Живым или Мертвым

Глава 74

Незадолго до девяти часов Муса миновал Якиму в штате Вашингтон и, проехав еще несколько миль, добрался до Топпениша. Там он свернул с автострады, въехал в город, отыскал ресторанчик под названием «Кухня пионеров» и въехал на стоянку, которая была заполнена едва ли на четверть. Муса давно усвоил, что американцы предпочитают делать все быстро и просто. В особенности это касается еды. Он предполагал, что в Топпенише имеются заведения и «Макдональдса», и «Бургер кинга», «Арбиса». Американцы постоянно торопятся, непрерывно думают о своих наиважнейших делах, и потому не могут позволить себе сесть и спокойно поесть, разве что на собственном диване перед телевизором. У них по особой таблетке для каждой болезни, а болезни — на все буквы алфавита.

Он поставил машину около двери и вошел в ресторан. Табличка у стойки извещала, что места здесь посетители выбирают сами. Он нашел кабинку у окна, откуда мог наблюдать за своим «Субару», и сел. Подошла официантка в желтом, как горчица, фартуке и белой блузке.

— Доброе утро. Не желаете кофе?

— Да, будьте любезны.

— Подать вам меню?

— Нет. Тост без масла и какой-нибудь фруктовый салат.

— Конечно. Минуточку. — Она вернулась действительно через минуту с кофейником и чашкой и тут же снова ушла.

— Эй, это ваш автомобиль? — вдруг раздался мужской голос за спиной Мусы.

Муса обернулся. У входа стоял полицейский в форме. Ему было хорошо за пятьдесят. Стрижка ежиком, внушительный живот. Но взгляд острый. Полицейский взгляд. Муса перевел дыхание, чтобы успокоиться, и лишь после этого заговорил.

— Что?

— Автомобиль там стоит. Ваш?

— Который?

— Хэтчбэк.

— «Субару»? Да, мой.

— У вас в кабине лампочка горит. Я шел мимо и заметил.

— О, спасибо, я не обратил внимания. Но я тут долго не задержусь. С аккумулятором ничего не случится.

— Пожалуй, что нет. Скажите, просто любопытства ради: что у вас за штуковина в машине? Похожа на громадную коробку для наживки.

— Я, конечно, могу сказать, но вы не поверите.

— Я попробую.

— Переносной рентгеновский аппарат для лошадей.

— Даже и не знал, что такие бывают. А куда путь держите?

— В Лас-Вегас, в Школу ветеринарии Университета Невады.

— Ничего себе прогулка.

— Где-то напутали с бумагами, и авиакомпания отказалась принять аппарат к перевозке как груз. А я решил, что, если немного прокачусь, мне это пойдет только на пользу. К тому же мне платят пятьдесят центов за милю.

— Что ж, счастливого пути.

— Спасибо.

Полицейский направился к стойке и уселся на высокий табурет. Через несколько минут к Мусе подошла официантка с тостом и фруктовым салатом.

— Вилли лезет в ваши дела? — спросила она.

— Извините?..

Она ткнула большим пальцем через плечо в сторону сидевшего у стойки полицейского.

— Вилли у нас шеф полиции. Отлично работает, но чертовски любопытен. В прошлом году я разошлась со своим парнем, так Вилли узнал об этом раньше, чем моя мать.

«Уйди, женщина», — подумал Муса, а вслух сказал, пожав плечами:

— Маленький городок…

— Да, наверно, дело в этом. Завтракайте. Я рассчитаю вас, когда вы закончите. — С этими словами она ушла.

«Аллах, дай мне терпения», — взмолился про себя Муса. По правде говоря, он всегда считал американцев в большинстве своем вполне терпимыми людьми, имеющими, однако, такой недостаток, как болтливость. Вероятно, от ненужного общения он был бы избавлен, если бы имел кожу более темного цвета или говорил бы с акцентом. Странная штука — судьба. Приличные, в общем-то, люди беспечно идут по жизни, поклоняясь ложному богу и пытаясь придать своему существованию смысл, который может быть лишь на стезе ислама. Американцы любят свои «зоны комфорта». Мало кто из них когда-либо бывал за пределами Соединенных Штатов и не собирался туда, так как они были уверены в том, что в остальном мире не было ровным счетом ничего хорошего. Разве что в некоторых местах можно было приятно провести отпуск. Даже события одиннадцатого сентября не помогли американцам открыть глаза на реальный мир, существующий вне пузыря, в котором они сидят. Совсем наоборот. Поощряемые собственным правительством, они еще глубже забились в свою скорлупу и довольствуются ярлыками и банальностями: постоянно говорят об исламо-фашистах, экстремистах, злодеях, которые ненавидят их свободу, мечтают погубить Америку.

Муса был убежден, что Америку нельзя разрушить извне. Эмир тоже видел это, только еще четче и полнее. Все существовавшие в прошлом империи рухнули потому, что прогнили изнутри, и Америка не будет исключением из этого правила. Сейчас она ведет две войны, развивающиеся совсем не так, как она хотела бы. В ее экономике хаос, ее банки и промышленные гиганты разоряются. Со временем эти обстоятельства могут измениться, может быть, ее положение даже улучшится, но будущим историкам предстоит расценивать все эти явления как первые симптомы угасания. Печальная истина состоит в том, что Америку невозможно разрушить ни извне, ни изнутри, и, конечно, даже самым благородным самопожертвованием. Если она погибнет, то лишь от руки самого Аллаха, и в день и час, который Он сам для этого предназначит. Эмир, в отличие от всех предшествовавших ему лидеров, понимал эту истину и соответственно строил свою стратегию.

«Еще четыре дня, — думал Муса, — и Америка, которая наводит ужас на весь мир, пытаясь подчинить его своей воле, содрогнется до основания».

Кларк и Джек заказали билеты на вылетающий в шесть утра рейс «ЮЭс эрвейз» из Далласа в Норфолк. Чавес и Доминик — на ночной рейс «Нортвест» до Рио-де-Жанейро. Оба самолета должны были приземлиться примерно в одно и то же время.

Через девяносто минут после того, как в Паулинии начался пожар и небо над побережьем начало затягивать дымом, Сан-Паулу закрыл свое воздушное пространство для любого движения самолетов. Хендли и Грейнджер сочли это хорошим предзнаменованием: маловероятно, что диверсантам удалось попасть в аэропорт до того, как его закрыли. Можно не сомневаться, что у них имелся резервный план отъезда с места преступления, но насколько быстро они могли покинуть страну — никто не знал.

Все остальные продолжали смотреть в зале заседаний репортаж из Паулинии, а Джек отправился искать Доминика. Тот сидел в комнате отдыха, положив руки на стол, и глядел в пространство. Лишь когда Джек остановился рядом с ним, Доминик поднял взгляд.

— Эй, Джек.

— Динг уже сказал тебе? В Сан-Паулу?

— Да.

— Если ты не в форме, я…

— А почему я могу быть не в форме?

Этот вопрос удивил Джека.

— Думаю, что я, оказавшись на твоем месте, точно был бы не в форме. Дом, он был моим кузеном, я любил его, но ведь он был твоим братом.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что не прошло и полусуток с тех пор, как умер Брайан, а ты снова отправляешься на операцию и, когда я спрашиваю тебя об этом, отвечаешь, не задумавшись ни на секунду. Мне это кажется немного странным, только и всего.

— Извини, если так.

— Не нужны мне извинения. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной.

— Джек, Брайан мертв. Я это точно знаю, согласен? Я видел, как он угас. — Доминик щелкнул пальцами. — Вот так. Знаешь, о чем я прежде всего подумал?

— О чем?

— О том, что если бы не эта скотина Бари, Брайан, вероятно, был бы жив и здоров.

— Ты уверен в этом?

— Не сказать, чтобы был уверен, но мне понадобилось напрячь всю волю, чтобы не вылезти из машины и не всадить ему пулю в голову. Я ведь уже взялся за ручку двери. Я хотел пришить его, а потом вернуться в дом Алмаси, проверить, не осталось ли кого-нибудь из этих подонков в живых, и если да, то прикончить их тоже.

— Ты был глубоко потрясен. Ты и сейчас чувствуешь то же самое?

— Джек, почти ничего не чувствую. Это меня не на шутку пугает.

— Это и есть самый натуральный шок. Такое состояние может у тебя продержаться еще некоторое время. Ведь все люди разные. Как ты с этим справишься, так и будет.

— Слушай, а с чего это ты стал так хорошо разбираться во всем этом дерьме?

— Вы слышали о Синаге?

— Который делал фальшивые документы? А при чем здесь он?

— Когда Джон и Динг вломились к нему, я смотрел за трейлером сзади. Он выскочил из окна и совершенно неожиданно кинулся на меня с ножом. Мы сцепились, я ухватил его за шею и то ли споткнулся, то ли еще что… Когда я обернулся, он лежал и подергивался. И смотрел, не отрываясь, на меня. Сам не знаю как, но я сломал ему шею.

Доминик выслушал его с совершенно бесстрастным лицом.

— Видимо, теперь моя очередь спросить, как ты это перенес?

— Ну, пожалуй, что так. Сомневаюсь, что его лицо когда-нибудь сотрется из моей памяти, но ведь там было: или он, или я. Мне до сих пор страшно об этом вспоминать, но, черт возьми, будь я проклят, если не рад тому, что остался жив.

— Значит, у тебя передо мной большее преимущество. Я с превеликой радостью поменялся бы местами с Брайаном.

— Ты хочешь меня о чем-то предупредить?

— Например?

— Например, о том, чтобы я спрятал все кухонные ножи, когда ты соберешься ко мне смотреть футбол.

— Нет, Джек. Но я тебе все же кое-что скажу: пока вся это х…ня не закончилась, я успею хотя бы частично отомстить за Брайана. Сейчас я начну собираться в Сан-Паулу. — Джек открыл было рот, но Доминик перебил его движением руки. — Джек, обязанности — прежде всего. Я только хочу сказать, что если кто-нибудь из этих ублюдков окажется у меня на мушке, я его уложу и посвящу его смерть Альдо.

В первый день поездки Франк Вивер не столкнулся ни с чем необычным, если не считать любопытных взглядов, которые бросали на его груз водители и пассажиры других машин. Поскольку поездка была пробной, в контейнере не было вкладок для экранирования нейтронов и гамма-излучения, которыми будет сопровождаться перевозка настоящего груза, а не одна только «бочка». А на ней не имелось никаких предупредительных надписей и наклеек. Ничего такого, что могло бы выдать назначение его машины. Всего лишь гигантская гантель из нержавеющей стали, надежно закрепленная на платформе мощного грузовика. Особенно смешно было смотреть на маленьких детей, неизменно прижимавших носы к стеклам попутных и встречных машин.

Преодолев за семь часов четыреста восемнадцать миль, Вивер на перекрестке 159 свернул с 70-го шоссе и поехал по Вайн-стрит на юг. Мотель «Супер 8» растянулся вдоль дороги на четверть мили. Увидев надпись: «Въезд для грузовиков», он завернул на стоянку и остановил машину между желтыми линиями, обозначающими стояночные места. По соседству стояли еще три грузовика.

Вивер выбрался из высокой кабины и с наслаждением потянулся.

«Ну вот, один день долой, — подумал он. — Осталось три».

Он запер кабину, затем обошел грузовик, проверил цепи и натяжные лебедки. Все было в порядке. Он направился через стоянку к вестибюлю.

В пятидесяти ярдах на другую стоянку заехал темно-синий «Крайслер 300». Сидевший на переднем пассажирском сиденье человек внимательно рассматривал Вивера в бинокль.

Уже две недели Керсен Касеке четыре раза в день включал ноутбук, открывал браузер и входил на сайт онлайнового хранения файлов. И все же, увидев, что там появился файл, он удивился. Это было JPEG-изображение какой-то птицы, может быть, сойки. Он загрузил файл в папку «Мои документы», затем удалил исходник из онлайнового хранилища и закрыл браузер.

Потом нашел файл в «Проводнике», щелкнул по нему правой кнопкой и выбрал «Открыть… Усилитель изображения». Через пять секунд на экране открылось окно с фотографией сойки. Изображение вдруг сделалось из цветного черно-белым, а затем на нем стало проявляться зерно. Сначала медленно, а потом все быстрее пиксели начали менять яркость. Через тридцать секунд в окне остались только две строки, состоявшие из пар букв и цифр — 168 пар. И наконец, Касеке дважды щелкнул по сегодняшней одноразовой шифровальной таблице. На расшифровку ушло почти десять минут, а когда он закончил работу, у него оказались две строки с осмысленным и предельно ясным текстом:

«Воскресенье. 8.50 утра.

Конгрегационалистская церковь «Открытое сердце».

«Христианская церковь, — думал Касеке. — Это гораздо лучше, чем библиотека или даже школа». Он знал, где расположена эта церковь, и подозревал что там, как и почти в каждой церкви в Ватерлоо, за утро проводилось несколько служб. В восемь пятьдесят люди уходили с первой службы и приходили на вторую. Несколько минут на то, чтобы собрать вещи и направиться к двери. В ходе первичной разведки он пронаблюдал и за тем, как ведут себя прихожане. Они любили собраться снаружи в перерыве между службами, поздороваться друг с другом, посмеяться, поговорить о чем-то своем. Полное бесстыдство! Они превратили веру в сплошное кощунство.

8.50. Да, прекрасно выбранное время. На ступенях и тротуаре будут толпиться человек сто, а то и больше. Там, вероятно, будут и дети, что не особенно нравилось Касеке, но Аллах простит его. Ради великого дела стоит пожертвовать малым.

Вечер пятницы. В субботу днем он еще раз изучит обстановку, вечером удостоверится, что устройство в порядке. Он знал, что с этим управится быстро. А потом все будет совсем просто: сунуть в подходящее место устройство, установить таймер, уйти оттуда и с удобного наблюдательного пункта посмотреть результат.