Жизнеописание оболтуса

Субботние обязанности

Утро. Суббота. Редакция. Сидим, дурачимся с Федором. Он манерно закинул ногу за ногу и вставил себе в глаз пробку от пива на манер монокля.

— Вот, Витторио, в понедельник зарплату дадут, — говорит мне Федя, — и превратитесь вы все из голодных талантов в сытые бездарности.

— Действительно, Теодор, — отвечаю я, — существует распространенный предрассудок по поводу негативного влияния значительных финансовых ассигнований на размеры гениальности. Однако, насколько я знаю, вы от зарплаты не отказывались, а, соответственно, будете деградировать синхронно вместе с родным коллективом. Се ля ви, так сказать.

— Отнюдь, Витторио! Практически все вы, жалкие ремесленники, потратите деньги на банальные продукты питания и шмотки. А я предпочитаю приобретать благородные напитки. С такой диетой сытым и бездарным не станешь.

— Туше! Вы меня просто пригвоздили, Теодор! Кстати, а вам не кажется, что ваша оригинальная диета, состоящая из жидких калорий, в перспективе доведет вас до цугундера?

— Ах, Витторио, все по-настоящему талантливые люди — хоть немного, но алкоголики. Я, например, вечером долго не могу уснуть. Так я мастерю «ёршика» и выпиваю. Глубокий сон обеспечен. Отличный рецепт, меня ему в аду черти научили, между жизнями.

— Теодор, простите за амикошонство, но масштабы вашей пагубной привычки выходят далеко за пределы вашего гения. Я хотел сказать, что вы так пьете, как будто у вас писательских талантов — на вагон Достоевских и тележку Гоголей с Гегелями. А между тем редкий зритель не уснет, посмотрев половину вашего сюжета.

— Заблуждаетесь, Витторио. Дело в том, что в таких тонких материях, как телевизионное искусство, вы разбираетесь не более, чем навозный жук в пирожных. Сами тоже не без греха. Давеча мне один небезызвестный оператор рассказывал, как вы в хмельном виде записывали стендап. Ходят упорные слухи, что фразу «тектонические пласты» вы смогли выговорить с восемнадцатого раза. Витторио, я был о вас лучшего мнения!

— А я, Теодор, напротив, в вас никогда не сомневался — сразу знал, какой вы неприятный субъект на самом деле. Так вот, ваши источники бесцеремонно лгут! Это была девятнадцатая попытка. Я считал.

— Вот! А я в подобных состояниях легко начитал бы любой текст. Поэтому не вам меня судить, сударь! В плане журналистики вы — невежа, посредственность, кустарь и блузник. Вот и живите с этим.

— А вот это уже оскорбление, Теодор. От лица всего прогрессивного человечества я заявляю вам, сударь, свой категорический протест!

— Посмотрите, кто-то мальчика обидел! Малыш, скажи, кто это сделал? У меня старший брат — зануда. Я его позову, и он твоего обидчика «зазанудит»!

— Ах вот ты какой! Как почетный представитель творческой молодежи Европы, интеллигенции нашего города и банды своего района заявляю: я больше не стану носить вам фуфырики!

— Бездушный человек! Как вы можете бросить человека в минуты печали, грусти и похмелья? Хорошо, я приношу свои извинения и предлагаю сохранить статус-кво.

— Ничего не имею против.

— Витторио, а вот сам посмотри, разве бывают журналисты-трезвенники? Это же какой-то нонсенс, ошибка эволюции, тупиковая ветвь развития. У нас даже на программе про здоровье все поголовно курят и пьют. А корреспонденты спортивной редакции быстрее всех бегают в комок за бутылкой. А ты видел, какой климат в кабинете ведущего прогноза погоды? Там всегда плюс сорок, обильные осадки, переходящие в возлияния и густой туман от папироски. Кстати, недавно мне подарили отличный армянский коньяк. Я вдохнул его аромат и сразу в голове возникли образы могучих гор и журчащих горных рек. Я буквально почувствовал тепло кавказского солнца и услышал тихий шелест виноградной лозы. А вот у тебя, Витторио, какие ассоциации с коньяком?

— Ну, эээ….

— Понятно, молодой еще. Опыта и поэзии в тебе нет. Что ты в журналистике делаешь — ума не приложу, — Федор разочарованно смерил меня взглядом и обратился к зашедшему в редакцию видеоинженеру. — Михалыч, вот ты — человек, видавший виды. Какие у тебя ассоциации с коньяком?

— Капельница, завершающая запой и медсестра Лариска, — без запинки ответил Михалыч.

— Вот! Смотри, Витторио! Жалкий ты подмастерье! Три слова! А какая в них история, жизнь, страсть, катарсис, драма наконец! А ты мнешься как институтка! Ладно, что просто так сидеть и мечтать? Пойдем хотя бы пивка купим?

— Не имею возражений, Теодор!

— Так, господа, а вы куда собрались? — в редакцию зашла Белла.

Федор вздрогнул.

— Воздухом вышли подышать. Пока все равно работы нет.

— Уже есть. В местной колонии пройдет первый в нашей области женский конкурс красоты. Милицейское начальство попросило осветить. Кто из вас поедет?

Федор сразу отказался.

— Я привык встречаться с женщинами в естественных условиях обитания. В полях там, в лугах, в ресторанах или на дискотеках. А в тюрьме — нет. Вы же знаете, я — человек романтический. Я там обязательно несчастно влюблюсь. И потом буду общаться по переписке, возить передачи, мучиться, страдать и ждать УДО. А она потом выйдет и меня ограбит. Нет, не поеду. Вон, Витю отправьте.

Ну, Федя… Вывернулся. Делать нечего, собираемся с оператором в дорогу. Поехали. Водитель включил шансон, от которого стало как-то грустно. Поезда, мусора, мама, детство, кобура. Как, интересно, у них это получается? Сначала воруют, грабят и даже убивают, а потом поют жалостливые песни про маму, свободу и весну. Может быть, об этих вещах надо вспоминать до того, как совершишь преступление? Разве нет?

Приехали в колонию, охрана пустила на территорию. Ух ты, а девчонки нормальные такие! И не скажешь, что у многих статьи довольно серьезные. Сами себе костюмы пошили, номера придумали. Оператор снимает видео, я беру интервью — работаем. Тут звонит моя девушка. Мы с ней к тому времени встречались всего пару месяцев, поэтому она еще не привыкла к моим неожиданным перемещениям.

— Привет, тигренок, как дела?

— Привет, котенок, хорошо.

— А ты где?

— В тюрьме, — отвечаю я совершенно честно.

— Что⁈ В какой тюрьме?

— В женской.

— Так! Что происходит?

— Конкурс красоты происходит. Да не простой, а первый в нашей области!

— Витя, вы там опять с Федей первую субботу на неделе отмечали? Какая тюрьма? Какой конкурс красоты? Может быть, ты там уже в конкурсе купальников победил? Очень сомневаюсь. Витя, ну нельзя же пьянствовать прямо с утра!

— Да погоди ты! Трезвый я! Работаю. В местной женской колонии организовали конкурс красоты. Я приехал сюжет снимать. И не вздумай ревновать, мне никто здесь не нравится. Есть, конечно, симпатичные девушки, но у меня с ними слишком разные взгляды на Уголовный кодекс — вряд ли сойдемся характерами.

— Балбес вы, Виктор.

— С этим сложно поспорить. Может быть, вечером куда-нибудь сходим?

— Давай! Только не в компьютерный клуб с твоими друганами. Я хочу провести время культурно. В компании своих подружек.

— Бл@… Хорошо, говорю. Очень люблю проводить время с твоими подружками — шлюшками… Плюшками, плюшками будем баловаться, ха-ха, как в мультике. Да, вечером я за тобой заеду.

Да нет, подружки у моей девушки хорошие. Они, как вместе встретятся, так и щебечут три часа. Только им не мешай. Проблема — это их парни. С ними я не могу найти общий язык…

Парень первый — Илья. Чтобы решить жилищный вопрос, они с девушкой решили переехать жить в старый домик, оставшийся от дедушки. Фактически халупу пришлось снести и строить дом заново. И вот теперь парень подруги часами рассказывает об особенностях ремонта, ценах на стройматериалы и о том, как невыносимо заниматься любовью на листах пенопласта.

— А они как швыркнут между собой! У меня аж нёбо зачесалось, и все упало… До сих пор неприятно. Теперь только на кирпичах. Или вот на днях ламинат обещали привезти — попробуем.

Парень второй — Виталик. Этот помешан на фэнтези, эзотерике, веганстве и прочей экзотике. Мужику почти тридцать лет. Наестся своей морковки и начинает:

— А вы когда-нибудь задумывались, почему магия вуду не действует на православных? А вы знаете, что ни в одной книжке нет тараканов-зомби? Я, конечно, не говорю, что землю держат слоны и черепаха, но то, что она может оказаться плоской — вполне вероятно. Вот я женюсь, и мой ребенок тоже будет веганом. И собака. И кошка. Нет, лучше собаку не заводить, а то она съест кошку, а это крайне нездоровое питание для пёсика.

Парень третий — Эдик. Этот просто невероятный жмот.

— Как невовремя заболела мама. Мне пришлось снять деньги с депозита раньше времени. Вот и потерял я целую тысячу. А мог бы заработать. Эх, невовремя, потерпеть не могла…

Парень четвертой подруги — Василий. Он, как бы это мягче сказать… Стоп, это не Василий. А кто?

— Привет, меня зовут Серега! Я — новый парень Натахи. Будем знакомы. Чё, как житуха, братва? Я недавно откинулся. Да ладно, не напрягайтесь — мелкое хулиганство. Была у меня еще и кража, но это по малолетке. А вообще я хочу водилой поработать. Натаха обещала пристроить к себе на работу. Короче, накатим?

Ну вот, хоть один живой человек, и истории интересные. Встретишь такого — и просто как в хорошем сериале окунаешься в какой-то неизведанный мир. Малолетка, пацаны, фраера, движняки, вертухаи — романтика! Как журналист я пытаюсь вникнуть в эти рассказы, но потом алкоголь, который ускользнул утром, догоняет меня. Где-то в стороне хнычет Илья — проклинает ремонт, половую жизнь на пенопласте и цены на кирпичи. Виталик яростно доказывает Сереге, что городская стража Минас Тирита — это никакие не мусора, а кольцо Всевластия все-таки правильней было бросить в вулкан, а не заложить в ломбарде. И только стабильный Эдик сокрушается по поводу наших заказов, подходит ко всем по очереди и доказывает, что выпил меньше всех.

Я же радостно машу добрым пилотам, которые прилетели ко мне на своих веселых вертолетах. А когда мы едем с любимой домой, чтобы не стошнило, я, словно собака, игриво высовываю голову в окно и долго-долго икаю. В машине играет песня Данко «Московская ночь». И хотя мы не летим, а, скорее, ползем в пробке, да и улица Строителей нашего города совсем не похожа на московское Садовое кольцо, мне все равно хорошо. Завтра — воскресенье! На работу только к обеду.