Жизнеописание оболтуса

Молодость и нехорошие женщины

Молодость

У нас новый режим работы. Теперь каждый из сотрудников редакции должен раз в неделю дежурить ночью. Видимо, начальство считает, что все журналисты должны жить на работе. Утром пришел на работу, потом остался на ночь, а за это можешь на следующий день дома отдохнуть. Нормально придумали? Это не считая запланированных вечерних и ночных съемок, командировок и работы по выходным. Чувствую, скоро у меня с зарплаты за коммунальные услуги начнут удерживать за проживание в редакции. Но нет худа без добра. Ночью никто не звонит. Часа в три ночи можно аккуратно свалить с дежурства и на следующий день спокойно отдохнуть. У меня хотя бы появился выходной.

И вот наступает момент, когда возвращаться в отчий дом просто нет времени. Днем — работа, вечером — гулянка с друзьями или игра в компьютерном клубе, а ночь я провожу с девушкой. Появляюсь дома примерно пару раз в неделю, чтобы переодеться. Родителям рассказываю о завале на работе и длительных изматывающих командировках.

— Ты же был в Лондоне. А где сюжет? — спрашивает мама.

— Так секретная же съемка была. Снимали израильское посольство. Сама понимаешь для кого, — отвечаю с заговорщическим видом и показываю пальцем вверх.

Это я заранее отмазки придумал.

— А в Берлине, что делал? — спрашивает отец.

— А там мы рекламу снимали, — говорю.

— А что сувениры из Вашингтона не привез? — снова допытывают меня.

— Так командировочные же маленькие, да и вообще, сувениры сейчас везде китайские, — отбиваюсь я.

Понятно, что я ни в Лондоне, ни в Берлине, а тем более в Вашингтоне не был. И даже та знаменитая кругосветная командировка с Конюховым, когда я три месяца зависал у девушки в съемной квартире, — тоже обман. Странно, что я тогда вообще на полгода на Луну не улетел, где связь не ловит.

Мама вроде бы верит. Отец, естественно, нет, но вида не показывает. Такая она, мужская солидарность. Сам, поди, в молодости был еще тем путешественником и космонавтом.

Вот что такое двадцатилетние балбесы. Сутки работаем и занимаемся херней, спим пару часов и все начинаем сначала. Кушаем и пьем всякую гадость, ходим в злачные места, бегаем за женщинами… И все это называется «молодость».

Нехорошие женщины

Сегодня — день борьбы со СПИДом. А кто главные переносчики вредоносных бактерий и зловредных вирусов? Правильно, продажные женщины. Белла предложила сделать два сюжета по этой проблеме. Меня отправляют снимать шествие против проституции, организованное очередным провластным молодежным движением. Клара с оператором поехала на улицу, где обитают городские путаны, чтобы провести съемки с натуры. А чё не наоборот?

Без особого энтузиазма мы с оператором едем на место события. Обставлено все даже с некоторым размахом! Дорога перекрыта. Юные парни и девушки ходят с флагами и транспарантами, скандируя лозунг: «Мы против проституток!».

Подходим к главному активисту. Это молодой парень с холеной физиономией и в дорогом костюме.

— Мы с телевидения. Расскажите, чего вы требуете? Как вы планируете искоренять это зло?

Оператор уже наготове.

— Наше молодежное движение, — начинает активист заученными фразами, — выступает за демократические преобразования, инициированные президентом нашей страны. В частности, мы требуем категорического запрета проституции. В крайнем случае, мы требуем, чтобы проститутки работали легально и платили налоги и штрафы в бюджет.

— Спасибо, понятно. Очень здравая позиция.

Сами виновницы торжества тоже стоят неподалеку. Им некогда глупостями заниматься, работать надо. Нам, кстати, тоже. Идем с оператором к работницам коммерческого секса.

— Здравствуйте девушки! Видите, против вас протестуют?

— Видим, мля, всех клиентов сегодня распугали.

— Сочувствую. Ну, раз делать все равно нечего, дайте нам интервью.

— Ты что, обалдел? А если родственники увидят мой «экономический университет»? Деньги еще присылать перестанут.

— Да ладно, встаньте спиной, никто лица не увидит. Вам же надо свою точку зрения отстаивать, так сказать, проявлять гражданскую позицию. А то запретят вашу благородную профессию, будете до пенсии бесплатно работать. За идею.

— За идею я не могу. У меня и идей-то никаких нет. Я ж в университет так и не поступила. Ладно, давай скажу.

— Мы всегда готовы, — я даю отмашку оператору, — расскажите про свою женскую долю, горемычную. Как квартиру и шубу с нетрудовых доходов купили? Поехали!

Начинаем интервью. «Мамзель» говорит трагическим голосом, старательно подбирая слова.

— Это… я не могу сказать, как меня зовут. Мне 22 года. Сюда я прихожу, потому что мне надо кормить родителей-инвалидов и троих детей, кстати, тоже инвалидов.

— Вам, наверное, очень трудно приходится?

— Да, очень! Я ведь мать-одиночка. Мне здесь очень трудно приходится, денег еле хватает, чтобы прокормить мою семью, которая постоянно болеет. Если нас отсюда выгонят и не дадут работать, я не знаю, как буду жить.

— А клиенты обижают?

— Бывает. Часто убегают, не заплатив. Говорят, что завтра отдадут. А некоторые могут даже побить. Тяжело нам, обычным проституткам. Но мы любим свою работу. Как пилоты тоскуют без неба, так и мы не можем без… без… общения с людьми.

— Может быть, вы хотели бы работать легально, под защитой государства? Платить налоги? Носить с собой кассовый аппарат и выбивать фискальные чеки? Как вы смотрите на то, что в стране будет организовано государственное агентство по реализации продажной любви и управлению коммерческим сексом?

— Да пошел ты! То есть, мы негативно относимся к этой идее. На наш взгляд, она недостаточно проработана.

— Спасибо за интересное и честное интервью!

По возвращению на канал мы попали в эпицентр эмоционального взрыва Клары. Она только вернулась со съемок и возбужденно рассказывала подробности коллегам.

— Вы не представляете, что там происходит! Приезжает какой-нибудь вонючий дальнобойщик, и эти путаны за три копейки готовы сделать ему минет. Это кошмар и ужас!

Такие пламенные речи могут продолжаться по часу и более. И, конечно, они всем изрядно надоели. Сами представьте, каждый день это выслушивать.

— Начинается эпидемия гриппа! Это самая сильная вспышка! Сколько людей умрет! Ужас! Ужас! — кричит Клара в понедельник.

— В магазинах продают просроченную колбасу! Сколько людей отравится! Кошмар! Кошмар! — голосит Клара во вторник!

— Следующим летом будет аномальная жара! Сколько людей погибнет! Жуть! Жуть! — разоряется Клара в среду!

И так каждый день! Лишь иногда нас может спасти Федор.

— Клара, а ты стендап рядом с проститутками сделала? — спрашивает он.

— Нет, а что там интересного сделаешь? Дорога, машины.

— Ну как, — саркастически хихикает Федор, — надо было зрителям показать всю неприглядную сущность этого порочного явления. Так сказать, дать зрителям эффект присутствия. Ты же профессионал! Позвала бы вонючего дальнобойщика. Сама встала на корточки. Чмок-чмок-чмок, и такая, на камеру поворачиваешься и говоришь: «Вот так за три унизительных копейки придорожные женщины делают вонючим мужикам столь омерзительные вещи. Шампанским такое не запьешь!» Чмок-чмок-чмок.

Все свои слова Федор сопроводил довольно талантливой и экспрессивной пантомимой. Редакция взорвалась хохотом.

— Сволочь, — взвизгнула побагровевшая Клара и попыталась остро наточенными коготками вырвать Федору глаза или оторвать «колокольчики». Это было не первый раз. Федор молниеносным движением уклонился от ударов и в несколько натренированных прыжков покинул редакцию. В коридоре хлопнула дверь мужского туалета. Теперь его не достать. Через полчаса Клара успокоится, а Федор вернется слегка выпивший. У него в туалете заначка на случай таких ситуаций. Чтобы не скучать.

Зато мой сюжет пошел в эфир. Ну, а как вы хотели? Там же было молодежное движение, выступающее за демократические преобразования, инициированные президентом… и так далее. А вот история простой проститутки с тремя детьми в сюжет не попала. Сказали, что не может труженица коммерческого секса находиться в сюжете, где рассказывают о демократических преобразованиях, инициированных президентом.