— Прибыл Карпентер, — прощебетала рация возле места Андреа.
— Мне встретить его, босс? — спросила она.
— Нет, я сам. — Райан поднялся из-за компьютера и направился ко входу. — Кстати, он останется к обеду.
— Хорошо, босс.
Арни ван Дамм никогда не соблюдал церемонии. Он попросту взял напрокат машину в аэропорту Балтимор-Вашингтон (естественно, без водителя) и приехал. Когда он вылезал из «Герц-шеви», Джек сразу заметил, что одет он, по своему обыкновению, в спортивную рубашку и брюки хаки из магазина «Л. Л. Бин».
— Привет, Джек, — первым поздоровался бывший руководитель администрации.
— Арни, давненько, давненько… Как долетел?
— Почти всю дорогу проспал. — Они направились в дом. — Как продвигается книга?
— Как-то трудновато — наверно, самолюбие мешает писать о себе, но я стараюсь говорить правду.
— Ну, дружище, такое смутило бы даже обозревателей из «Таймс».
— Ну, они-то меня всегда не слишком любили. С какой стати сейчас что-то должно измениться?
— Джек, черт возьми, ты ведь только что пережил покушение…
— Арни, зачем ворошить эту ерунду?
— Подумай о впечатлении, мой друг. Когда публика слышит такое, то до нее доходит лишь то, что кто-то попытался убить тебя и получил по заслугам.
— То есть получается всемогущество по доверенности?
— Ну вот, ты сразу все понял.
За этим коротким разговором они добрались до кухни, и Джек сразу стал наливать кофе. До возвращения Кэти оставался еще час, и у Джека было немного времени, чтобы позволить себе еще немного дневного кофеина (который ему не рекомендовался).
— Выкладывай сплетни. Я слышал, что Верховный суд сильно раздражает Килти.
— Ты о том, что там до сих пор не сделаны назначения? Да, он бесится самым натуральным образом. Ведь во время кампании он обещал пост судьи профессору Мейфлауэру из Гарвардской школы права.
— Ты что? Христос! Ведь этот тип хочет переписать Евангелие от Матфея.
— Во-первых, Господь не учился в Гарварде. Во-вторых, Господу следовало бы более тщательно работать с информацией, — важно заявил ван Дамм. Райан захихикал.
— Итак, зачем ты все-таки приехал?
— Джек, я думаю, ты знаешь. И уверен, что ты сам много думал по этому поводу. Разве я не прав?
— Ты не прав.
— Джек, мне многое в тебе нравится, например то, что ты совершенно не способен убедительно лгать.
Райан проворчал что-то невнятное.
— Быть никудышным лжецом не так уж плохо, — сказал Арни. — Килти уже сходит с рельс. Джек, это лишь мое мнение, но…
— Он прохиндей. Все это знают, только что в газетах не пишут.
— Он прохиндей, но — их прохиндей. Они считают, что могут им манипулировать. Они понимают его и ход его мыслей.
— А кто сказал, что у него вообще есть мысли? Он вовсе не думает. Он лишь имеет представление о том, каким он хотел бы видеть мир. И готов на что угодно, лишь бы подогнать мир под свои идеи — если это можно назвать идеями.
— А как насчет твоих идей, Джек?
— Они называются принципами, и это несколько иное. Принципы ты пропагандируешь со всем возможным усердием и надеешься, что публика тебя поймет. Но стоит перейти грань, и ты уподобишься торговцу подержанными автомобилями.
— Знаменитый политик как-то сказал, что политика — это искусство возможного.
— Но если ограничивать себя в понимании этого самого возможного — тем, что уже когда-то было сделано, — то откуда же возьмется прогресс? Килти хочет вернуться в тридцатые годы, в эпоху ФДР[14] и всему, что ей сопутствовало.
— А ведь ты, Джек, наверно, много думаешь об этом? — с полуулыбкой заметил Арни.
— Сам же знаешь, что да. Отцы-основатели в гробах переворачиваются, когда видят, что творит этот безмозглый дурак.
— Так замени его.
— Чтобы снова пройти через все это? И к какому же финалу?
— А помнишь, что сказал Эдмунд Берк? «Чтобы зло победило, достаточно, чтобы добрые люди ничего не делали».
— Я должен был это предвидеть, — ответил Джек. — Я отслужил, сколько требовалось. Воевал на двух войнах. Подготовил порядок преемственности. Я сделал все, что нужно было сделать.
— И хорошо сделал, — признал бывший глава администрации. — Джек, отсюда следует итог: ты нужен стране.
— Нет, Арни. Я стране вовсе не так уж нужен. У нас все еще имеется хороший Конгресс.
— Да, Конгресс хороший, но он так и не вырастил настоящего лидера. Оуэнс, из Оклахомы, имеет хорошие задатки, но ему еще расти и расти. Он еще не созрел, слишком провинциален, и в нем слишком много идеализма. Ему еще рано играть за высшую лигу.
— То же самое можно сказать и обо мне, — ответил Райан.
— Это так, но ты умеешь слушать и, как правило, отдаешь себе отчет, если чего-то не знаешь.
— Арни, мне нравится моя нынешняя жизнь. Я не сижу без дела, у меня есть чем заняться, но я не намерен ж…у рвать. Я не желаю обдумывать каждое слово, чтобы, не дай бог, не обидеть кого-нибудь из тех, кто меня и без того не любит. Я могу ходить по дому без галстука и в тапочках.
— Тебе скучно.
— Я заслужил право поскучать. — Райан помолчал, отпил кофе и попытался перевести разговор на другую тему: — Чем занимается Пэт Мартин?
— Он не захотел вновь стать генеральным прокурором, — сообщил ван Дамм. — Преподает право в Университете Нотр-Дам. И ведет семинары для новоиспеченных юристов.
— А почему не в Гарварде или Йеле? — удивился Райан.
— Они с Гарвардом друг друга не устраивают. Гарвард не прочь бы заполучить бывшего генерального прокурора, но не твоего. Ну, а Пэт и сам не поехал бы туда. Он ведь страстный футбольный болельщик. В Гарварде, конечно, играют в футбол, но совсем не так, как в Даме.
— Помню, — признался Джек. — Нам не удавалось даже играть с какой-нибудь мелочью вроде «Католиков» из Бостонского колледжа. — А «Орлам» из БК случалось иногда побеждать и Нотр-Дам, если судьба оказывалась особо благосклонна.
— Не хочешь подумать об этом? — спросил Арни.
— Арни, Соединенные Штаты Америки сами выбирают себе президента.
— Это верно, только выбор здесь такой же, как в маленьком ресторанчике. Можно выбрать лишь из того, что есть в меню, но если выбор не понравится, ты не сможешь пойти в «Уэндиз», чтобы купить гамбургеров.
— Кто тебя прислал?
— Я говорил с людьми. По большей части — с твоими политическими единомышленниками…
Джек остановил его, подняв руку.
— Ты, надеюсь, помнишь, что я не принадлежу ни к какой партии?
— Это, наверно, очень обрадует социалистическую рабочую партию. Начинай как независимый кандидат. Создай собственную партию. Тедди Рузвельт поступил именно так.
— И проиграл.
— Лучше попытаться и проиграть, чем…
— Ну да, ну да…
— Ты необходим стране. Килти уже обгадился, а что будет дальше? А в последнее время он заставил своих специалистов по оппозиции начать подкоп под тебя. Неужели ты не слышал об этом?
— Чушь какая!
— Они занимаются этим почти месяц. Джорджтаунская история сильно их взволновала. Говорю тебе, Джек, нужно браться за дело, пока есть возможность. — Райан замотал головой. — Послушай, я знаю, что ты этого не планировал. Народ взбудоражен, потому что ты все еще популярен.
— Черт возьми, идти на выборы, надеясь на симпатии…
— Поверь мне, этим дело не ограничится, зато, когда дело дойдет до парадных подъездов, симпатии будут на вес золота. Итак: много ли за тобой осталось грязного белья?
— Ничего такого, о чем ты не знал бы. — Эту ложь Джеку удалось произнести вполне убедительно. О том специфическом наследстве, которое он оставил, знал только Пэт Мартин. Даже Робби он ничего не сказал. — Я слишком скучен для того, чтобы быть политиком. Может быть, потому-то СМИ и не любят меня.
— Джек, эти исследователи грязного белья оппозиции получат доступ ко всему на свете, даже к документам ЦРУ. Не может быть, чтобы за тобой не было каких-нибудь неприятных историй, — не отступал ван Дамм. — У каждого что-то есть.
— Думаю, это зависит от того, как истолковать. Но тот, кто станет вытаскивать это на свет, совершит государственное преступление. Сам подумай, много ли из политических г…нюков решится на такое?
— Джек, ты все еще ведешь себя, как малыш, впервые попавший в лес. Ради президентства почти каждый политик пойдет на что угодно, исключая разве что видеосъемку изнасилования или секса с молоденьким мальчиком. Да и тут можно усомниться.
— В таком случае возникает еще один вопрос, о котором у меня пока что нет даже догадок: Килти нравится быть президентом?
— Судя по всему, он совершенно не отдает себе отчета в происходящем. Что он, хорошо справляется с делом? Вовсе нет. Но ведь он даже этого не понимает. Он думает, что поступает правильно, не хуже кого бы то ни было и лучше большинства. Ему нравится играть в эти игры. Нравится говорить по телефону. Нравится, что, если у людей возникают проблемы, они обращаются к нему. Нравится быть тем, кто отвечает на любые вопросы, даже если ни черта в них не смыслит. Помнишь, как сказал Мел Брукс в фильме: «Хорошо быть королем», даже если король — полное ничтожество. Он хочет сидеть на этом месте, и вовсе не ради чьего-нибудь блага. Он же политикан, и всю жизнь был политиканом. Это Эверест, и он забрался на него только потому, что он существует, причем о том, что он будет делать, когда окажется на вершине, он никогда не задумывался. Вершина существует, ты на нее забрался, а никто другой не смог. Способен ли он убить ради своей цели? Пожалуй, мог бы, будь у него достаточно смелости. Но чего нет, того нет. Такое дело он поручит кому-нибудь из своих подчиненных, причем этак двусмысленно и без всяких письменных приказов. На такие дела всегда нетрудно найти людей, от которых можно без зазрения совести отмахнуться, если они засыплются.
— Я никогда…
— А как же Джон Кларк? Он убил немало народу, и публичное следствие не всегда признало бы эти убийства оправданными. Когда ты управляешь целой страной, такое приходится делать. Ладно, пусть даже это законно в формальном отношении, но все равно на первых полосах газет сообщения о подобных вещах выглядели бы не слишком привлекательно. Если за тобой осталось что-то такое, Килти обязательно все обнародует — окольными путями и через тщательно организованные утечки.
— Когда дело дойдет до этого, тогда и буду разбираться, — холодно произнес Райан. Он никогда не умел равнодушно воспринимать угрозы, и сам очень редко угрожал, причем только в тех случаях, когда имел в кобуре полностью заряженный револьвер. Но Килти никогда не пойдет на такое. Как очень многие так называемые «великие» люди и большинство персон активной политики, он был трусом. Трусы больше всех на свете любят демонстрировать силу. Для немалого числа людей это сродни наркотику. Райан всегда побаивался таких поступков, но ведь он и никогда не доставал оружие из кобуры без очень веской причины. — Арни, я не боюсь ничего, что этот ублюдок мог бы выдвинуть против меня. Но почему ты считаешь, что до этого может дойти?
— Потому что ты необходим стране, Джек.
— Я пытался исправить ее. Потратил на это почти пять лет, но ничего не вышло.
— Система слишком коррумпирована, да?
— У меня был достойный Конгресс. Большинство в нем составляли порядочные люди, которые теперь разошлись по домам из-за предвыборных обещаний. Черт возьми, это же были честнейшие люди, скажешь, нет? Конгресс — высшего класса, но ведь тон в государстве задает президент, и я не смог изменить этого положения. Христос свидетель — я старался.
— Калли Уэстон написала тебе немало хороших речей. Из тебя мог бы выйти хороший священник. — Арни откинулся на спинку кресла и допил кофе. — Джек, ты старался изо всех сил. Но этого оказалось недостаточно.
— И ты хочешь, чтобы я попытался еще раз? Знаешь, когда долго бьешься головой о стену, звуки ударов со временем вгоняют в уныние.
— Скажи, пожалуйста: коллеги Кэти уже отыскали средство от рака?
— Нет.
— И прекратили работу?
— Нет, — вынужденно сознался Джек.
— Потому что эта цель стоит того, чтобы стремиться к ней, даже если она недостижима?
— Заигрывать с законами природы куда проще, чем исправлять человеческую натуру.
— Ладно, в конце концов, тебе ничего не мешает и дальше сидеть здесь, смотреть Си-эн-эн, читать газеты и прочую гадость.
«А я ведь, по большей части, этим и занимаюсь», — вынужден был признаться про себя Джек. У Арни было одно уникальное свойство — он умел манипулировать Райаном примерно так же, как четырехлетняя девочка манипулирует своим отцом. Невинно, зато очень эффективно. Невинность здесь была примерно такой же, какую можно было ожидать от Бонни и Клайда[15] во время налета на банк, но Арни знал, как добиться результата.
— Джек, повторю еще раз: твоя страна…
— А я еще раз спрашиваю: кто тебя послал?
— Почему ты решил, что меня прислали к тебе?
— Арни!..
— Никто, Джек. Уверяю тебя. Не забывай, что я тоже в отставке.
— Ты устал от безделья?
— Не знаю, но я тебе вот что скажу: я долго воспринимал политику как высшую форму человеческой деятельности, но ты излечил меня от этого заблуждения. Необходимо иметь какую-то высокую цель. У Килти ее нет. Он хочет быть президентом Соединенных Штатов лишь потому, что считает, будто находился в цепочке преемников, и подошла его очередь. По крайней мере такое у него представление.
— Значит, решил рискнуть на пару со мной? — спросил Райан.
— Я буду помогать тебе, давать советы, и, возможно, на этот раз ты станешь внимательнее прислушиваться к голосу разума.
— С терроризмом за четыре года не справишься.
— Согласен. Ты можешь запустить заново свою программу реорганизации ЦРУ. Форсировать набор, вернуть оперативников к их занятиям. Килти нарушил оперативную работу, но еще не успел полностью уничтожить ее.
— На это потребуется лет десять. Может быть, и больше.
— В таком случае, запусти процесс, а заканчивать будет кто-нибудь другой.
— Мало кто из моего кабинета захочет вернуться.
— Ну и что? Найдешь новых, — холодно отозвался Арни. — В стране полно талантов. Найди честных людей и пускай в ход свое фирменное колдовство. — Райан-старший громко фыркнул. — Потребуется продолжительная кампания.
— Из реальных кандидатов — ты первый. Четыре года ты шел, прямо, как принц на коронацию, и все получилось. Действительно, тогда достаточно было летать по стране и произносить речи перед доброжелательно настроенными толпами, которым, по большей части, просто хотелось посмотреть на кандидата, за которого они были намерены голосовать. С Килти этот номер не пройдет. Тебе придется пойти на дебаты с ним, и, конечно, его нельзя недооценивать. Он искушенный политический игрок и хорошо умеет бить ниже пояса, — предупредил Арни. — А ты к этому не привык.
Райан тяжело вздохнул.
— Знаешь, кто ты такой? Сукин сын. Если ты всерьез настроился втянуть меня в это дело, боюсь, тебе придется разочароваться. Мне нужно хорошо подумать. У меня ведь жена и четверо детей.
— Кэти согласится. Она куда умнее и решительнее, чем может казаться тем, кто ее не знает, — ответил ван Дамм. — Знаешь, что Килти сказал на той неделе?
— Что именно?
— О национальном здравоохранении. Какая-то балтиморская телекомпания брала у Кэти интервью. Она, по-видимому, немного расслабилась и сказала, что не считает государственное здравоохранение наилучшим вариантом. А Килти на это заявил: «Какого черта врач лезет судить о проблемах здравоохранения?»
— Но как же это не попало в газеты? — И впрямь, удивительно: такое смачное высказывание…
— У Эда администрацию возглавляет Энни Куинлан. Ей удалось отговорить «Таймс» от публикации этого высказывания. Энни — не неженка какая-нибудь. Тем более что зав нью-йоркской редакцией — ее старый друг.
— А что же они передо мною всегда захлопывали все двери? — осведомился Райан.
— Джек, ведь Эд из их компании. А ты — нет. Разве тебе никогда не доводилось устраивать друзьям какие-то поблажки? Вот и они ведут себя точно так же. Они же, в конце концов, тоже люди. — Было заметно, что Арни уже не так напряжен. Главную битву он выиграл. Теперь можно и проявить великодушие.
Мало было всего предыдущего, так еще, оказывается, репортеров тоже можно считать людьми… Для Райана было более чем достаточно.