…

— Они были хорошо подготовлены к тому, чтобы нарушить закон. Благодаря Салли с ее юридическим багажом они знали, как это лучше сделать. А Скотт даже не догадывался, как помогает ему военный опыт, приучивший его к дисциплине, стать хорошим преступником.

— Я все-таки думаю, что правильнее было обратиться в полицию.

— Но у них не было никаких гарантий, что правоохранительная система им поможет! Разве мало вы читали в газетах о трагедиях, происшедших из-за одержимости любовью? И о полицейских, жалующихся, что у них были связаны руки?

— Однако…

— Вряд ли вы хотели бы, чтобы надпись на вашем надгробном камне начиналась со слов: «Если бы только…»

— Да, но…

— Положение, в которое они попали, знакомо многим. Кинозвездам, телеведущим, секретаршам процветающих фирм, домохозяйкам. Одержимость может проявиться в любой экономической и социальной сфере. Но их реакция на нее была уникальна. А какова была их цель? Обеспечить безопасность Эшли. Разве может быть более бескорыстный мотив? Попробуйте встать хотя бы на миг на их место. Что сделали бы вы?

Это был очень простой вопрос, но ответа на него не существовало.

Глубоко вздохнув, она сказала:

— Но важнее всего было, чтобы их не заподозрили.