Живы, пока не взойдет солнце

Глава 25. Вкус крови

“Стой.

Я на грани.

Don't touch me, don't touch!

Хватит с меня. Я сегодня палач”.

— No Promise

Доктор не спешил. Он любовался Юлей, погруженной под воду, с нежностью, с какой мать наблюдает за младенцем в колыбели, не в силах сдержать блаженную улыбку.

Насмотревшись вдоволь, доктор вытащил Юлю из-под воды, усадив поудобней. Певица жадно вдохнула, отплевываясь. Мокрые волосы лезли в глаза, прилипали к лицу. Ким потянулась, чтобы убрать их, но Гусев схватил ее за запястье, и опустил руку вампирши обратно под воду.

— Я сам, — произнес он, убрав мешавшиеся пряди, — Вот так, Юлечка. Вот так…

— Евгений Леопольдович? Как вы… — начала было Ким, но доктор прижал к ее губам указательный палец.

— Ш-ш-ш… не порти момент, моя дорогая, — он начал мять ее фиолетовые от холода губы, играясь с ними, словно скатывая хлебный мякиш.

Юля мотнула головой, чтобы избавиться от мерзких прикосновений, но Гусев схватил Ким за подбородок, и повернул к себе.

— Убери лапы, мудак!

— У тебя все такой же грязный ротик. Давай его помоем.

Доктор утопил Ким, схватив ее за волосы. В панике, девушка раскрыла рот в немом крике, выпуская на поверхность сотни воздушных пузырей. Она пыталась вырваться, но Гусев придавил певицу ко дну, при этом тепло улыбаясь.

Спустя минуту он вновь поднял Юлю на поверхность, позволив отдышаться. Громкие частые вдохи наполнили ванную. Ким еще не привыкла к мертвому телу, поэтому ее мозг пытался следовать знакомым программам.

— Тише-тише, вдруг хозяин услышит. Мы же не хотим, чтобы он забрал и тебя.

— Ебаный псих! Так это ты привез детей, — догадалась вампирша.

— После смерти Эдика кто-то должен был позаботиться о малышах, — доктор расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, отодвинув воротник. На шее Евгения виднелась метка холопа Стригоев.

Доктор снял с крючка махровое полотенце и тщательно вытер руки, после чего достал из кармана футляр. С трепетом, Гусев извлек из маленькой коробочки скальпель. Евгений Леопольдович поднял инструмент к лампочкам, любуясь, как острое лезвие блестит в ярком свете.

Юля попыталась подняться, но проклятое тело не слушалось.

— Никиваныч! — крикнула Ким, в надежде, что старый лис все еще жив.

Доктор усмехнулся.

— Ты думаешь, что тебя кто-то спасет? Тц-тц-тц… так называемые, “друзья” оставили тебя в этом номере, потому что знали, что ты абуза. Ты всегда всем только мешала: в детдоме, даже своей бабке, которую навещала — не давая ей спокойно сдохнуть, избавившись от жалкого существования…

— Не смей говорить о ней, урод!

— Почему же? За последние годы мы с ней так сблизились… — хихикнул Гусев, присаживаясь на край ванной, — Я знал ее потребности лучше кого бы то ни было… Мне не хватает наших с ней разговоров… я часами рассказывал ей, чем занималась ее драгоценная внучка в детском доме. Я вытирал ей слезы… о-о… какие же удивительно соленые они были… Думаю именно такой вкус у отчаяния.

Ким замерла, вытаращившись на доктора. Она не узнавала того заботливого врача, что угощал ее гематогеном и прятал от директора в лазарете. Этот образ разбился, открывая отвратительную морду того, кого трудно было назвать человеком. У Юли будто бы выбили табуретку из-под ног и она зависла в петле.

— О-она знала? ТЫ РАССКАЗАЛ ЕЙ?!

— О да, каждую подробность… так что ей лучше было умереть, но я не мог этого позволить, только не после твоего побега. Твоя душа еще не была готова, еще не созрела. Он так сказал мне… во сне.

Гусев опустил руку под воду, медленно расстегивая пуговицы шубы.

— Но когда я увидел, как ты поешь… там на сцене, как ярко сияет твоя душа под этой порочной гнилью. Я понял, что время пришло. Тебе нужно было вернуться домой. Тебе нужно было вернуться ко мне, — Доктор распахнул шубу, касаясь груди Ким, ощущая ее упругую мягкость под своими пальцами. Он еле сдерживался, чтобы не начать себя трогать, — Ей было не больно, дорогая моя… один маленький укольчик и она обрела покой, — Евгений Леопольдович приставил скальпель к вороту худи, и верным движением разрезал ткань, оголяя худое, посиневшее от холода тело Ким.

— УБЛЮДОК! ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ?! Я УБЬЮ ТЕБЯ!

Доктор схватил Юлю за горло, прижимая к стенке джакузи. Лицо Ким сморщилось, а из глаз потекли вязкие слезы, расплывавшиеся в воде кляксами.

— Она ненавидела тебя, ей не нужна была внучка шлюха. Все это время — ты была нужна только мне! ТОЛЬКО Я ТЕБЯ ЛЮБИЛ ПО НАСТОЯЩЕМУ. ТОЛЬКО Я ВИДЕЛ, КАКОЙ ЯРКИЙ СВЕТ СКРЫТ ПОД ЭТОЙ ГРЯЗЬЮ! ДАЖЕ ТВОЙ МЕНЕДЖЕР ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ТЫ ИСЧЕЗЛА! ДУМАЕШЬ ОТКУДА ЭДИК УЗНАЛ, ГДЕ ТЫ ОСТАНОВИЛАСЬ?

Юля больше не чувствовала сил сопротивляться. Один удар за другим раскалывали ее сердце в мелкий щебень.

— Э-это не правда, ты врешь… ты лжешь, ублюдок…

— Ты не нужна ни отцу ни бабке, ни своим друзьям. Ни одной живой душе в этом мире. Ты только моя!

Доктор погладил щеку Ким, скользнув пальцами выше, к пробитому виску. Когда подушечки нащупали бахрому оголенной плоти, Гусев понял, что больше не может сдерживаться. Он нежно описал контуры раны, лаская оголенную скуловую кость, а потом медленно ввел пальцы в рану. Ким заорала, чудом не потеряв сознание. Мир закружился, взрываясь красными искрами, а каждую мышцу свело судорогой. Конвульсия скрутила тело в агонии, и Юлю вырвало слизью из пустого желудка. Ким чуть не откусила язык, когда пальцы доктора добрались до мозга, лаская гипофиз. Будь она человеком, то давно бы умерла от болевого шока, но тело вампира могло выдержать многое.

— Тебе хорошо, милая? Тебе так нравится?

— Не знаю, как сейчас, но во времена моей молодости, девушку нужно было хотя бы сводить на свидание! — прорычал старый лис, зайдя в ванную на дрожащих лапах, — Держитесь, Юлечка! — Никодим Иванович прыгнул на доктора. От неожиданности Гусев потерял равновесие, свалившись в джакузи. Лис с доктором ушли под воду, поднимая брызги. Четверть воды выплеснулось из ванной на пол, разливаясь по кафелю. Химера вгрызлась в ключицу психопата, не давая ему вылезти. Во рту кадавра появился металлический привкус, но лис поздно понял, что он принадлежал не только крови Гусева.

Скальпель вошел химере под ребра. Тогда лис еще крепче сжал зубы, впиваясь в плоть врага, но силы его покидали, а тьма застилала взор. Гусев пырнул лиса еще раз, и еще, наслаждаясь муками кадавра.

В номер замолотили снаружи.

— Кто запер долбанную дверь?! — прокричал Косой, — Никиваныч! Откройте, с Денисом беда! Нужно бежать! Никиваныч!

Но бывший осветитель Андреевского драмтеатра уже ничего не слышал. Тело химеры всплыло на поверхность жалкой пустой оболочкой — всего лишь мокрый комок рыжего меха с проседью.

Не веря глазам, Юля уставилась на труп лиса.

В дверь ломились, Косой умолял открыть: “С Денисом беда!”, “Надо бежать”. В ускользавшем рассудке Ким, голос кадавра заглушали другие: “отец ненавидит тебя”, “ей не нужна была внучка шлюха”, “даже твой менеджер хочет, чтобы ты исчезла”, “для меня ты всегда останешься моей маленькой девочкой”, “грязная, порочная, испорченная”…

“Мы справимся вместе”

Эти слова Дениса вывели Ким из оцепенения. Перед ее мысленным взором стоял Чернопалов в зале замка Стригоев. Младший лейтенант протянул ей руку:

— Тебе не мешало бы согреться.

— Лейтенант, вы приглашаете меня на танец?

— По крайне мере пытаюсь.

Гусев вынырнул, сплевывая воду и кровь. Ароматную, манящую, сводящую с ума, обещавшую спасение и все, что только Юля захочет. А все, что она хотела — это перестать быть жертвой и спасти тех, кто все еще видел в ней человека.

Втянув дурманящий аромат Ким почувствовала, как что-то внутри пробуждалось, будто капля дождя попала в пересохшую почву и бесплодная земля вспомнила, что способна даровать жизнь.

Проморгавшись, Гусев вытер с лица воду. Он потянулся к Юле, но наткнулся на сталь и могильный холод. Ким смотрела на доктора исподлобья, скверно ухмыляясь, а затем нырнула. Алая гладь наполнилась пузырьками.

И тут до Гусева дошло: разбавленная кровь — все еще кровь. Доктор попытался вылезти из ванной, но что-то ему не позволило. Юля вынырнула, вцепившись в доктора, как львица в зебру. Вампирша сминала его плоть ногтями, будто это сырое тесто.

Гусев не успел всхлипнуть, как Ким выгрызла из его шеи кусок мяса с клеймом Стригоев. Юля сплюнула плоть на кафель, а затем присосалась к кровавому гейзеру, бившему из сонной артерии.

Тепло разлилось по пищеводу Ким, и этот жар возрождал ее из мертвых. Кровь пела, скользя по языку — это был лучший поцелуй в ее жизни, это был первый поцелуй в ее посмертии — и она запомнит его на весь остаток вечности.

Вампирша закатила глаза от удовольствия. Пальцы доктора, вцепившиеся в ее плечи, постепенно разжимались. Тогда, Ким сдавила тело психопата сильнее, выжимая кровь с таким упорством, с каким через соломинку тянут остатки газировки на дне стакана.

Юля вылезла из джакузи с трупом лиса на руках. Ким прошагала в комнату, оставляя мокрые следы на полу. Вампирша аккуратно уложила Никодима Ивановича на кровать и закрыла ему глаза.

— Спасибо. Я бы хотела, чтобы мой отец был хоть вполовину таким же храбрым, каким были вы. Тогда бы ничего этого не произошло… — сказала она, в последний раз погладив кадавра по шерстке.

Дверь в номер ходила ходуном. Косой верещал на весь коридор. Петли стонали, грозясь с минуту на минуту сломаться под натиском химер.

— Нужно валить, Никиваныч! Откройте!

Юля сбросила на ковер рваные лохмотья, и наспех натянула спортивный топик из шкафа, прикрыв обнаженную грудь.

Певица открыла дверь, встретив взгляды встревоженных химер. Ким тут же привлек пакет крови в лапах у кадавра-обезьяны. Вампирша схватила гемокон, и вскрыв его зубами вылила содержимое в раскрытую пасть. Закончив, Ким отбросила пустой пакет, вытирая испачканные губы:

— Валить? Ну уж нет! Я больше не побегу.