Фатальная ошибка

7 Ситуация начинает проясняться

Скотт два дня не получал известий от Сьюзен Флетчер, а когда она наконец позвонила, он почти пожалел об этом.

Он трудился над тем же, чем занимается весь профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, — составлял учебный план и программу занятий на предстоящий весенний семестр, перерабатывал некоторые лекции, читал письма, полученные от различных исторических обществ и исследовательских групп, и отвечал на них. Скотт и не ждал, что Сьюзен Флетчер ответит ему быстро, — он понимал, что поставил девушку в щекотливое положение, и боялся, что вот-вот позвонит негодующая дочь и потребует объяснить, какого черта он вмешивается в ее личную жизнь. А что он ответит ей на это, Скотт не очень хорошо представлял себе.

Поэтому он терпеливо ждал, стараясь не слишком нервничать. «Это ничего не даст», — уговаривал он себя, поглядывая на черный аппарат, затаившийся на углу письменного стола.

Когда наконец раздался звонок, Скотт вздрогнул. Сначала он не узнал голос Сьюзен Флетчер.

— Профессор Фримен?

— Да. Кто это?

— Это Сьюзен… Сьюзен Флетчер. Вы звонили мне позавчера… насчет Эшли.

— Да-да, конечно, Сьюзен. Я просто не ожидал, что вы ответите так быстро.

На самом деле он только о ее звонке и думал. Но в голосе Сьюзен не было обычной бодрости.

— Какие-то неприятности? — спросил он также чуть дрогнувшим голосом.

— Даже не знаю, как сказать… Возможно.

— А что с Эшли? — выпалил Скотт, тут же обругавший себя за невнимание к самой Сьюзен.

— С Эшли все в порядке, насколько можно судить, — медленно ответила она, — но проблема с одним парнем действительно существует, как вы и подозревали. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. — Она не хотела подробно рассказывать об этом.

Сьюзен произносила слова с осторожностью, как будто боялась, что ее подслушивают.

— Вы как-то не очень уверенно говорите, — заметил Скотт.

— У меня были два тяжелых дня после того, как я видела Эшли. Собственно говоря, встреча с ней была последним хорошим событием.

— А что случилось?

— Да… С одной стороны, ничего страшного. С другой — ничего хорошего… Даже не знаю…

— А все-таки?

— Я попала в аварию.

— О господи! Вы не пострадали?

— Нет, в отличие от автомобиля. Отделалась шоком. По крайней мере, все кости у меня целы. Может, была немного контужена. Я сильно ударилась грудью, и остались синяки. Но в целом вроде бы обошлось без серьезных последствий.

— А как это произошло?

— Отлетело правое переднее колесо. Скорость была около семидесяти миль… нет, пожалуй, больше, около восьмидесяти, и колесо отделилось. Мне еще повезло, потому что, как только автомобиль стал вихлять и вибрировать, я сразу ударила по тормозам, и к тому моменту, когда он стал неуправляемым, скорость была гораздо ниже.

— Кошмар!

— Все вокруг стало вращаться, стоял ужасный грохот. Словно кто-то истошно вопил мне в самое ухо. Я была в страшном напряжении и ничего не могла поделать. Но мне действительно повезло. Машина врезалась в ограждение-отбойник — ну, знаете, составленное из таких больших желтых контейнеров с песком.

— А колесо совсем отлетело?

— Да, полиция нашла его в четверти мили от места аварии.

— Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Вот и полицейские сказали то же самое. А машина была совсем новая.

Повисла пауза.

— Вы думаете… — начал Скотт.

— Я просто не знаю, что думать. Я мчалась по улице, и в следующий миг… — Помолчав, она добавила: — А мчалась я потому, что была напугана.

Тут уж Скотт навострил уши. Он ни разу не перебил Сьюзен, слушая ее рассказ о вечере, проведенном с Эшли. Он не задал ни одного вопроса, даже когда она назвала имя Майкл Липучка (настоящее имя она забыла). Все смешалось в голове Сьюзен, и она отчаянно пыталась вспомнить все, как было, извиняясь перед Скоттом за неточности. Однако он понимал, что это были, по всей вероятности, последствия контузии.

Девушка не была уверена, связано ли как-то с Эшли то, что произошло с ней. Но как только она простилась с подругой, так с ней стали происходить все эти ужасы. Хорошо еще, что она осталась жива.

— Как вы думаете, имеет отношение ко всему этому тот парень, который преследует Эшли? — спросил Скотт с тревогой, боясь услышать утвердительный ответ.

— Я не знаю. Не знаю. Может быть, это просто совпадение. Не могу сказать. Но если вы не против, — Сьюзен понизила голос и, казалось, готова была расплакаться, — то я не буду пока звонить Эшли. Пока все не придет в норму.

Положив трубку, Скотт не знал, что и думать. Разве что самое плохое.

«Мы предназначены друг для друга».

В горле у него так пересохло, что ему никак не удавалось проглотить застрявший там комок.

Эшли быстро шла по тротуару, как будто ее ноги бежали наперегонки с ее мыслями. Фраза «За тобой следят» еще не вполне сформировалась в ее сознании, но девушка не могла отделаться от ощущения, что что-то не так. В руках у нее была сумка с продуктами, за спиной рюкзак, набитый книгами по искусству; время от времени она останавливалась, окидывая улицу взглядом и пытаясь определить причину этого неприятного ощущения.

Однако ничего необычного она не замечала.

«В мегаполисах всегда так», — успокоила себя Эшли. В ее родном городе в Западном Массачусетсе не было такого столпотворения и нагромождения вещей, и если что-то оказывалось не на месте, — это сразу бросалось в глаза. А в Бостоне, с его постоянной толкотней и суетой, труднее было заметить какие-либо изменения. Ей стало жарко, и это удивило ее, потому что на самом деле температура воздуха понижалась.

Девушка опять огляделась. Машины. Автобусы. Пешеходы. Знакомая картина. Она прислушалась. Привычный звуковой фон повседневной жизни. Проверив таким образом свои сенсорные ощущения, она не обнаружила ничего, что указывало бы на какой-либо источник получаемых ею электрических сигналов тревоги.

Эшли решила не обращать внимание на эти сигналы.

Она решительно свернула в переулок, где в середине квартала находилась ее квартира.

В Бостоне очень сильно различаются студенческие квартиры и те, которые занимают люди с постоянным источником дохода. Эшли пока жила в студенческом мире. Улица была слегка обветшалой и неопрятной, что, с точки зрения студентов, делало ее колоритной, но, на взгляд людей, распростившихся с этим местом, свидетельствовало, скорее, о ненадежности. Деревья, высаженные на небольших участках, поросших травой, казалось, с трудом боролись за жизнь, как будто недополучали свою долю солнца. Дома глядели как-то робко, как и люди, населявшие их.

Эшли подошла к своему парадному и, прижав коленом к двери сумку с продуктами, отперла замок. Войдя, закрыв дверь и заперев ее, она вдруг почувствовала усталость.

Хорошо хоть на этот раз обошлось без мертвых цветов.

Минут через пять, убрав гранолу,[15] йогурт, воду и салат в небольшой холодильник, девушка вытащила из контейнера для овощей и фруктов бутылку пива, открыла ее и сделала большой глоток. Затем прошла в гостиную и с облегчением убедилась, что на автоответчике нет никаких сообщений. Она подумала, что это довольно глупо, так как на самом деле людей, чьи сообщения она с удовольствием прочитала бы, было очень много. Прежде всего ей хотелось бы продолжить возобновившиеся отношения со Сьюзен Флетчер; надеялась она также и на то, что позвонит Уилл Гудвин, чтобы назначить второе свидание. Да и вообще, не хватало только, чтобы Майкл О’Коннел изолировал ее от всего мира! Два дня назад она высказала ему свою точку зрения очень откровенно, и, может быть, на этом все кончится.

Чем больше она повторяла мысленно свой разговор с О’Коннелом, тем решительнее ей представлялась ее позиция.

Скинув туфли, она уселась перед компьютером и включила его, напевая себе под нос знакомый мотивчик.

В почте, к ее удивлению, ее ждало более полусотни новых писем — практически от всех, перечисленных в ее электронной адресной книге. Она открыла первое из них, поступившее от Анны Армстронг, девушки, вместе с которой она работала в музее. Ей было любопытно, что хочет сообщить ей коллега. Но оказалось, что это письмо не от Анны Армстронг.

Эшли хотелось закричать, но у нее перехватило горло, и она не смогла выдавить из себя ни звука.

Сначала владелец автостанции не был настроен откровенничать.

— Я не совсем понимаю, — сказал он, вытирая испачканные в грязи и смазке руки еще более грязной тряпкой. — Вы хотите, чтобы я рассказал вам о Майкле О’Коннеле? Зачем вам это?

— Я писатель, — пустился я в объяснения, — а О’Коннел — один из персонажей в книге, которую я пишу.

— О’Коннел? В книге? — хохотнул он. — Не иначе, вы сочиняете какой-то крутой детектив.

— Да, что-то вроде того. Я буду очень благодарен вам за любую помощь.

— На починке автомобилей мы зашибаем пятьдесят баксов в час. Сколько времени вы собираетесь у меня отнять?

— Зависит от того, сколько вы можете рассказать мне.

— Ну а это зависит от того, что вы хотите знать, — хмыкнул он. — Когда он здесь работал, то практически все время был у меня под боком. Конечно, с тех пор прошло уже два года, и я его, слава Создателю, с тех пор не видел. Но работу ему давал я, так что кое-чем могу поделиться. Правда, я мог бы вместо разговоров повозиться с трансмиссией вот этого «шеви», так что, понимаете…

Я понял, что мы так и будем толочь воду в ступе, и, вытащив стодолларовую купюру, положил ее на стол перед ним.

— Но слухи и домыслы мне не нужны, — предупредил я, — только ваши личные наблюдения.

Владелец автостанции посмотрел на купюру.

— Так, значит, об этом сукином сыне… — произнес он и протянул руку к деньгам, но тут я, подобно миллиону голливудских персонажей, которым пальца в рот не клади, накрыл бумажку своей пятерней.

Автомеханик ухмыльнулся, продемонстрировав белые зубы с дырками.

— Только сначала один вопрос, — сказал он. — Вы знаете, где О’Коннел сейчас?

— Пока не знаю, но собираюсь раньше или позже найти его, — ответил я. — А что?

— Не хотелось бы, чтобы у него был зуб на меня. Чтобы он явился сюда и начал спрашивать, зачем я болтал с вами и так далее. Не такой он парень, чтобы толковать с ним на эти темы, особенно если он будет недоволен тем, как разворачиваются события.

— Я не скажу ему о нашем разговоре.

— На словах это звучит прекрасно, мистер писатель. Но откуда я знаю, что вы сдержите слово?

— Иногда, чтобы заработать, приходится идти на риск. Боюсь, это как раз такой случай.

Он покачал головой, но глаз с денег не спускал.

— Сомнительная сделка, если учесть, что это за тип. Не хотелось бы потерять душевный покой за паршивую сотню баксов. — Помолчав, он буркнул: — А, хрен с ним… — и пожал плечами. — Значит, Майкл О’Коннел. Он проработал здесь около года, но уже через две минуты я понял, что он знает все наши уловки не хуже меня самого. Такой, того и гляди, и тебя обчистит. Он был самым ловким из всех парней, кто менял тут свечи зажигания, это точно. Украсть для него было раз плюнуть. Вредный тип и рубаха-парень в одно и то же время, как ни трудно это себе представить. Обкрутит тебя, а ты и не заметишь. Большинство ребят, которых я нанимаю разливать бензин по бакам, либо учатся где-нибудь в колледже и хотят подработать, либо не способны получить удостоверение механика в солидной компании и оседают здесь. Они или еще слишком молоды и не научились красть, или слишком тупы для этого. Понимаете, что я имею в виду?

Ничего не ответив владельцу автостанции, я разглядывал его. Он был примерно моего возраста, но лицо его было морщинистым из-за того, что он много времени проводил под машиной и в летнюю жару, и в зимний холод. Способствовало этому, очевидно, и курение — он то и дело совал в рот очередную сигарету, не обращая внимания на им же самим написанное крупными буквами предупреждение «Не курить!». У него была привычка, обращаясь к человеку, чуть отворачивать голову, и создавалось впечатление, что его слова улетают куда-то в сторону, брошенные на ветер.

— Итак, он начал работать здесь… — подтолкнул я его.

— Ну да, начать-то начал, но было такое впечатление, что и не начинал. Понимаете, что я имею в виду?

— Нет, не понимаю.

Владелец заправки закатил глаза:

— Рабочие часы отбывал. Починка старых колымаг и техосмотр — это было не для него. Не в этом он видел свое призвание.

— А в чем?

— Ну, скажем, в том, чтобы заменить новенький топливный насос на старый, отремонтированный, а новый продать и прикарманить деньги. Или в том, чтобы содрать лишних двадцать баксов с водителя какого-нибудь драндулета за успешное прохождение теста на уровень выбросов. А еще в том, чтобы расколошматить молотком шаровую опору, а потом уверять какого-нибудь юнца из Бостонского колледжа, что надо сменить тормозные колодки и произвести регулировку развал-схождения.

— Короче, он ловкий жулик?

— Ну, что жулик-то — это точно, — улыбнулся автомеханик. — Но это только цветочки.

— А что еще?

— По вечерам он занимался на компьютерных курсах и насобачился делать с компьютером все, что только можно. Изучил это дело досконально. Мошенничество с кредитными картами. Подделка документов. Выманивание денег путем двойной оплаты. Фокусы с телефоном. Назовите любой вид жульничества — и будьте уверены, что он на этом собаку съел. В свободное время лазил по Сети, а также по газетам и журналам, все выискивал новые способы отъема денег. Он набивал целые папки газетными вырезками, чтобы быть в курсе. И знаете, что он еще говорил?

— Что?

— Чтобы убить человека, не обязательно убивать его физически. Можно и по-другому. И если вы действительно владеете этой техникой, вас ни за что не поймают. Никогда.

Я записал этот афоризм.

Увидев, что я делаю запись в блокноте, владелец автостанции улыбнулся и положил деньги в карман. Я не возражал: он заработал свою сотню.

— А самое смешное было знаете что?

— Что?

— Другой бы с такими знаниями старался сорвать большой куш, разбогатеть. Но с О’Коннелом было не совсем так.

— А как же?

— Он стремился к совершенству, видел в этом что-то великое, что ли. Но при этом хотел быть незаметным.

— Предпочитал мелкие дела?

— И опять же не так. Амбиции у него были, и еще какие. Он знал, что добьется большого успеха. У него прямо пунктик был такой, почище всякого наркотика. Не представляете, что значит быть рядом с парнем, который тащится не оттого, что нюхает кокаин или героином колется, а оттого, что все время какие-нибудь аферы замышляет и готовится к ним, будто они для него приготовлены и нужен только удобный случай. А здешняя работа была для него так, способ убить время, пока не подвернется что-нибудь сто́ящее. Но он не особенно гонялся за деньгами или славой, ему важно было другое.

— Вы с ним расстались?

— Ну да, не хотелось сидеть и дожидаться, пока он наворотит тут дел и слиняет, а отдуваться придется мне. А он планировал провернуть что-нибудь этакое, грандиозное. Ну, знаете, о чем говорят «цель оправдывает средства». Вот такой это был парень, О’Коннел. Парень с большими планами.

— И вы не знаете…

— Не имею понятия, что с ним стало. Мне хватило того страха, что я натерпелся, пока он работал здесь.

Я с удивлением посмотрел на автомеханика. Выражение «натерпеться страха» как-то не вязалось со всем его обликом.

— Вы что, боялись его? — спросил я.

Владелец автостанции сделал глубокую затяжку и выпустил целое облако дыма, плававшее кольцами вокруг его головы.

— Вам когда-нибудь попадались люди, которые, что бы ни делали, всегда делают что-то другое? Наверно, это звучит как какая-то тарабарщина, но именно так с О’Коннелом и было. А если сделаешь ему какое-нибудь замечание, он посмотрит на тебя так, точно ты пустое место, и волей-неволей возникает впечатление, что он берет твои слова на заметку и когда-нибудь обязательно использует их против тебя.

— Использует против тебя?

— Да, так или иначе. Такому человеку лучше не становиться поперек дороги. Лучше посторониться… А если ты как-то помешаешь ему добиться того, что он хочет, то… Короче, лучше этого не делать.

— А он никогда не выходил из себя, не был озлобленным?

— Он был таким, каким хотел быть в данный момент. Может, это и пугало в нем больше всего. — Автомеханик сделал еще одну смертельную затяжку и, не дожидаясь моих вопросов, продолжил: — Вот послушайте одну историю, мистер писатель. Это случилось лет десять назад. Я как-то задержался здесь допоздна — часов до двух-трех ночи, — и вдруг вваливаются двое юнцов, и не успел я глазом моргнуть, как у меня под носом оказалось дуло блестящей девятимиллиметровой пушки. Пока один из них вопил: «Долбаный мудак!», «Сучий потрох!», «Я щас в тебя всю обойму всажу!» — и всякое такое дерьмо, другой обчищал кассу. Я не особенно религиозен, но тут вспомнил все, что мог, и из «Отче наш», и про Деву Марию, потому как был уверен, что мне крышка. Затем они смылись без лишних слов, а я так и остался валяться тут за прилавком, наложив в штаны. Так что видите?

— Да, неприятная история, — сказал я.

— Да чего уж тут приятного! — улыбнулся он и развел руками.

— Но при чем тут Майкл О’Коннел?

Он выпустил струю дыма и медленно покачал головой.

— Ни при чем, — проговорил он членораздельно, — абсолютно ни при чем. Только всякий раз, когда я говорил что-нибудь О’Коннелу, а он ничего не отвечал и знай смотрел на меня со своим особым выражением, у меня было точно такое чувство, как и тогда, когда этот юнец наставил на меня свою пушку. Точно такое чувство. Говоришь с ним и всякий раз думаешь: может, из-за того, что ты сказал, скоро сыграешь в ящик.