— Я на дачу еду — плачу, с дачи еду — хохочу! — весело произнес папа и нажал педаль газа.
Девяностые годы. Большая семья в составе бабушки, дедушки, мамы, папы и двенадцатилетнего меня на новых «Жигулях» отправилась на фамильную фазенду. Я очень не любил эту присказку отца: она было предвестником поездки на дачу. Мои страдания начинались с того момента, когда мы садились в машину, и продолжались каждую секунду, проведенную в этом плодово-овощном концлагере. В отличие от предков с колхозно-деревенским детством я был чистопородным квартирно-пижамным горожанином. Каждый раз, уезжая на дачу, мне приходилось расставаться с игровой приставкой, телевизором, всеми этими коврами, диванами и прочими комфортабельными удобствами, которые не во дворе.
Наблюдая за родственниками и соседями, копошащимися кверху попами на грядках, я ощущал себя несчастным посланцем высокоразвитой цивилизации, взятым в рабство дикарями. Проходило лето. Сверстники, чьи предки не были осчастливлены владением дачи, играли в приставки, смотрели фильмы и гуляли с девчонками. В это время я копал грядки, полол сорняки, таскал навоз, поливал будущий урожай водой со шланга, слезами из глаз и потом из потовых желез. Единственное развлечение, которое было доступно на нашей фазенде — старый черно-белый телевизор, способный поймать только один канал. Как раз в то время показывали «Рабыню Изауру», как бы намекая мне о моей незавидной роли на этой отсталой планете.
На этом унижения не заканчивались. С осени до весны я ходил на секцию карате. А на даче при помощи старого корыта выносил вырванные сорняки на мусорку. Объединив эти два примечательных обстоятельства, веселый папа дал мне обидную дачную кличку «корытист».
— Хватит строить такие страдальческие рожи, — журила мама. — Кушать-то все мы любим, вот и поработать надо.
Глядя на ведра и тазы, заполненные помидорами, огурцами, картошкой и прочей снедью, я справедливо полагал, что не смогу все это слопать.
— Съешь, обязательно съешь. Год длинный. Огурчики засолим, оливьешку ведь любишь, особенно на Новый Год. Из малины сделаем варенье, зимой ангину схватишь, а это — верное средство. Картошку в погреб сложим, вот будет мясо по-французски — просто объеденье.
Слова мамы в какой-то мере убеждали меня в необходимости дачной повинности, но никак не облегчали страдания хрупкой городской, привыкшей к комфорту, ковёрно-торшерной души. А все эти фрукты-овощи никак не могли заменить китайскую приставку, японский магнитофон и отечественных девчонок, которые к тому времени активно осваивали мини-юбки и отращивали разные прелести.
А я в это время ковырялся на грядке, возил на тачке сорняки и топил в тормозной жидкости колорадских жуков. Трудно представить что-то ужасней этой инфернальной картины, но иногда бывало совсем невмоготу: время от времени вся семья выезжала искать и собирать навоз. Технология была простая. Вечером мы приезжали на какое-то поле, где днем паслись коровы. Лопатами собирали ароматные лепешки, наполняли ими большие ведра и водружали все это на багажник, установленный на крыше машины. Драгоценную добычу увозили на дачу и удобряли ею свои ненаглядные плантации.
И вот в начале лета семейство в очередной раз отправилось «на говны». Поначалу погода была солнечной, и работа спорилась. Неожиданно появилась тяжелая фиолетово-серая грозовая туча. Однако упорные дачники, не замечая капризов природы, продолжали свой благородный труд.
— Уважаемые дачники, какие же вы до чужого говна жадные! — хохотнул отец, обращаясь к бабушке, дедушке и маме. — Давайте собираться, а то гроза надвигается!
Оценив опасность, семейство быстро притащило ведра к машине, и мужчины наспех укрепили их на багажнике. Садились в автомобиль, когда первые крупные капли дождя уже начали барабанить по стеклам и лакированному корпусу «Жигулей». Тронулись. Машина стала тяжело пробираться по скользкой ухабистой грунтовой дороге. И уже через минуту ливень хлестал как из ведра. А совсем скоро вместо свежих прозрачных ручейков по стеклам потекли малопривлекательные коричневые потоки.
— Ой, это, наверное, кислотный дождь, — испугалась мама.
— Довели экологию, сволочи! При Брежневе такого не было! — резко высказался дедушка.
— Сгорит теперь наш урожай, — вздохнула бабушка.
— Да ничего с вашим урожаем и экологией не будет, — печально сообщил отец. — Дождь наполнил наши ведра с навозом, и теперь, так сказать, избыточные его объемы выливаются на мою любимую машину.
— На нашу любимую машину, — уточнила мама.
— На нашу, — согласился папа. — Значит, и мыть мы ее будем вместе.
— Не путай. Владеем мы машиной вместе, а водишь и ухаживаешь за ней ты.
— Не ссорьтесь, — осадила родителей бабушка, — лучше скажите, как нам теперь из машины выбираться?
— Ждем, когда закончится дождь, — ответил папа.
— А потом? Оно ведь везде налипло, — едва не плакала мама.
— Ну, не знаю. Сначала найдем место с уклоном, чтобы немного осушить наши ведра. Потом будем ждать, когда все подсохнет.
Машина продолжала колыхаться на проселочной дороге, а вредная туча следовала за ней, обильно изливая на нас свои небесные хляби. Через некоторое время показался выезд на трассу.
— На нормальной дороге мы от тучи быстро оторвемся. Только нас все водители засмеют, — оптимистично, но немного озадаченно сказал папа.
Так и получилось. Тучу обогнали и насмешили всех встречных автолюбителей. Показалось солнышко, в машине стало душно. Однако никто не осмелился открыть грязные окна в свежих буро-коричневых подтеках. Семейство мог бы утешить факт, что ни смартфонов, ни Ютуба на тот момент не изобрели, поэтому оригинальный автомобиль со своими обитателями не стал звездой интернета. Но никто не обладал даром предвидения, поэтому и радоваться не получалось.
До поворота на дачу и окончания публичного унижения оставалось каких-то метров триста. Неожиданно велосипедист, ехавший вдоль трассы и нагруженный какими-то мешками, не справился с управлением, вильнул на дорогу и упал. Папа резко затормозил. Привязанные в спешке ведра тут же высвободились из своих ненадежных пут. Первая пара вылетела вперед, упала на асфальт и дружным залпом выстрелила по велосипедисту тугими фонтанами. Оставшиеся два ведра неуклюже перевернулись и протащились по лобовому стеклу, оставив на нем практически все содержимое.
— Ёёёёёёёёёклмн, — выдохнула семья.
Бабушка и дедушка страдали из-за четырех потерянных ведер первоклассных удобрений. А мама с папой рыдали, глядя на свою щедро унавоженную машину. Велосипедист грустно осмотрел и понюхал замызганную одежду, велосипед и поклажу.
— Да и по фигу, зато живой. Спасибо, что вовремя затормозили! — мужчина махнул рукой, сел на велосипед и продолжил свой тернистый путь.
С грустным настроением семья вернулась на дачу. На следующий день бабушка и дедушка уже без энтузиазма продолжили сельхозработы, а мама с папой несколько часов мыли, нюхали, дальше мыли, снова нюхали и опять мыли свой драгоценный автомобиль. Казалось, что не было границ той великой печали, которую испытывала семья.
Впрочем, надо было жить дальше. Вечером решили снова ехать «на говны», благо, что небо было ясным и безоблачным.