Живы, пока не взойдет солнце

Интерлюдия № 1 — Обыкновенная врунья

“Полосатик, лысый хвост иль зверек другой —

Ты неси его в подвал, ночью под луной

Сделай так, чтоб не сбежал и под дверью брось

По утру получишь дар — так уж повелось”.

— закон детдома “Магнолия”

В детском доме среди сирот ходило поверье. Если посадить какое-нибудь животное в коробку, оставив его на ночь в подвале перед нарисованной дверью, то на утро найдешь подарок. Юля не верила в такие глупости, но остальные дети звали ее вруньей, перешептываясь за спиной. Откуда тогда Ким взяла новое платье или те золотые сережки? Света Пронина и Лида Демина — единственные, кто знали правду. Они тоже получали чудесные подарки, о которых остальные могли только мечтать. Поэтому, никто в “Магнолии” не понимал, почему эти три дуры такие молчаливые зазнайки. Может они знакомы с тем, кто живет по ту сторону двери?

Отчаяние порой заставляет верить в чудеса. А в детдоме его предостаточно. “Магнолию” построили на руинах старой новгородской крепости, так что частенько Юля представляла себя принцессой запертой в башне, и ждала спасителя. Она мечтала о том, как папа приедет из города и заберет ее с собой. Они заживут вместе, Ким заведет веселых школьных подруг, будет с ними ходить в кино и есть сладости. Вот только отец не знал о ее рождении.

Как обычно, Юля забралась на тополь у автостоянки детдома. Отсюда открывался восхитительный вид на Андреевск — городок, раскинувшийся у склона холма, на котором стоял детдом. Ким мурлыкала мелодию, услышанную по радио. Четыре девушки пели на языке ее отца, заряжая энергией и даря надежду. Их голос звучал из сказочного мира далеко за оградой детдома. Они выступали где-то там, куда не текла Чурь и ни один из ее притоков.

Звезды загорались на небе, и на улице становилось прохладно — гусиные пупырышки покрыли кожу Ким, но она не торопилась возвращаться.

— Эй, китаеза! Тебя директор ищет.

Ладони Ким вспотели, а во рту появился резкий привкус метала. Ее будто пришпилили к ветке булавкой.

Юля бросила несмелый взгляд вниз и увидела Мартынову — соседку по палате.

— С-сейчас?

— Нет блин, через неделю! Вали давай, пока он тумбочки назло не обшмонал! — Мартынова пнула дерево, будто надеясь сбить с него Ким.

Юля нервно сглотнула и медленно слезла с тополя. Руки не слушались, а ноги сводила сильная дрожь. Ким надеялась, что сорвется и сломает ногу, но дурацкий страх не позволил ей себе навредить.

— Давай, глиста. Шевели поршней!

Мартынова схватила Ким за запястье, потащив в детский дом. Юля кое-как вырвалась, но это разозлило соседку, и она с размаху зарядила Ким пощечину. Ладонь хулиганки обожгла щеку Юли, оставаясь красным следом звенящей боли на лице.

— Ты че, не поняла, дура?!

— Я с-сама, — промямлила Ким, опустив голову и спрятав глаза под шторкой длинной прямой челки.

Мартыновой не хотелось тратить время на эту “любимицу директора”, ведь она не шестерка какая-нибудь! Поэтому девчонка фыркнула и, пригрозив кулаком, убежала в детдом.

Ким села на ступеньки, приложив холодную, липкую от страха ладонь к горевшей щеке. Пословица гласила, что перед смертью не надышишься, но она хотела, как минимум, набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы не утонуть в собственной грязи. Ее облепил стыд. Юле захотелось содрать с себя кожу металлической губкой — тереть до тех пор, пока от нее не останется лишь кровавая клякса. То, что Ким делала, то, кем она стала… Юля знала, что для нее нет места в том светлом мире у подножья холма. Девчушка желала сбежать, но боялась запятнать собой мир за оградой.

Ким зажмурила глаза так сильно, что увидела звездочки. Неизвестно, сколько бы она так просидела, однако, протяжное злобное шипение выдернуло Юлю из темного омута, полного пляшущих бледных искр.

Сощурившись, девочка увидела, как двое мальчишек ловили кота, зажав его возле мусорок. Животное взлетело вверх по ограде, но когти не смогли зацепиться за бетон. Кот приземлился обратно на асфальт, рядом с контейнерами для отходов.

Один из пареньков, стоявший к Юле спиной, медленно надвигался на кота, выставив коробку.

— Кис-кис-кис, котя. Иди сюда, — пропел мальчуган жутким елейным голоском.

— Да хватит с ним сюсюкаться! Дай я его долбану. — рявкнул второй, вцепившись в швабру хоккейным хватом, словно готовясь забить шайбу.

— Убьешь, придурок! За мертвого нас по головке не погладят.

— А ты дофига умный! Откуда знаешь?

— Не знаю, но проверять не хочу! До совершеннолетия тут куковать решил?!

Тот, что со шваброй, отступил на шаг, признав главенство друга.

Кот зашипел яростней, изогнув спину. Животное попыталось прошмыгнуть меж ног хоккеиста, но тот вовремя подставил швабру, отбросив комок шерсти к ограде.

— Отпустите его! — крикнула Юля, но старшакам было наплевать.

“Коробочник” приготовился прыгнуть на кота, а “хоккеист” уже замахнулся для удара, на случай, если животное улизнет, но тут…

Бац!

Стекло громко зазвенело, выплюнув осколки в палисадник. Оба хулигана обернулись, но увидели лишь разбитое окно, да спину Ким улепетывавшей в детдом. Перепуганный кот рванул к воротам.

— Бежим! Ща наседки налетят, — шикнул коробочник.

— А кот?

Ответом “хоккеисту” послужил крепкий подзатыльник, и оба хулигана дали деру.

Юля неслась по коридору “Магнолии”, и ее мысли лихо тасовались, пока девочка не остановилась у двери в подвал.

Сологубов ее вызвал, да еще те двое видели, кто разбил стекло, так что теперь она влипла по самые уши.

“Полосатик, лысый хвост иль зверек другой —

Ты неси его в подвал, ночью под луной”.

Прозвучал в голове глупый стишок, который знал здесь каждый. Те мальчишки, охотившиеся за котом… Наверняка они хотели выменять его на подарок у “дядюшки за дверью”. Вот только куда бы пропало животное?

“Пропало…”

Эта мысль показалась Юле спасительной.

Точно! Без разницы куда исчезнет зверек, главное, что он покинет эти стены. Юля, наконец, нашла способ, отмыться от грязи и никого при этом не испачкать.

Ким сбежала по лестнице в темноту подвала, чуть не упав, когда перемахнула через ступеньку. Здесь, внизу, кожа зябла от холода, а вокруг воняло плесенью и пролитой белизной.

Юля нащупала выключатель. Когда свет разогнал тараканов, Ким увидела повсюду завалы хлама: ящики со сломанными игрушками, старые дидактические плакаты, новогодние украшения и кучу коробок из-под техники. Всю дальнюю стену закрывал старинный гобелен с покосившейся избой на нем.

Боясь, что ее отыщут даже здесь, Юля впопыхах расчистила место перед избушкой, а затем, поставила у гобелена коробку из-под стиральной машинки. Не веря, что делает это, Ким залезла внутрь.

Юля отчетливо слышала, как скандалили наверху, она слышала Сологубова, срывающегося на уборщицу. Слышала доклады ябед и топот ног. А потом все стихло. Осталось лишь дыхание и быстрое биение сердца Ким.

“Пожалуйста, Боженька, пусть я исчезну навсегда”.

Наступила ночь.

Девочка до крови расковыряла заусенцы на больших пальцах, но все же, усталость взяла верх над истерзанными нервами, и Ким уснула, уткнувшись носом в соленые от слез коленки.

…

Юлю разбудил шепот, исходивший от стены. Ким услышала, как кто-то скребся по бревнам нарисованного сруба.

— Чую-чую кровь младую, — проскрипел мужской голос, и вместе с ним, коробку обдул сквозняк.

— Ты не пахнешь ни кошкой, не крысой, что ты такое? — тот, что обитал за нарисованной дверью, умолк, оставляя лишь тишину, которую должна была заполнить Юля.

Ким сжала кулаки, и набравшись смелости, ответила:

— Я п-просто девочка.

Тот, кто жил в избе тихо рассмеялся.

— И как же тебя зовут “просто девочка”?

— Ю-юля.

— Юля, — повторил шепот, словно пробуя имя на вкус, — Зачем же ты залезла в коробку, Юля? Разве не знаешь, что надлежит нести мне для обмена малых божьих тварей?

— Мне не нужны подарки! — не выдержала Ким, — Ни платья, ни побрякушки, ни косметика. Я все это ненавижу!

— Тогда чего ты хочешь?

Сквозняк пробрался в коробку сквозь щели. Холод змеей скользнул по плечам и шее, покрывая кожу мурашками. У Ким потекли сопли, а зубы застучали. Она сунула руки подмышки, пытаясь хоть как-то согреться. Ей захотелось вылезти и убежать, но отчего-то Юля знала, что если сделает это, то случится беда.

— Отвечай! — потребовало существо.

— Я хочу исчезнуть.

Голос за стеной рассмеялся.

— Похоже, ты не “просто девочка”, а “обыкновенная врунья”. Твое счастье, что у меня сегодня хорошее настроение, так что, дарую тебе второй шанс. Ответь, чего ты жаждешь?

Ким призадумалась. Она вспомнила песню по радио. В памяти всплыли фотографии, сохранившиеся у бабушки — на них папа и мама были счастливы. Как жаль, что отец вернулся на родину, так и не узнав, что мама беременна.

— Я хочу к папе, — призналась Юля, утирая слезы. Она чувствовала себя испорченной, сломанной, никому не нужной, но ей просто хотелось увидеть отца.

— Да будет так. А теперь, подставь милое ушко к замочной скважине, и я расскажу, что делать дальше.