Жизнеописание оболтуса

Тележурик. Первые шаги

— Так, студенты… Витя и Леша, берите оператора и езжайте в ближайший дачный поселок. Тема такая. Вы снимаете радостных дачников, как они со счастливой улыбкой сажают огурцы, с упоением копаются в навозе и восторженно травят вредителей. Главная мысль вашего аграрно-позитивного сюжета: не нужно ничего требовать у нашего замечательного правительства и ходить на митинги. А надо купить дачу. Она, родная, тебя и прокормит, и от нехороших, непатриотичных мыслей отвлечет. Понятно?

На дворе — самое начало относительно сытых и стабильных нулевых. Солнечное майское утро согревает двух прыщавых семнадцатилетних первокурсников. Так получилось, что мы с другом Лехой приперлись отрабатывать практику на один из заштатных городских каналов. Куратором над нами ставят редакторку Инессу лет тридцати, которая дает первое журналистское задание.

— Мне кажется, что нужно снять более правдивый сюжет. Мама говорит, что нам приходится работать на даче из-за того, что завод закрыли и папа остался без работы. Теперь нам денег не хватает, — говорит Леха.

— Вот когда у мамы будет свой канал, то сможете рассказывать на нем все, что заблагорассудится. А пока вы работаете здесь, слушайте меня. Все понятно?

— Понятно, — нестройно отвечаем мы.

— Курите? — спрашивает Инесса, потягивая дешевую сигарету прямо на рабочем месте.

— Никак нет! — отвечаем мы. Хотя, конечно, мы курим, но сказать правду почему-то боимся.

— Пьете? — она делает вдохновенный «бульк» из «фуфырика».

— Тоже нет.

Остановиться врать мы уже не можем. Хотим, значит, обозначить свой высокий моральный облик.

— Придется учиться, — вздыхая, говорит наша гуру, — и пить, и курить, и материться. Непьющих и некурящих журналистов в природе не бывает. А уж без мата совсем пропадете. Кхе-кхе, ёмана…

— А почему не бывает непьющих и некурящих? Вымерли? — попытался хохмить Леха.

— Вымерли? Скажешь тоже! Журналисты появились в природе сразу с пачкой сигарет в кармане и бутылкой портвейна в руке, — сообщает редакторка. — Это уже потом в ходе эволюции они отрастили блокноты, научились воровать друг у друга ручки и приручили операторов с фотографами. Или, наоборот, они журналистов одомашнили… А, может быть, это разумный портвейн научил всех снимать сюжеты и писать статьи, сподвигнул строить редакции и жить в них, пока не сдашь срочный материал. В любом случае, сейчас мы работаем как единое целое, симбиоз организмов: и журналисты, и операторы, и сигареты с портвейном, а иногда и кое-что покрепче. Вот такая загадка эволюции. Короче, оператор и водитель готовы. Можете ехать!

Нам выделяют оператора Егора со старой потертой видеокамерой. А на улице нашу троицу, гордо именуемую теперь съемочной группой, уже ждет водитель на зачуханной «шестерке», украшенной еле различимым логотипом канала. И вот мы выезжаем из ворот навстречу светлому телевизионному будущему, которое уже сбывается. Пора начинать гордиться.

Пока едем к дачному поселку, оператор Егор вальяжно сообщает некоторые важные подробности нашей совместной работы.

— Кароч, оболтусы, вот эта камера в моих руках стоит никак не меньше двадцати тысяч долларов, а кассеты к ней идут по сто баксов минимум, — обдав нас плотным, практически осязаемым облаком перегара, говорит оператор. — И если на нас нападут голодные дачники с вилами, вы просто обязаны в первую очередь спасать камеру, ну и меня, соответственно. Все понятно?

Мы с однокурсником понимающе киваем, с восхищением глядя на уважаемого человека, которому доверили столь дорогое и сложное оборудование. Трудно даже представить, какие деньжищи в виде зарплаты получает такой важный специалист.

— Пацаны, займите на пиво, а то вчера перебрал малость. Завтра верну. И на сигареты дайте.

Что поделать, у богатых свои причуды. Мы просто счастливы оказать знак уважения оператору, хотя и отдаем последние деньги, оставленные на обед. Останавливаемся у ларька, оператор покупает пиво. Тут же проводит сеанс самостоятельного лечения от похмелья. Бутылку мастер опрокидывает мгновенно. Его взор проясняется, глаза начинают поблескивать светом разумной жизни.

— Не, пацаны, вспомнил, деньги я вам вернуть никак не могу. У вас же первая съемка? Правильно! По традиции вы должны перед оператором проставиться, иначе удачи в работе не будет. Честно говорю. Вот был у нас один журналист, не проставился перед оператором. И что вы думаете? Отправили его на съемку ядерного могильника, а вернулся он сам не свой. Хвостом виляет, какает где-попало и задней лапой ухо чешет. Так что традиции беречь надо. Кстати, вот мы и приехали. Надо пиво допить. Я камеру настрою, а вы бутылку куда-нибудь в кусты закиньте.

Дачники оказываются довольно милыми созданиями, способными бесконечно копаться в своих ненаглядных грядках и клумбах и столько же восторженно о них говорить. Но не на камеру. Стесняются, блин. Битый час мы ищем кого-нибудь, кто сможет дать нам нормальное интервью. Находим. Но он оказывается просто до ужаса словоохотливым. Битый час огородник рассказывает нам про помидоры, огурцы, патиссоны, груши и смородину. Несколько раз я пытаюсь вежливо объяснить, что нам пора ехать. Но нет. Дачник не умолкает. Меня уже начинают посещать мысли, как бы трахнуть этого дачника лопатой по башке и пустить на компост для его сраной смородины. Воспользовавшись моментом, когда персонаж нашего интервью полез на дерево (оператор сказал ему, что именно там на фоне груш получится лучший кадр), мы бросаемся наутек. В какой-то подворотне нарываемся на свору больших облезлых псин, которые с диким лаем устремляются за нами. Размахивая штативом, мы прорываемся к перекошенному забору и успешно его перелазим.

— Вот они, оглоеды. Опять пришли мой укроп воровать! — в уши врезается дикий ор какой-то бабки.

Она поочередно метает в нас лопату и вилы. Мы снова куда-то бежим и неожиданно натыкаемся на редакционную машину со спящим водителем. Отъезжаем на соседнюю улицу и останавливаемся. Оператор сообщает, что надо снимать видео для сюжета. С горем пополам уговариваем каких-то дачников хотя бы попозировать. Я одалживаю лопату и делаю вид, что копаю, попутно рассказывая о видах на урожай в этом году — это такой творческий стендап. Оператор говорит, что видео набрали достаточно. С чувством выполненного долга, уставшие, но довольные, мы едем обратно.

— О, чуваки, я сейчас вам сниму, какая здесь плохая дорога! — оператор вытаскивает камеру в окно автомобиля.

Свесив ее на руке, он продолжает съемку.

— Вот как надо. Прямо возле земли держу. Смотрите, если камера разобьется, то все вместе отвечать будем.

— Егор, да нам вроде бы не нужны кадры плохой дороги! Верни камеру в машину!

— А, салабоны, не учите меня работать! Еще спасибо скажете, что я дорогу снял. Ой, бл@, чуть не ударил камеру о камень. Да ну вас! Ничего вы не понимаете в искусстве. Стараешься для вас, а благодарности не дождешься. Есть сигарета?

Наконец-то возвращаемся на канал. Благодарим оператора и водителя. Идем к редакторке. Она рассказывает, что нужно делать дальше. Да ладно? Оказывается, наши героические съемки — это только начало. Нам всего-то надо теперь отсмотреть видео, выбрать удачные фразы из интервью, написать текст, утвердить его с главным редактором и смонтировать готовый сюжет с видеоинженером. Трудней всего приходится с текстом. Все полученные знания и впечатления о дачной жизни нужно втиснуть в короткий полутораминутный сюжет, хотя информации хватило бы на книгу и сериал с приквелом. Мы пишем свои впечатления от руки, потом перепечатываем текст на древней печатной машинке и несем его главному редактору.

— Парни, текст нужно писать максимально простой, как для идиотов, — поучает главред Николай Андреевич. — Сюжет короткий, зрители не успевают вслушиваться в сложные слова или ваши заковыристые мысли. Что это? «Приход весны ознаменовал собой начало полевых работ на дачных участках. Тысячи людей с воодушевлением трудятся во благо будущего урожая и не планируют этой весной ходить на антиправительственные митинги. Опытные дачники имеют серьезные устремления…». Вы издеваетесь? Что это за творческий припадок? Кого там имеют дачники? А проще нельзя написать?

— Наш преподаватель говорил, что журналист должен поднимать аудиторию до своего уровня, — задрав прыщавые задиристые носы, отвечаем с Лехой.

В институте действительно так говорили. Представляете, семнадцатилетние балбесы и так обычно считают себя самыми умными, а тут еще и убеленный сединами преподаватель говорит, что так и есть: у них уже есть какой-то недосягаемый для обычных людей уровень, к которому можно и нужно поднимать темную невежественную массу обывателей, сидящих по другую сторону экрана. Прометеи, не меньше. Только вместо огня у нас микрофоны и самомнение. Первое нам выдали сегодня, а второе как-то само проступило вместе с первыми жидкими усами.

— Бл******, да какие же мудаки вас всему этому учат? — главред протяжно матерится, что-то причитает и закрывает лицо руками. — Парни, вот без обид, ну вот и скажите мне, какой у вас уровень? Не по «Контре» или подростковому онанизму, а по интеллекту? Вот скажите как интеллигенты интеллектуалу, какие вы книги сейчас читаете?

— Синюю, — брякнул шустрый Леха.

— Синюю? — слегка опешил главред.

— Ну не совсем, там еще белые полосы. Точное название не помню. Там что-то про журналистику. Она новая, американская, — Леха понял, что назад пути нет.

— Понятно. А ты? — главред ткнул пальцем в меня.

— Такую же читаю, синюю. С задней стороны она в лазурную переливается. Там очень много про журналистику! — ничего умнее я придумать не смог.

— Хорошо. Так вот, чистые, не умеющие врать, юношеские создания, читающие одну книгу на двоих. А чему вы можете научить, например, строителя, инженера или пенсионера? Как написать текст, который будет одновременно заумным, нудным и тупым? Снимайте короны и горностаевые мантии. Скипетр и державу сдаем на хранение вахтеру. Быстро переделывайте текст, а то я вам практику не засчитаю! Эй, два страшилы, я не волшебник и не смогу дать вам настоящие мозги, поэтому эволюционируйте самостоятельно. И желательно побыстрее, а то выпуск новостей прозеваете!

Пишем текст, несем главному редактору, он ругается матерными словами, мы переписываем. И еще раз. И еще. До выпуска новостей остается полчаса. Не может быть! Главред принимает наш текст! И мы бежим на монтаж. Видеоинженер превращает наше с оператором творчество в настоящий сюжет. За минуту до начала выпуска новостей, на подгибающихся от усталости ногах, мы заносим кассету с нашим шедевром в аппаратную. Ну и работенка! А что, люди тут каждый день так ишачат?

Автобус. Дом. Вместе с семьей смотрим мой первый сюжет. Поздравления от мамы. Отец выдает: «Хороший сюжет, на нашу дачу ты не хочешь ездить помогать, а так хотя бы по телевизору увидел тебя с лопатой».

Наша практика проходит быстро. За это время мы успеваем снять десяток сюжетов. Готовим материалы про бомжей, безработных, футбольный турнир и выпускной вечер. Мы даже делаем рекламный сюжет («джинса» на телевизионном сленге) про местный санаторий «Автомобилист». Там, оказывается, время от времени пьянствует и занимается всякими непотребствами директор канала, а расплачивается рекламными сюжетами в вечерних новостях. Всю эту телевизионную феерию мы делаем, естественно, за «спасибо» и зачет практики.

По окончанию курса молодого бойца Леха предлагает главному редактору свое неокрепшее перо на платной основе. Но мягко отшивается. Своих балбесов девать некуда. Да и вообще, Леха в итоге в журналистику не пошел. Как и восемьдесят процентов выпускников нашего журфака. А я вот за каким-то хреном пошел…