Жизнеописание оболтуса

Москва — Львов

На следующее утро мы вновь приехали в большой просторный аэропорт. Привычная уже суета, спешащие пассажиры и красивая песня о городе, который мы покидаем: звонкий голос Муслима Магомаева разносится по огромному зданию, проникая в каждый его уголок:

'Песня плывёт,

Сердце поёт,

Эти слова,

О тебе, Москва!'

Большой белоснежный лайнер вновь понес нас на запад. Под крыльями — живописные узоры лесов, рек и деревушек. Очень скоро самолет сел в древнем Львове. Нас встретил мамин брат, папин деверь и мой дядя — Сергей. Он тоже был военным. С мамой он поцеловался, папе пожал руку, а меня потрепал по голове и «дежавюшно» пообещал блестящую карьеру в войсках. Потом на старом армейском «бобике» мы поехали по древней львовской брусчатке, ощущая задницами каждый ее выпуклый камушек.

В большой квартире дяди нас встретили его красивая жена Галина, дети: старший Дима и младшая Лена (мои двоюродные брат и сестра), а также семейство каких-то друзей, Красановых или Круасановых, которые тоже здесь были проездом. Мы раскрыли чемоданы и стали раздавать подарки. Говорят, что Москва портит людей. К помидорам она тоже была безжалостна: во Львове они уже не выглядели такими жизнерадостными и загорелыми молодцами, как при отлете из Алма-Аты. Шоколадные конфеты, на манер змей, попытались сбросить свою сладкую «кожу». Зато патиссоны держались огурцами. Да и «дедушко-бабушкинские» 200 рублей ничуть не изменились. Мне показалось, что дядиной семье они даже больше понравились, чем все наши кондитерско-овощные подарки.

Обнявшись-поцеловавшись, взрослые пошли в залу, а Дима потащил меня в детскую. Надо сказать, дядина семья каждый год гостила в Алма-Ате, поэтому с братом мы были давно и хорошо знакомы. Дима был старше меня на три года и, естественно, он придумывал все игры и развлечения. А поэтому в моих глазах он был кем-то вроде заместителя Д’Артаньяна или исполняющего обязанности Робина Гуда по вопросам организации развлечений для младших братьев.

— Смотри, что покажу. Теперь мы настоящие советские разведчики! С документами! — с этими словами Дима достал из дальнего угла выдвижного ящика две красные записные книжки с нарисованными на них звездами. Белые страницы внутри были аккуратно заполнены от руки. Я открыл свой документ. Там красовалось мое ФИО, место и год рождения. В графе «звание» было написано, что я старший лейтенант разведки.

— Они же ненастоящие! Это ты заполнил, — рассмеялся я.

— Дурень! Заполнил, конечно, я. Но посмотри, папа поставил настоящие печати!

Действительно, в каждом углу стояли отметки «Канцелярия. Западный военный округ».

— Вот классно! Надо будет друзьям показать! Вот обзавидуются! — я очень обрадовался и стал запихивать свой «документ» в карман.

— Верни! Их нельзя никому показывать. Папа сделал это секретно. А мама говорит, что если кто-то узнает, что он военную печать поставил ради глупой детской забавы, то его ждет неминуемый трибунал и служба прапорщиком на какой-то невообразимо жаркой Кушке в ужасном месте географии.

Брат отобрал мой «документ», приложил его к своему и спрятал их в ящике. Я не знал, что такое трибунал, но это слово звучало как-то особенно строго и угрожающе. Я, конечно же, не хотел, чтобы мой дядя отправился в то опасное место.

— Ну, а как тогда играть этими документами, если они настолько секретные, что их нельзя даже из квартиры выносить? — я окончательно расстроился.

— А что, по-твоему, Штирлиц в гестапо с советским паспортом ходил? Стоит такой перед Борманом, а у самого в кармане — удостоверение разведчика, пропуск в Кремль и билет на самолет до Москвы?

— Не знаю. Наверное, прятал документы в потаенном кармане, чтобы резидентам и связным показывать? — предположил я.

— Балда. Для встреч со связными он использовал пароль. А документы хранил в тайнике. Мы тоже так поступим. Тем более, что мимо моей мамы ни один гестаповец незамеченным не пройдет.

Долго придумывали пароль. Вспомнили какой-то старый фильм про разведчиков. Там спрашивали про какой-то славянский шкаф.

— Точно копировать мы не будем, — авторитетно заявил брат. — Да и что это за славянский шкаф такой, я не знаю. Давай, может быть, что-то попроще? Может быть, что-нибудь про газету? Они же везде есть.

— Давай! Здравствуйте, у вас есть в наличии газета «Правда»?

— «Правду» уже продали. Есть только сборник речей Михаила Горбачева.