Живы, пока не взойдет солнце

Глава 1. Комарик

Ночь, лишь пара фонарей освещали улицу. Снег падал крупными хлопьями, заваливая обочины. Дороги, грязные от песка и соли, тянулись к району Кроповиц.

Автобус затормозил на одинокой остановке, выбросив в стужу последнего пассажира. Подросток с грязными рыжими волосами еле спустился по ступенькам на тротуар. Двери автобуса закрылись, отрезав юношу от света пропахшего бензином салона.

Бледное лицо, испещренное венами, скривилось от боли. Парень схватился за живот, опираясь об остановку. Он чувствовал себя так, будто бы боксер влепил ему в поддых.

Парень поднял взгляд, но тут же отпрянул в сторону, испугавшись собственного отражения в доске объявлений. Его длинные клыки впились в нижнюю губу, пустив по подбородку струйки черной крови.

Больше всего на свете он хотел домой. Туда, где тепло. Туда, где его ждал ужин.

На кухоньке горел свет. Холодный ветер сквозь форточку надувал закрытые шторы. Говяжьи биточки шкварчали на сковороде, и аромат мяса плыл по квартире. Пузатый телевизор бубнил новости, но закипевший чайник перекрикивал диктора.

Девушка, похожая на фанатку КиШа, потянулась к чайнику, но тут же отдернула руку, засунув палец в рот:

— Твою ж…!

— Алина-а, прихватка. И закрой окно! Всю квартиру выстудишь.

— Да знаю, мам! Просто задумалась, — панкушница взяла полотенце, и переставила чайник на свободную конфорку.

Женщина лет сорока пяти, одетая в каракулевую шубу и тапочки, встала в дверном проеме — уставшее лицо, дешевая косметика, умный и строгий взгляд.

— И о чем это ты задумалась, милая?

— А ты разве не опаздываешь на дежурство? Как же пациенты и Виталий Аркадьевич?

— Виталий Аркадьевич подождет. Последний месяц интернатуры — уже должен понос от перелома отличать… рассказывай.

Мама вошла в кухню и уселась на табурет, пультом выключив звук телевизора.

Алина убавила огонь под биточками, и развернулась к матери, опершись о кухонную тумбу.

— Все дело в мальчиках. Кажется, мне кое-кто нравится, но похоже он приторговывает дурью, а еще женат… но это ведь не проблема для большой и светлой любви.

— Алина…

Девушка замерла и вымученная улыбка сошла с ее лица.

— Да, ладно, мам, просто забей. Мои заморочки.

Взгляд Алины упал на пол, подметив, что на носке появилась дырка.

Повисло неловкое молчание. Мама смотрела на дочь, пытаясь понять, что у нее на душе.

— Уже завтра, да? — нарушила тишину Тамара Павловна.

Алина ничего не ответила. Дырка в носке завладела всем ее вниманием.

— Надо носок зашить, — девушка легонько оттолкнулась от тумбочки, и не смотря на мать направилась в коридор.

— Можешь не ходить на кладбище. Я сама.

— А где у нас нитки?

— Алина!

— Мам, все в порядке, правда. Тебе пора на работу. Сама знаешь, Виталий Аркадьевич, как морская свинка — безумно милый, но если надолго оставить одного — завоняет.

Тамара Павловна попыталась удержать дочь, но…

…ее перебил грохот за окном. Будто бы на жестяной козырек свалилось нечто большое.

Алина замерла на пороге, обернувшись к матери. Их взгляды встретились.

— Может снег сошел? — сказала мама. Женщина встала. Ее тапочки заскользили к подоконнику.

Тамара Павловна потянулась к шторе, и тогда, снег хрустнул медленно, так, словно кто-то на него наступил.

— Мам, не надо… там кто-то есть.

— Не говори глупости, девятый этаж.

“Тук. Тук. Тук…”, — послышалось за окном. Что-то ударило по стеклу с той стороны, будто маленькая птичка клювом.

— Мам… не надо…

Тамара Павловна уже держала одной рукой штору, но все еще не решалась отдернуть ее.

— Аль, принеси швабру.

…

— Х-холодно, мама, мне холодно… — дрожащий голос проник сквозь форточку со сквозняком, принеся ужас.

Обе Чернопаловы узнали этот голос, хоть и не слышали его уже несколько лет. С тех пор, как тот, кому он принадлежал ушел к “друзьям”, но так и не вернулся. Полиция не нашла труп, лишь испачканный кровью асфальт.

— Сынок? — прошептала Тамара Павловна.

Алина застыла. Ее тело превратилось в ледяную статую, которую вот-вот разобьет изнутри безумно заходившееся сердце.

— Впусти меня, ма…

Кончики бледных пальцев появились с той стороны занавески, они обхватили край ткани плотно сжав его в кулак. Синюшные ороговевшие ногти с черными каемками покрывали каждый палец, точно панцири жуков.

— Впусти меня…

— Ма-ам? — нервно протянула Алина, — Ма-ам?

Тамара Павловна заплакала: беззвучно, просто два соленых ручейка прочертили линии по щекам.

— Сынок… — она потянула за штору. Кольца со скрипом проехались по гардине, распахивая подоконник.

— Сынок!

Но в этот момент, оглушительный выстрел разорвал воздух, по ушам резанул хруст ломающихся костей, и животный рев разнесся по двору.

Нечто полетело со ската вниз. Секунда, затем глухой удар разбудил сигнализацию на машине у подъезда, и ее вопль слился с истошным криком матери, рухнувшей на колени. Женщина по прежнему сжимала в руке край шторы, будто бы цепляясь за пустую надежду. Алина обняла мать, пытаясь ее успокоить, но у нее самой дрожали руки.

— Все хорошо, мамочка, все хоро…

Взгляд девушки метнулся к окну, и замер. С порванной москитной сетки на листья фикуса медленно, капля за каплей, стекала черная жижа.

Удар пришелся на спину. Кости Дениса застонали, хрустя и трескаясь, но не ломаясь. Затылок впечатался в крышу заваленной снегом Audi.

Багровое марево затянуло беззвездное небо над головой. Одинокий круг света придорожного фонаря раскололся на части, заплясав в бешеном хороводе.

Денис не чувствовал правой руки. Единственное, что он ощущал — ревущий первобытный голод, разрывавший когтями желудок. Даже сейчас, свалившись с девятого этажа — это все, что его беспокоило.

Тело вампира рывком поднялось на ноги — неестественно, судорожно, дергано. Рука болталась на сочленениях сухожилий, черня едкой жидкостью снег под ногами.

Денис по-звериному озирался, пытаясь определить откуда стреляли. На детской площадке — никого, только силуэт деревянного городка, да обледеневшая песочница. Может, дальше по улице? Пусто — ряды автомобилей, припаркованных вдоль стены сугробов, и больше ничего.

Свет начал загораться в окнах домов, складываясь в хаотичный узор на фасадах. Должно быть, вся улица слышала выстрелы!

В надтреснувшей черепушке вампира, мысли сталкивались друг с другом, как машинки на аттракционе: “Жрать, как же хочется жрать! Убить-сожрать-разорвать! Где? Где?! ГДЕ?!”

БАХ!

Еще один выстрел пробил Денису легкое, бросив его на усыпанный лопнувшим стеклом тротуар. Нос паренька влажно хрустнул, от удара о бордюр. Черно-кровавый след растянулся дугой по сугробу.

Снег захрустел позади. Чернопалов услышал чьи-то быстрые уверенные шаги и… шелест крыльев на зимнем ветру.

Слух Дениса обострился: “Мужчина. Среднее телосложение. Военный? А с ним еще птица. Сокол? Нет, слишком маленькая…”.

Организм вампира стремился выжить, вот только, сам Денис этого не хотел. Чернопалов попытался встать, но это оказалось чертовски сложно с перебитой рукой.

— Ты был очень плохим мальчиком, так что Дедушка Мороз передал 500 грамм чистого серебра, пострел. До Нового года еще пара недель, но что поделать? Я слишком люблю дарить подарки…

Денис почувствовал, как горячее дуло винтовки упиралось в рану. Тело вампира пылало от серебра, так, словно на его нервных окончаниях играли нью-метал. Черная кровь пузырясь, шипела на снегу, обильно изливаясь из ран.

— А все, долетался, комарик… ты-ж смотри, какие наглые пошли — уже сквозь сетку лезут! — возмутился охотник.

— Не мучай ребенка, Николай, — проворчал женский голос, — Это попросту негуманно. Кончай его и пошли домой, я уже весь зад отморозила!

Чернопалов не чувствовал присутствие еще одного человека, так что, если бы ему не было так больно, он бы даже удивился.

— Да, кто-ж его мучает, Лили? Вот, ведем с кровососом светский разговор, дышим свежим воздухом… Да, и про ребенка ты загнула. Эта тварь может быть даже старше меня — хрен их разберешь!

— Пожалуйста… — взмолился Денис.

— А? Не слышу, комарик. Моли о пощаде громче. Слух уже не тот, так что ни черта не разберу, что ты там пищишь… скоро менты приедут, так что у меня мало времени.

Денис вновь попытался встать, но дуло винтовки прижало его к тротуару. Вампир мог бы разорвать этого человечешку, но… он не хотел. Все в нем взывало к чудовищной натуре, жаждало крови и смерти. Но если бы не этот охотник, он растерзал бы маму с сестрой, поэтому все, что он мог сказать своему мучителю это…

— Пожалуйста, убей меня.

Денис обернулся к стрелку: смолянистые слезы обожгли щеки вампира, и тогда охотник увидел, как во лбу кровопийцы тускло мерцал крохотный кристаллик, напоминавший янтарь.

— Ну, нихрена-ж себе, Лили! Да у нас тут королевская особа, едрить ее в корень…

Маленькая сова на его плече нервно захлопала крыльями:

— Выруби! Выруби его, пока он нас всех не порешил! Черт знает, какая сила у его венца?!

И в тот же миг, приклад винтовки, мелькнувший перед лицом Дениса, отправил вампира в темноту.