Жнец и его тень

Глава 26. ♜ Железо и яды

Двери трапезной распахнулись посреди обеда — дело неслыханное. Гонец запыхавшийся пред княжьим столом на колени хлопнулся, голову в половицы упёр:

— Не вели казнить, батюшка князь...

Князь лицом посуровел, беду предчувствуя:

— Говори, чего там у тебя.

— С самой границы я сказал без отдыха, трёх коней сменил. На кровника твоего орда напала. Крепость стороной обходят, но посады жгут, деревни грабят. Не пойдет он сюда походом. Не до нас сейчас.

Мгновение тишина стояла, слышно как муха летит. А потом все зашептались, засплетничали разом. Князь в усы усмехнулся:

— Кто ж так добрые вести приносит, с таким видом, будто враг уже на пороге! Эй, казначей, награди гонца по совести! Воеводе же наказ — посты не снимать, со степняков глаз не спускать. Как бы нас ордынским произволом не задело.

Воевода кивнул важно, а Мировид тем временем задумался крепко, брови свёл. Опосля трапезы велен Велеславу сразу в берлогу идти, не задерживаясь. На полпути их Варвара догнала. Вкруг стола сели, подождали, пока десница воеводин с мыслями соберётся.

— Ох не нравится мне эта история со степняками, — проговорил Мировид наконец.

— Так разве то для нас не лучшим образом обернулось? — Сколько дней уж Велеслав себя поедом ел за Ханово самоуправство, из-за которого город родной пострадает, а тут будто всё само собой решилось — чем не облегчение?

— На первый взгляд оно может и так. Да вот только давно орда в наших краях не появлялась — а тут вдруг сподобилась.

— Думаешь, — с опаской спросила Варвара, — опосля соседа они и до нас доберуться?

— Это вряд ли. Хотели бы — одновременно кинулись. Слишком между нами и соседской крепостью дороги прямые, силы копить и подмогу посылать удобно.

— Но ведь мы с соседями в ссоре. Ежели степняки об том прознали...

— Вражда враждой, а орда — ордой. Так и замириться недолго перед общим ворогом. Там в степи тоже не дураки, не стали бы на это полагаться.

— Значит выходит, — смекнул Велеслав, к чему Мировид клонит, — что они нарочно нас прикрывают? Ужель возможно такое?

— Золото и подати степняки превыше крови любят. Заплатил им кто-то. Как бы только цена непомерной не оказалась...

Дав догадку свою обмыслить, Мировид с лавки встал, кулаками в стол упёрся:

— Не для того я это сказал, чтоб бежать и носом сыру землю рыть — но слушать и запоминать с сего дня прошу, если вдруг кто обмолвится.

С тем и ушёл, Варвару с Велеславом наедине оставив.

— Вот о чём думать надо, — первой княжна молчание нарушила, — чтобы со ордынцами связаться?

Шутка дурацкая-дурацкая на языке вертелась, да так и вырвалась:

— Тебе наверное получше многих об этом знать.

Варвара насупилась деланно, даже кулачком в плечо легонько стукнула:

— Ни какой же ты ордынец, глупости какие!

А потом голову на плечо уронила и добавила тихо:

— Ты Велеслав. Мой Велеслав.

Дни летели, один за одним. Прав Мировид оказался — степняки в соседских угодьях повеселились, нанеся ущерб немалый, да и сгинули, будто и не было их. Князю соседскому, само собой, не до кровной вражды сделалось — тут бы зиму пережить.

А в тереме тем временем благодать такая, комар носа не подточит: ни слова про орду не слышно, окромя разве что сплетен досужих.

Так бы и забылось к весне, если бы не случай.

— Чернавка у меня пропала, — посетовала Варвара одним утром. — Млавой звать, красивая девка, работящая. Она мне кувшин для умывания приносит на заре. А тут не явилась, не предупредив. Я перво-наперво к батюшке пошла, но что он, что воевода ему вторит: мол загуляла с молодцем каким, вернётся. Я в то не верю. Не сказать, что Млава прям разумница великая, но цену себе знает, опрометчиво себя не поведёт. Ну и... не такая она, понимаешь?

А Велеслав с Варварой не одно дело разобрал, знал, что не будет зазря преувеличивать и небылицы сочинять:

— Как ты говоришь, так и будет. Ты лучше расскажи, где эту Млаву в прошлый раз видела?

— Так на вечерней заре она мне доброй ночи пожелала, сказала, что свидимся утром. С тех пор ни слуху ни духу.

— Может, знаешь, где живёт? Вещи там обыскать, может и найдём чего.

— Это я запросто! Пошли, покажу.

Заручившись поддержкой, повела их Варвара сквозь терем туда, где слуги обретались. По дороге на сокольничего наткнулись. Тот как её приметил, окликнул сразу:

— Варюшка, ты куда ж так бежишь? Разве пристало княжне носиться?

Поморщилась Варвара, но остановилась, ответила:

— Дядька Святобор, ты меня сейчас не отвлекай, дело важное. Преступление расследую.

Сокольничий зацокал языком неодобрительно:

— Ишь, какая серьёзная, даже дознавателя с собой прихватила. Нет бы, как девкам полагается, вышила рушник там, да хоть бы лубок нарисовала...

Лицо княжны от гнева аж раскраснелось:

— Хоть знаю, что батюшке моему ты друг, а скажу: когда третья жена подряд мрёт, то, может, дело не в жене? И так про тебя слухи ходят нехорошие. Мне бросить всё, да в эту сторону покопать, на весь терем твоим грязным бельём потрясти?

Видать, всё ж таки совесть у Святобора была неспокойна, испугался:

— Ну что ж ты такая злая, Варюшка? Я ж не в упрёк, я ж любя! О твоём же благополучии позаботиться хотел... Видать боги чего напутали, должна была сыном родиться.

— С богами я на исходе лет разберусь, а пока уйди с дороги.

Косой тряхнула горделиво, Велеславу через плечо бросила:

— Идём!

Три поворота прошли, когда она шаг замедлила, призадумавшись:

— Может зря я с ним так сурово? Да только допекли меня сызмальства этими рушниками, сил никаких нет! Слышала я, что в военные годы бабы в посаде сами поле пахали, в кузне работали — всё, чтобы городу помочь. А княжне, которая может дело нужное сделать, всё одно надо в светлице сидеть, вышивкой бесполезной тешиться, хоть вовсе терем по брёвнышкам развались!

Огляделся Велеслав, что не видит никто, ладони на плечи положил, в глаза посмотрел:

— Ты, мой свет, на дураков не обижайся. Мне однажды Мировид сказал, что не кровь определяет человека, а только его дела. Так и пусть вспоминают, что ты как добрая хозяйка поступала, верных слуг в беде не бросила.

Приободрилась, душу улыбкой согрела:

— Спасибо тебе, Велеслав. Ты один меня тут понимаешь.

С тем они путь и продолжили. Млава в комнатке за кухне вместе с другой чернавкой обитала. Соседки там не оказалось, кто-то видал, что на торжище ещё до зари убежала. Вроде всё так: кровать узкая, ларь с вещами.

Варвара убранство нехитрое внимательно осмотрела, на покрывале заплатанном взгляд задержала:

— Что-то постель небрежно прибрана, будто впопыхах. Млава, она до мелочей внимательная, хоть бы и торопилась, а как попало не бросила.

— Видать и правда беда приключилась, — принялся Велеслав размышлять вслух, — ежели бы силой увели, то из дверей соседних кто-то бы и заприметил, но все молчат. Значит, поблизости искать надо. Может, вещь какую обронила, будет нам подсказка.

Комнатку они от пола до потолка перерыли, да так и не нашли ничего. А вот снаружи удача улыбнулась: в нише тёмной нашла Варвара ленту алую, шелковую, грязными сапогами затоптанную.

— Вот, — она на свет находку показала, — эту ленту я сама ей подарила за хорошую службу. Млава с ней с тех пор не расставалась.

Велеслав и так к проёму примирился — стена как стена. А вот факел подле него не горит да и висит как-то косо. Только дёрнул за крепление — зашевелились камни, куда-то вниз поехали, тихо-тихо. И вот уже лестница деревянная, до блеска вытоптанная куда-то в подземелье ведёт. Чары, да и только!

— Три потайных хода я знаю, — сказала Варвара, едва от потрясения оправилась, — а про этот ведать не ведаю.

Хотела первой по ступеням пойти, но удержал её Велеслав:

— Один пойду. Мало ли кого мы там увидим, а ты боям не обучена, только пострадаешь зазря. Лучше Мировида найди, расскажи всё, как есть.

Варвара нехотя кивнула, правоту признавая. А потом на носках приподнялась, губами легонько в щёку клюнула:

— Ты береги себя, пожалуйста.

С таким оберегом хоть хоть в бой, хоть в Пекло! Стал Велеслав спускаться осторожно, шума не поднимая. Ох и длинна оказалась лестница! Не день и не два её собирали. А закончилась она в пещере рукотворной. Жарко, дымно от чадящих факелов. А посерёдке девица связанная сидит, глазами бессмысленными в стену смотрит. И два степняка расхаживают — будто у себя дома!

Велеслав за ящиками какими-то схоронился, стал наблюдать, что дальше будет. Долго ли коротко, ощутил он, что будто локтем кто его слева ткнул. Смотрит: лежит рядом Хан, будто всегда здесь был.

— Что ты...

Чёрт палец к губам приложил, на охрану кивнув. Делать нечего, пришлось терпеть неприятное соседство. Вскоре ещё кто-то в пещеру зашёл, на степняков прикрикнул женским голосом. Вот те раз: а это ж Марья, знахарка княжеская!

Девице пленной из какой-то склянки выпить дала — и как затрещит на языке тягучем, как ветер степной. Что сказывает — не понять. Пересилил Велеслав себя, у Хана спросил:

— Знаешь, о чём толкуют?

— Как не знать, — не удержался, съехидничал тот в ответ, — и ты бы знал, если бы бабку не одним ухом слушал, а обоими. Ведьма говорит: забирайте товар, не будет сегодня больше никого. Воин отвечает: так троих же обещали, а не одну, вы, дескать, договорённости не чтите. Вы, тут слово неприличное ведьма произнесла, дармоеды, не переломитесь ещё разок съездить, надо же всё без спешки обставить, чтобы не искал их никто.

— Это что ж это они... наших девок товаром называют?

— Это степь, брат мой. Там люди деловые.

Вот если бы не в засаде сидел, так бы и врезал по лбу, чтобы звёзды перед глазами закружились!

А так подождал, пока все из пещеры уйдут и стал из-за ящиков выбираться.

— Ты куда лезешь, обалдуй, — Хан его за край рубахи ухватил. — Как заберут девчонку, иди за ними след в след, разведай, куда ход выходит, куда следы тянутся. В другой раз там охрану тайную выставишь, возьмёте всю шайку на горячем.

— Ну возьмём, а она до скончания века копыта ордынским коням мыть будет?

— Иногда ради большой выгоды надо чем-то жертвовать, — Хан только руками развёл.

Во имя спокойствия своего, пропустил Велеслав последние слова мимо ушей, а скорее пленницу развязал, по щекам похлопал:

— Ты Млава?

Кивнула она безразлично, встать не пытаясь.

— Идём быстрее, ты свободна!

Ответила тускло, заунывно:

— Что воля, что неволя — всё равно...

Пришлось руку себе на плечо закинуть и, за пояс поддерживая, к лестнице чуть не волоком потащить.

— Помяни моё слово, Велеслав, аукнется тебе это, нехорошо аукнется... — каркал Хан ему вслед.

— Сгинь, нечисть!

Послушался, растаял ветром, да только в душу уже успел плюнуть.

Мировид дело своё сделал на совесть — в считанные минуты дружинников собрал да на обыск пещеры направил, а всё опоздал, опередили его лиходеи. Факел вокруг гвоздя вертелся, а не открывалась дверь колдовская, как ни старайся. Ежели по стене постучать — звук глухой, нет там никакой пустоты. Пришлось уходить несолоно хлебавши. Нет-нет, а возвращался Велеслав к мысли, что прав был Хан, спугнул он степняков, но стоило посмотреть в глаза Варварины, полные тепла и благодарности, так и все сомнения исчезали.

Но с той поры прялка судьбы завертелась с удвоенной силою. В один из дней подкараулила Велеслава Марья, путь преградила, взъерошенная, как ощипанная ворона:

— Я тебе, ведьмак, говорила в мои дела не лезть? Вот чего тебе в жизни не хватало?

— Правды, — ответил Велеслав с вызовом. — И справедливости.

Расхохоталась смехом лающим:

— Да кому нужна твоя правда? Городу порядок нужен. Чтобы пшеница колосилась, чтобы сосед в ворота тараном не стучал, чтобы орда не бесчинствовала, чтобы дети без отцов не росли. Сколько лет моими стараниями княжество в мире процветало, пока другие от степняков за головы хватались? И всё за десяток девиц без роду-племени. Цена невысока!

— Ты и князю в лицо это скажешь? Как его людей без ведома врагам отдаёшь? Я всё своими глазами видел, ведьма, не забывай об этом.

Резко вперёд наклонилась, чуть носом в шею не воткнулась, пахнуло горечью ядовитых трав:

— Чем докажешь, ведьмак? Хочешь помериться, твоё слово против моего, а? Ты, кажись, сам степных кровей, вот с сородичами и побратался?

И чувство такое, как на старую мозоль наступила, и сказать нечего.

Отпрянула Марья столь же резко:

— Молчишь. Вот и молчи. И Мировиду своему скажи, что обознался. Оба целее будем.

Начальнику Велеслав, конечно, всё слово в слово передал — не было у него от Мировида секретов. Тот знатно опечалился, но ничего не поделаешь, пришлось прикинуться, что дело замяли — чтобы знахаркину бдительность притупить.

Как это водится, о переполохе в тереме скоро забыли. Млава от зелья колдовского в пару дней оправилась, что было с ней не запомнила. И стало всё, на первый взгляд, как раньше.

Осенью князь большую охоту затеял, едва ли не всех мужчин рангом повыше слуги с собою позвал. Угодья охотничьи у князя — за день не проскакать. Велеслав впервые в этой забаве участвовал, всё было ему в диковинку. Рога трубят, кони копытами землю роют, соколы кружатся, люди галдят. Шатры расставили для отдыха и трапезы. Весело!

Добывать собирались рябчиков да тетеревов, но коли заяц попадётся — хоть и не разжирел он ещё в эту пору, всё ж дичь.

Разбрелись охотники кто куда — каждому хотелось лучшим добытчиком стать, похвалу от князя получить. Тропа привела Велеслава на поляну. Три волка доедали какую-то птицу — уже не разобрать. Человека заметили, зарычали зловеще. Велеслав лук из колчана потянул — хоть и немного он в стрельбе упражнялся, но чем чёрт не шутит. Почётно шкуру волка добыть! Первая стрела в молоко улетела, волков спугнула. Вскочили серые да прочь понеслись.

Зная себя, следовало остановиться, другую добычу поискать, но видимо не стоило чёрта припоминать — будто проклятая кровь степная взыграла. Велеслав коня пятками подтолкнул, в карьер посылая. Но пусть даже волков догнать, покуда они в лес не ускользнули, стрелять на ходу придётся, а это куда похуже, чем с места...

Правда ли, чудится ли, чужие руки лук в сторону отвели, стрела сорвалась — да и ближайшего волка прямо в глаз поразила, захочешь — не прицелишься. И главное, не понять, браниться тут или благодарить....

Велеслав привязал добычу позади седла да и обратно к стоянке поехал. А там к охоте всякий интерес потеряли: носятся с тазами да полотнами ткаными, кровью красной заляпанными.

К нему дружинник подбежал запыхавшийся:

— Вот ты где! Идём скорее, Мировид тебя ждёт.

Из шатра дружинный лекарь вышел в фартуке окровавленном.

— За Марьей послали? Тут только чары помогут...

Велеслав уж больше не слушал ничего, поскорее внутрь скользнул. Десница воеводы лежал на подстилке из шкур, под повязками полосы как от когтей проступают.

Ох и не по себе Велеславу сделалось! Первый друг и наставник со злой раной лежал, а он даже помочь ничем не мог ему!

— Что ж с тобой приключилось?...

— Медведь... большой, бурый... — Мировид головой тряхнул болезненно. — Потом...

Рука куда-то под шкуры скользнула, стопку грамот оттуда выудила. Мировид те записи Велеславу в руки вложил, жестом указал к уху наклониться:

— Ты поймёшь, что с этим делать... А до той поры... ни отцу, ни брату, ни даже богам не показывай...

— Пропустите меня! — снаружи донеслось, и Велеслав грамоты поскорее за пазуху спрятал, полой кафтана прикрыл.

Воевода пожаловал со свитой:

— Как же так, дружище! — руками всплеснул, как та боярышня, — ты будь спокоен, за знахаркой уже послали...

С ледяной ясностью Велеслав понял, что не поможет Мировиду знахарка — только в могилу сведёт быстрее. В последний раз наставнику в глаза посмотрел — попрощался. Да и на воздух из шатра вышел.

На небо глаза устремил — как ответов просил. Бок жгли грамоты кровавые. Что ж такое там, что ради них человека уморить можно?

Мировид скончался на третий день. Князь тризну по нему справил, как по дорогому родичу. А уже наутро хозяйничал в его берлоге новый десница воеводы. Как бы не скорбь великая, обида бы сердце Велеслава точила, что не его, героя признанного, назначили. Но тут не стал спешить он с выводами, присмотрелся. Ничего-то новоявленный начальник о текущих делах не спросил, только любезностями дежурными обменялся и тут же ерунду какую-то поручил. А сам — по полкам шарить. То медленно, с расстановкой, то в нетерпении бересту расшвыривая.

Знал Велеслав, что он ищет. Грамоты, что не на бересте, на шкурах выделанных писаны буквами незнакомыми. Знал и того, кто прочесть их сможет — с духом собирался, чтобы на сделку со своей совестью в другой раз пойти. Но после разгрома новым десницей учинённого ждать уже было никак нельзя.

Велеслав в светлице заперся да и позвал в темноту, зная, что услышит:

— Хан!

— Ты позвал меня сам? Эка невидаль! — он тотчас явился за спиной, как из теней его кто слепил.

Не стал Велеслав ничего объяснять, только грамоты в руки сунул:

— Читай.

Хан первую запись к глазам поднёс, сморщился:

— Верея, нижний посад, один кошель, Купава город восток, два кошеля, Млава, терем — в уплату военной помощи... Перечень девок на продажу, подпись вашего воеводы, скукота...

— Есть в тебе хоть капля сочувствия или нет?!

— А ты меня сочувствовать звал, или по делу?

— Что ж, дело ты сделал, а теперь ступай.

Хан по комнате прошёлся туда-сюда, палец картинно прикусив:

— Дай угадаю: ты собираешься эти писульки взять и князю на воеводу жаловаться пойти. На твоём месте я бы того не делал.

По чести Велеслав так и задумал, но в разуме, хоть и злодейском, Хану было не отказать, а потому он спросил:

— Это почему же это — не делал?

— А ты подумай: кто, окромя меня, воеводы и Марьи, в тереме степнянский знает? Им достаточно просто в твоих знаниях усомниться — и уже сухими из воды выйдут. Сколько Мировид эти грамоты с собою носил? Неужто бы не показал князю сам, если бы в этом была хоть капля толку?

Присел Велеслав на ближайшую лавку, об колени тяжело опёрся.

— И что же ты предлагаешь?

Хан палец вверх поднял назидательно:

— Ты меня только до конца дослушай, спорить потом будешь. Видно, что воевода всем заправлял, Марья не того полёта птица. А значит, его нужно убирать, шайку обезглавить. Покуда они, аки псы грызутся за верховодство, ты князя умаслишь чтука, уже умеешь, о заслугах своих в поимке жуликов напомнишь, обещаешь убивца найти — и станешь воеводой сам. А там по одному всех разгонишь, в темницу побросаешь — как понравится.

— Для тебя вообще есть задачи, которые чьей-то смертью не решаются?

— Так-то я всегда за доброе слово, — ухмыльнулся Хан. — Но доброе слово и кинжал куда как действенней. А ты, прежде чем послать меня в другой раз к лешему, вспомни о том, что ты меня тогда не послушал — и наставника своего потерял. До кого они в следующий раз доберутся, как думаешь?

— Мировида медведь задрал, сила природы...

— Не будь простодушным, Велеслав, не бывает таких совпадений, чтобы медведь да сам на человека напал, причём не на какого-нибудь, а именно того, кто под воеводу копает. Ясно как день, науськал его кто-то.

Надолго Велеслав в думы свои погрузился. Претило ему, как тать ночной, спящего и безоружного заколоть, вот только... чем дольше он подле Варвары оставался, тем проше становилось их нежную дружбу заменить. За Мировида сердце болело, а коли с ней что случится — и вовсе от горя разорвётся.

— Согласен. Давай это сделаем, — с тяжестью на душе вымолвил он наконец.

Хан улыбнулся широко, да жутко, нож, с полки взяв, протянул со словами:

— Ты не бойся, брат мой. Когда придёт время пустить его в ход, его будет держать моя рука.

Где покои воеводы, Велеслав, конечно знал. По темным проходам добраться незамеченными труда не составило. Дверь на засов изнутри затворили, но Хан его чарами подцепил, так в сторону и отъехал.

Створку отворили тихонько... а воеводы там нет как нет! Только Марья стоит, а перед ней на лавке кто-то связанный, на голову мешок надет.

— Хорошо ты держался, ведьмак, даже меня почти обмануть сумел. Да только когда на хвост гордости наступают, ордынец всегда думает, как ордынец — я ещё не видала исключений. Дай, думаю, покараулю тут ночку — явишься ли спросить про не твоё назначение.

— Это ничего, — Хан, кажись, только порадовался, — я и тебя, ведьма, убью, потом меньше мороки будет.

— Ой ли, — Марья ему оскалом самодовольным ответила, — а ежели так?

Она мешок с пленника сдёрнула — у Велеслава внутри вмиг всё обледенело. Сидела на лавке Варвара, со ртом платком завязанным, только и могла мычать сердито.

Знахарка ножичек короткий из рукава вытряхнула, по шее нежной провела:

— Давай договариваться, ведьмак — раз и навсегда. Иначе никому из нас житья не будет. Чего ты хочешь? Золота, должностей, почестей? Всё мы тебе дадим, всем поделимся — только примкни к нам, прекрати козни строить.

— Отпусти её! — не своим голосом Велеслав потребовал.

— Не буду я с тобой договариваться, ведьма, — вторил ему Хан. — Я не как те твои степняки продажные, кровь за кровь.

Он нож из-за пазухи Велеславовой выхватил, для метания прицелился.

— Не смей, Варвару зацепишь! — вскричал тот в неподдельном ужасе.

— Не мешай, недоумок, я знаю, что делаю!

Велеслав в руку Хана вцепиться успел, но вывернулся чёрт, таки метнул нож проклятущий.

Словно время остановилось.

Ни руку протянуть, ни самому встать на пути рокового железа.

В грудь Варвары нож вошёл — в самое сердце. Чуть вскрикнула — и наземь повалилась.

Марья сама такого не ожидала, руку к губам прижала, давя причитания. И тут же прочь за дверь кинулась.

Не до ней Велеславу было, на колени рядом с Варварой он упал, руку в ладонях сжал, всех богов моля, чтобы оказалось всё сном кошмарным. Не нужна была ему ни булава воеводина, ни княжество, ни сама справедливость — без неё.

Но молчали Небеса — закрылись глаза любимые.

Пусть говорят, что мужчины не плачут — слёзы на пол закапали, никак не удержать.

— А я говорил, — а Хан, похоже, совсем добить его решил, — не сопротивляйся мне, делай что говорено, или всё потеряешь.

— Не прощу! — взглянул на него Велеслав зверем бешеным.

Хан лишь огрызнулся ядовито:

— Не вини в том меня, себя вини. Ведь ты...