Жнец и его тень

Глава 42. ♜♛⟰ Останусь

— Олег, ты чёртов придурок! Развяжи меня немедленно!

Варвара полностью отдавала себе отчёт, что переругиваться с человеком, которому хватило ума привезти её в мрачную заброшку, до этого хладнокровно уколов в шею какой-то снотворной дрянью, — занятие по определению бессмысленное. Но она уже попробовала все известные ей способы освободить хотя бы руки и нисколько в этом не преуспела. Плохие слова — единственное оружие, что у неё оставалось, чтобы отвести душу.

— Третьякова, не шуми, — Олег прошёл мимо неё, небрежно левитируя над ладонью игральные кости. — Мы же не в дикой древности живём, цивилизованные люди. Выйдешь отсюда целая, без единой царапины. Конечно, кроме тех, которые нанесёшь себе сама, пытаясь вывернуться раньше времени.

В чёрном дизайнерском балахоне с кожаными вставками и тщательно продуманными лохмотьями на подоле он напоминал эталонного киношного злодея. Скорее всего из-за нервов, но образ показался Варваре настолько гротескным и карикатурным, что она засмеялась.

— От угроз мы перешли к истерическому смеху, ладно, — на его лице появилась улыбка, какую никто в универе у Олега никогда не замечал. Неприятная, сумасшедшая. — А знаешь, ты сама довела ситуацию до такой досадной нелепости. Если бы ты сразу согласилась на сотрудничество, если бы сама познакомила меня с Велеславом — ничего бы этого не было.

— Велеславом? — обвинение показалось Варваре настолько абсурдным, что она продолжила разговор совсем не так, как по идее следовало, — тебе-то на кой сдался мой парень из прошлой жизни?

— Вот значит как, — на секунду ей показалось, что Олег сейчас её задушит или что-то вроде того, такой злобой сверкнули его глаза, — значит в этот раз он опять выбрал тебя! Или это просто глупая случайность, что вы встретились раньше? Ведь в этой жизни он мог достаться мне, должен был мне достаться!

— Олег, ты больной? — уточнила Варвара, стараясь сделать голос как можно мягче, чтобы зря не провоцировать безумца. — Я знать не знаю, где Велеслав сейчас! Мы оба умерли, так бывает. Если очень хочется, можешь посмотреть на его останки в краеведческом музее. Денег на билет одолжить?

Он начал смеяться. Запрокинув голову, громким грудным смехом — выглядело довольно жутко. А потом прервался так же резко, как и начал:

— Извини, — Олег примирительно поднял руки, вновь становясь почти нормальным. — Бывший я был несколько неуравновешен. Его эмоции порой играют со мной злую шутку.

— Может быть тогда не следовало так опрометчиво всё вспоминать? — Варвара украдкой перевела дух.

— Но ты же сама не смогла сдержать любопытства.

— Я, вообще-то, провела всестороннюю подготовительную работу, прежде, чем посмотреть своими глазами. Кажется, я тогда рановато тебя похвалила...

— Сменим тему, — она видела, что Олег в какой-то степени и сам не рад своему решению, но признать свою ошибку не способен, — и вернёмся к Велеславу. Ты говоришь, что ничего не знаешь о нём — но мои источники говорят обратное. Фактически, ты врёшь мне, не соврав, ведь сейчас его зовут не так. Вообще никак не зовут, поскольку там привыкли использовать должности вместо имён. «Главный жнец четвёртого отдела» тебе о чём-нибудь говорит?

Он некоторое время присматривался к её ошарашенному выражению лица, после чего с недоверием спросил:

— Ты так талантливо прикидываешься, или правда не догадывалась, что это один и тот же персонаж? У девушек память действительно коротка, как у рыбки?

Варвара никогда за словом в карман не лезла, но тут едва ли не впервые не смогла подобрать не то что правильных, с этим как раз случались осечки, а вообще каких-либо слов. Она вслух произносила красивые фразы про чистый лист и жизнь с нуля — а сердце в это время тянулось к тому, с кем было хорошо и спокойно, так же, как много веков тому назад. Ведь если подумать, их отношения развивались слишком стремительно, тот же Мишка три месяца добивался права просто списать конспект — а тут хватило единственного танца...

— Я вот подумал, — Олег прервал её мысли, — какова вероятность просто взять и при жизни встретиться со смертью, а уж тем более кем-то конкретным из них? Мне понадобилось много времени, чтобы грамотно провернуть это с моей, не буду скромничать, очень неплохой оккультной подготовкой. Тебе же, чтобы наступить на те же самые грабли, что и в прошлой жизни, не потребовалось шевелить и пальцем. Это даже выглядит... как какое-то проклятие.

— Никогда не слышала о проклятиях, которые делают людей счастливыми.

Варвара знала или хотя бы догадывалась, что это приведёт к очередному приступу — но не смогла удержаться и его не позлить, немного отыграться за неудобства плена. И действительно: Олег весь скривился, до хруста сжал игральные кости в кулаке а потом швырнул их в ближайшую стену. Ударившись о металлический щит, кубики покатились по полу.

— Счастливыми? — сначала голос был ещё спокоен, но уже со следующим повтором Олег почти визжал, — счастливыми?! Третьякова, вот скажи, чего тебе не хватало, а? Ты не бедствуешь, обожаешь специальность, на которой учишься, у тебя полная семья, которая всегда рядом! Ты должна была просто прожить нормальную человеческую жизнь! А у меня нет ничего, кроме денег и магии! Мои знакомые так называемые маги либо занимаются глюколовством либо постигнув самые азы уходят... в кардиохирурги!, не пытаясь развиваться. И теперь, когда хотя бы в прошлой жизни я нашел единственного человека, с которым можно было говорить обо всём, не боясь непонимания, он стирает мне память и вышвыривает из своего дома! А тебя водит по ресторанам и дарит цветы! Разве это — честно? Разве это — справедливо?

Первым порывом, конечно, было возмутиться: «Ах, ты значит следил за мной?». Но Варваре, совсем капельку! стало его жаль. Одиночество и эксперименты над собственным сознанием — опасная смесь, способная довести до чего угодно. Поэтому она зачем-то попыталась объяснить:

— Мне кажется, ты неправильно к этому всему относишься. Да, может быть нам просто повезло встретиться. Но дальше мы знакомились заново, как будто никогда друг друга не знали — и я до сегодняшнего дня думала, что так оно и есть. Я думаю, если бы я пришла с заявлением, что хочу продолжить общение, начатое в прошлой жизни — меня бы точно так же выставили за порог. К слову, меня действительно два раза выставили...

Последний факт лучше бы не добавляла — из-за него Олег пропустил всё предыдущие аргументы мимо ушей.

— Действительно, — он довольно закивал, как будто услышал что-то чрезвычайно приятное, — ты права, ты совершенно права. Я просто был недостаточно настойчив. Но теперь я всё сделаю правильно. Он придёт за тобой — обязательно придёт, я отправил подарочек с координатами, чтобы точно не заблудился. И вот тогда мы наконец поговорим.

Спустя буквально пару минут браслет на его руке засветился, приведя Олега в радостное волнение.

— Сработала, сработала ловушечка моя... — промурлыкал он, поглаживая запястье. Потом зашёл ей за спину, Варвара не видела, что он там делал, но на вский случай напряглась в ожидании очередной подлянки. Ничего не случилось, но в поле зрения Олег вернулся уже с маской на глазах, изображающей стилизованного орла. На первый взгляд в ней не было ни единого просвета, но ориентироваться, она, кажется, не мешала.

— Пожалуйста, не делай глупостей, — попросил он напоследок, прежде чем скрыться в тёмном дверном проёме.

Варвара ещё раз из чистого упрямства дернула рукой, пытаясь выкрутить её из верёвки, почувствовала противное жжение в запястьях и обречённо вздохнула...

Душа последнего князя Старохронска будто бы готова была вырваться из груди, предвкушая новую встречу с наставником в мире живых, конец долгого и трудного поиска. Олегу всё труднее становилось контролировать эти эмоциональные бури — сейчас лишь спустившись на три лестничных пролёта он смог добиться, чтобы накал страстей снизился до всего-то учащённого сердцебиения. А Третьякова, вот змея, нарочно выводила его из себя! Но он хорошо держался — лишь один раз потерял самообладание. Нет, пока что именно он управляет ситуацией, не давая прошлой жизни поглотить себя целиком.

Нужно ещё уверенней. Ещё спокойнее. Один короткий тёмный коридорчик — здесь нужно будет подержаться за стену, маска, которая должна защитить его от «взгляда смерти», в полумраке слишком стесняет обзор — и наконец увидит своего... наставника? обидчика?... сложное противоречивое ощущение, которое сейчас нет смысла обдумывать. С какой стороны ни посмотри, Олег хотел насладиться зрелищем, когда неприступный ангел смерти предстанет перед ним совсем не таким гордым, скованный его уникальной магической ловушкой...

Он правда стоял в центре круга — пугающе бесстрастный, будто бы наоборот весь остальной мир был одной большой клеткой. Это чуть сбило настрой Олега — но всего на пару секунд. Хочет сохранить лицо — пусть. Олег любезно позволит ему это.

— Кажется, наставник, нам всё-таки придётся поговорить, — хорошо прозвучало, весомо, не то, что в прошлый раз — вспомнить стыдно.

— Это было предложение, от которого невозможно отказаться.

Каменное выражение без тени чувств. Интересно, о чём он думает? Раскаивается в своей грубости? Или хочет поскорее улизнуть к своей Третьяковой? От одной только мимолётной мысли об этом начинала точить жгучая ревность, и Олегу стоило немалых усилий воли переключиться на что-то конструктивное. Он вытянул вперёд руку, следя, чтобы она не дрожала:

— Не возражаете обсудить мой вопрос предметно?

— Как пожелаете, — и спокойно протянул руку в ответ.

Олег ещё немного опасался делать этот шаг, снаружи круга он был в безопасности, тогда как внутри могло произойти много неприятных вещей, но вот князь доверчиво шагнул вперёд, не ведая сомнений.

Ничего плохого не случилось — Велеслав действительно сжал его ладонь, несколько минут стоял с закрытыми глазами неподвижно, а потом отпустил. Олег немедленно отшатнулся. И снова поддался чувствам князя — отчасти потому что они были созвучны с его собственными: сейчас он наконец увидит тот ласковый взгляд наставника, от которого во сне — и вспоминая наяву — становилось теплей.

— Ну как, ты помнишь меня?

— Помню, — но голос остался таким же холодным. — Моё бестолковое и бездарное разочарование, которое не может оставить меня в покое даже после смерти. Что я сказал тебе, умирая, глупый князь? Я уверен, что имел в виду что-то вроде: «продолжай очищать этот мир, стань настоящим вождём для нашего города». А что сделал ты? Окончательно привёл его в упадок, а потом вовсе сгинул, не оставив преемника. Смотреть противно.

Каждое слово звучало, как пощёчина — и душа князя извивалась, визжала, стонала под этими ударами. Но Олегу напротив казалось, что он обретает способность мыслить более ясно:

— Да, ты прав, конечно, прав... но сейчас я другой. Я лучше, я сильнее его!

— И всё, до чего додумался этот лучший и сильный — попытаться шантажом заставить кого-то, кто его давно забыл, себя любить? По мне, такой же ноющий, невзрослеющий подросток.

— Ты! — истерика подступила к горлу, общая, единодушная, — ты не должен так говорить! Как у тебя хватает наглости так говорить! Ты пойман! Связан! Ты останешься в этой ловушке навечно! Ты ничего не сможешь мне сделать!

— Я — нет. А вот он — сможет.

Из тени, где темнота была особенно плотной сперва показался носок железного сапога, потом зашуршала ткань, брякнул нагрудник. Чародей в чёрной короне — последний, кого видел Старохронский князь перед гибелью — опять надвигался на него. Медленно, зная, что всё равно возьмёт своё. Воспоминания и реальность накладывались друг на друга, давя невыразимым, первобытным ужасом.

В том сне, где увидел его, Олег пережил каждый миг боли, каждый звук, каждую вспышку света. Он хотел проснуться, мечтал проснуться — но сон не отпускал, заставляя досмотреть до конца. И лишь когда мир обратился в пустое смертное небытие, он вскочил с кровати в холодном поту.

Пот ручьями лил с него и сейчас от осознания бессмысленности любого сопротивления. Отступая, Олег споткнулся и, попытавшись отползти, упёрся в стену лопатками. А князь ведь пытался сражаться... ну и кто теперь лучше? Кто сильнее?

Чародей занёс руку для единственного — а больше и не надо — удара.

Олег зажмурился...

... ощутил резкую, обидную боль в центре лба и инстинктивно прижал к нему пальцы.

— Ты как, головой думать начнешь, али тебе ещё разок щелбана отвесить?

У чародея был довольно приятный голос без капли негатива. Олег недоверчиво открыл глаза:

— Вы... не собираетесь меня убивать?

— Полно тебе, я тебя за твои выкрутасы уже убивал, два раза такое не делается. А в этой жизни ты пока что смерти не заслужил.

— Я бы не делал поспешных выводов, — возразил Велеслав. — Если он что-то сделал с Варварой, я вернусь и сам его убью, и пусть лишают премии сколько хотят.

Он будто бы стал другим. Стал... нормальным. Куда-то делся и ореол ледяного презрения, и надменный тон.

А потом Велеслав просто перешагнул через границу круга, будто её вовсе не было.

— Что?.. — окончательно потерялся в происходящем Олег.

— Что-что, — ухмыльнулся чародей. — Следить надо за своими чарами! А то неровен час кто-нибудь пару закорючек и поправит. Эх, молодёжь, всему-то вас учить надобно...

— Так вы... — он всегда был уверен, гордился тем, что быстро соображает, но сейчас осознание добиралось до рассудка неприлично медленно, — вы меня разыгрывали что ли?

— Воспитывали, — поправил ангел смерти. — Чтобы впредь неповадно было.

Олег зачем-то вцепился в ленты маски, будто таким образом мог помешать её снять.

— Опять хотите стереть мне память, да?

— Даже не собирался. Чтобы вспомнив всё в очередной раз ты опять стал докучать мне своими дурными идеями? Послушай, Олег, — Велеслав в присел на корточки напротив него — и когда назвал по имени, вдруг действительно напомнил тот чистый образ, что являлся во снах, — направляя людей в материальный мир, у них не просто так забирают воспоминания. Если их вернуть, для сознания две жизни становятся одной, и отделить одну от другой удаётся не каждому. Того, что я увидел достаточно, чтобы понять — из меня вышел ужасный наставник. Ты тоже это поймёшь — со временем. Ну а пока придётся немного пожить в проклятом мире, который ты сам же и создал.

Олег продолжал сжимать маску, выторговывать себе немного времени, чтобы прислушаться к внутреннему голосу. В голове было странно пусто — князь молчал, как если бы появление его последнего кошмара действительно убило его во второй раз. Следом пришла досада на самого себя. Он ведь не был таким: раздражительным, шумным, импульсивным — пока не погнался за чужой мечтой. Надо будет потом извиниться перед Третьяковой что ли...

Велеслав дал ему слегка привести в порядок мысли, а потом поднялся.

— Подождите!..

За одержимостью ведь так просто не заметить, что последние дни у него уже был друг, с которым можно было говорить о чём угодно. На которого было весело ворчать — и на самом деле совсем не жалко выдержанного вина и апельсинов.

— Что будет с Рамзесом?

— С кем?

— Ммм.. младшим жнецом четвёртого отдела.

— Вспомнил-таки, — Велеслав посмотрел на него сверху вниз с открытым укором, — он признался во взятках и отправился в Пекло. Жаль, мог бы получиться хороший жнец.

— В Пекло?

Почему-то сердце заныло — гораздо сильнее, чем когда его называли разочарованием и отказывали в наставничестве. Наверное, потому, что князь тут был ни при чём. И ведь даже заступится не получиться, предложить особо нечего! Круг разрушен... Да кто вообще в здравом уме стал бы надеяться только на круг?!

— Шучу, — раздалось на самой высокой ноте самобичеваний. — С ним всё в порядке — на этот раз. Просто больше не давай ему денег в таких количествах. Никогда.

Стихли шаги, но и оставшись в одиночестве Олег ещё долго не мог встать — так и сидел, запрокинув голову и глядя на высокий проржавевший потолок. Ему казалось, что сегодня за несколько часов он прожил ещё одну целую жизнь.

После звонка Варвариного отца всей служебной прилежности жнецу хватило только на то, чтобы снять в списках расставленные печати, кто-нибудь из коллег заметит, подберёт. А когда дома он наткнулся на подарочную коробку, где лежала фотография привязанной к креслу Варвары и открытка с адресом заброшенного завода за чертой города, откуда время от времени приходилось забирать трюкачей и самоубийц, и издевательской запиской:

Драгоценный наставник, если вы желаете ещё раз увидеть эту девушку целой и невредимой, вам следует явиться на переговоры.

Олег, ваш бывший ученик и князь Старохронска.

— ему и вовсе захотелось пренебречь всякими правилами и просто отправиться туда откручивать самопровозглашенному ученику бестолковую голову. Присланная фотография вызывала какие-то болезненные видения — или, если верить стажёру, воспоминания, мешая мыслить рационально...

— Жнец, ты бы в зеркало на себя посмотрел! Ну и куда всем смертям начальник подевался? Будто едва второй десяток разменял, всех мыслей только как на супостатов с кистенём наголо кидаться!

Пожалуй, если бы Кощей выплеснул на него ведро ледяной воды, это не подействовало бы столь же отрезвляюще.

— Да, ты прав, ты прав, — покладисто согласился жнец, массируя пальцами виски. По идее никакого эффекта это действие приносить было не должно — но психологически вроде помогало.

— Я с тобой пойду, — продолжил тем временем волхв. — Ежели мальчишка возомнил себя князем Старохронска, нужно ему напомнить, что такими князьями бывает. Чтобы сразу вся дурь из башки выветрилась, пока и эту жизнь себе испортить не успел.

— Мне казалось, ты не хотел бы его ни видеть ни вспоминать.

— Вот и именно — не желаю. Посему надобно привидение старины поскорее изгнать, покуда не закрепилось...

Кажется, план, который они быстро придумали, оценив обстановку, сработал отлично. Осталось просто подняться на третий этаж и... жнец остановился у дверного проёма, не решаясь переступить порог. При взгляде на одинокое кресло на пыльном бетоне видения-воспоминания навалились с удвоенной силой, заставляя чувствовать иррациональный, почти панический страх. Луна, нож, рыжая женщина...

Этот шаг сделать было так же трудно, как сдвинуть горы. Всё было тихо. Ни блеска стали, ни злокозненных ведьм.

Но жнец слишком погрузился в себя — и пропустил удар. Успел только подставить плечо, чтобы кирпич, которым похоже целились в голову, обрушился на него. И сразу, отброшенный, с грохотом упал на бетон.

— Прости пожалуйста, — Варвара накрыла подбитое плечо ладошкой, с тревогой заглядывая в глаза, — тебе больно?

— Нет, не больно, — улыбнулся жнец. Вот тебе и «дама в беде», похоже, Олегу повезло столкнуться с Кощеем, а не с ней.

— Я думала, этот придурок вернулся! Я очень, очень на него зла! Представляешь, ему видите ли нужно встретиться с тобой, а мне теперь с синяками неделю ходить! Во!

Она продемонстрировала ему запястья с широкими ссадинами от верёвок. Жнец непроизвольно потянулся к ним, как будто его прикосновение могло облегчить боль, хоть это было и не так.

— Ой, ты же... — вспомнив об особенностях прикосновений смерти, Варвара попыталась отдернуть руку, но жнец, не остановил её, крепко сжав пальцами ладонь. Если сегодня день воспоминаний — наверное, время вспоминать всё?

Пока видения не успели поглотить его целиком, он притянул Варвару к себе и поцеловал, алчно, страстно, требовательно. Он долго думал, как начать разговор о том, что был тем, кто любил — но не уберёг. Но все слова казались нелепыми, пустыми, шаблонными... зачем они вообще нужны, если можно спросить так, без слов: ты позволить мне остаться с тобой? Разрешишь ещё раз попробовать сделать тебя счастливой ?

Может и не стоило целовать её так бесцеремонно, без спроса, но если ответ будет: «нет», поцелуй станет для них последним. И это заставило жнеца быть решительным.

«Вот ведь бестолковый. Зачем ты спрашиваешь у меня такие глупости?» — будто бы отзывалась Варвара, отвечая на поцелуй с тем же жарким упоением.

Душа к душе, воспоминание к воспоминанию. Прошлое и настоящее сливались в единое целое, где уже не понять, вокруг обветшавшие стены старого завода — или золотое море пшеницы под летним солнцем. Да и вовсе это неважно, если снова можно смотреть в эти бездонные глаза, и целовать её, как встарь, до дрожи, до головокружения...

Свободной рукой Варвара потянула за узел галстука, заставив его сползти вниз, потом расстегнула несколько верхних пуговиц, скользнула ладонью под рубашку, проведя по линии ключиц, груди.

— Твоё сердце, — сказала она, прервав поцелуй, — оно как будто... забилось.

— Прозвучит ужасно банально, — жнец коротко усмехнулся, — но в моём случае это чистая правда: рядом с тобой я становлюсь почти живым.

— Это обнадеживает, — в лукавом манящем взгляде плясал огонь, который посрамил бы пекельное пламя. — Потому что я хочу...

И тут же сбилась, на щеках выступил смущённый румянец. Варвара зажмурилась и выпалила:

— Хочу всё-таки попробовать то, что мы не успели в прошлой жизни! И только пробуй снова отправить меня спать!

Отправить... спать? Жнецу стало очень смешно и очень неловко. Ведь он тогда даже мысли такой не допустил... Ничего не скажешь, знаток человеческих душ!

— Я сейчас перенесу нас ко мне домой... тебе нужно обработать повреждения и...

Варвара кивнула и прижалась к его груди.

Утро подкралось неожиданно — солнечным светом сквозь туман, звуками пробуждающейся улицы. Жнец ни минуты не спал в ту ночь — ведь гораздо приятнее любоваться линией обнажённых плеч, золотой волной волос, рассыпавшихся по подушке, слушать ровное, спокойное дыхание.

В происходящее верилось и не верилось одновременно. Разве так вообще бывает, что человеку, наделавшему столько ошибок, судьба позволила найти всё, что когда-то потерял? Или обещание-заклятие внука ведьмы оказалось сильнее времени и смерти? Тогда силой Велеслава можно только восхититься — пока что жнецу не удавалось без сопротивления считать его «собой». Со временем будет проще — когда успокояться чувства...

Но ему просто не дали этого времени. Ощущение чужого присутствия в доме стало почти осязаемым, стоило разгореться рассвету. Не люди — коллеги с той стороны. В памяти всплыла оговорка Данталиона, сказанная в сердцах во время заседания комиссии по рассмотрению инцидентов: «иногда я загадываю желание, чтобы ты наконец вспомнил всё и свалил обратно в сансару, а предприятие по обеспечению деятельности материального мира вздохнуло спокойно...». Он вспомнил. А они заметили.

Жнец не спеша оделся — как на работу — и спустился в холл, где его действительно ждали.

Их было двое — женщина в чёрном и мужчина в белом. Они воспользовались смертными сосудами, но даже человеческая плоть не могла полностью скрыть мощного энергетического поля, присущего только сильнейшим обитателям Нави.

— Тёмный директор службы контроля деятельности управлений смерти, первый всадник тьмы Погибель, — она коротко по-армейски кивнула.

— Светлый директор службы контроля деятельности управлений смерти, архангел Люцифер, — он напротив был в речах утончённо аристократичен.

— Главный жнец четвёртого отдела, по правилам нашей службы забвение является неотъемлемым условием соответствия занимаемой вами должности, — закончив с приветствием, Погибель озвучила цель визита, — мы получили оповещение, что ваша личность и ваша память восстановлены. Поэтому вам придётся пойти с нами.

— Это так... лестно, что арестовывать меня явились лично директора.

— Я бы не стала называть это арестом, — попыталась возразить Погибель, но Люцифер перебил её:

— Ни за что не поверю, что вы не знаете, насколько весь потусторонний мир мечтал об этом дне. Вы, если можно так выразиться, городская страшилка, которую рассказывают маленьким чертятам, если они недостаточно прилежно изучают кодексы. Было бы просто невежливо отправлять сюда кого-то из рядовых клерков... но в любом случае, ваши докладные больше никого не побеспокоят.

— Куда вы его забираете?

Варвара. Она застыла на нижней ступеньке лестницы, растрёпананя и решительная, и только пальцы слишком сильно сжимающие воротник халата выдавали её растерянность и страх.

— Мне очень жаль сударыня, но, боюсь, вы встретитесь только в следующей жизни, — Люцифер обаятельно улыбнулся, что резко контрастировало с жестокостью его слов. Жнецу захотелось дать ему в морду — и наплевать, что архангел. Остановило только то, что он не хотел осквернять вульгарной дракой минуты расставания.

Не обращая внимания на директоров, он подошёл к Варваре и вложил ей в руки свой телефон.

— Позвони отцу. Он волнуется.

— И это всё, о чём ты можешь мне сказать?! — вспыхнула она. — Мы больше не увидимся, а ты...

— Однажды Велеслав... — по-привычке начал жнец, но, осекшись, поправился, — ... однажды я обещал тебе, что никогда тебя не оставлю. И собираюсь сдержать это обещание. Я вернусь.

Он коротко поцеловал её в лоб — ведь стоило задержаться рядом чуть дольше, и воли оторваться, шагнуть навстречу судьбе с гордо поднятой головой у него бы уже не хватило — и натянув ставшую привычной, почти что лицом маску из холодного камня вернулся к своим конвоирам.

— Ведите куда должны.

Они не увидят его чувств, его сожалений, почти невыносимой жажды остаться — ведь именно так пристало уходить легенде.

В потустороннем мире законы физики были менее строги, чем законы, писанные на бумаге — можно было очень вольно обращаться с расстоянием, временем, пространством. Но вопреки этому, а может — как раз благодаря этому, иногда, вот как сейчас, здесь любили устраивать какие-то театральные церемонии. Вроде той, чтобы провести узника по длинному тёмному коридору здания суда службы контроля, заставляя гадать, что же ждёт в самом конце.

Наконец они остановились у высоких деревянных дверей с массивными бронзовыми ручками, изображающими тварей с самых нижних уровней Пекла.

— Ваше испытание начнётся здесь, — коротко объяснила Погибель. Повинуясь её прикосновению, створки открылись, а за ними была темнота.

Один шаг сквозь эти ворота растянулся на десятки лет, прокручивая киноплёнку от первого лица. Заполняя последние пробелы, окончательно превращая чужие воспоминания в свои, а жизнь и нежизнь в одно целое.

Всё закончилось внезапно, оставив с неприятным чувством незавершённости. Чего-то не хватало. Одного маленького, но чертовски важного куска.

Вокруг был лес, дикий, неухоженный — но светлый. Радостный птичий щебет звучал гимном погожему солнечному деньку. И на фоне этой летней благодати особенно скорбной казалась картина: мальчик лет десяти в дорогой старинной одежде почти потерял сознание от жары и жажды, зажатый между длинными уродливыми корягами.

— Куда ты смотришь, Велеслав? — прозвучало за левым плечом, и жнец обернулся, увидев там ордынского воина. Хан. — Ужель забыл, что мы теперь живём в отшельничестве, и всё мирское нам чуждо?

— Чуждо, твоя правда, — жнец не думал об этих словах, не собирался произносить, но будто бы играл заранее прописанную роль, не смея отклониться от сценария, — но одно дело — дрязги между власть имущими, а другое — человеческая жизнь.

— А так уж оно разное? Где жизнь — там и родительская благодарность, где благодарность — там и золото, где золото — там и преступление. Загостишься, увлечёшься — и вот уже опять за лиходеями носишься, себя забыв.

— Не будет того, — жнец решительно тряхнул головой, — нет мне до этого дела.

— Вот и до мальца тогда быть не должно, — торжествующе закончил Хан. — Иль думаешь, что спасая всех подряд, ты будто перед Варварой вину искупишь?

— Не тебе её имя произносить, не тебе мне им пенять! — его голос задрожал от гнева.

Хан хищно прищурился, прошипел, не скрывая ярости:

— Я не менее тебя её любил! А может и поболе будет, потому что рук запачкать не страшился, чтобы наше общее счастье построить вопреки крови и судьбе! Одна только память о ней мне исчезнуть не даёт, долг на земле держит.

— И в чём же этот долг заключается? Изводить меня денно и нощно, чтобы я своей вины не забыл? Так не трудись, и без тебя не прощу и не забуду!

— Отомстить за неё, — оскалился Хан.

— И кому же? Воеводе, степнякам, себе самому?

— Всему миру.

Впору бы смеяться, если бы так не страшило безумие в его глазах. Безумие, не ведающее колебаний, сожалений, слабостей.

— Я бы смог, я бы сделал, — и в тот момент верилось, что это вправду так, — но ты, Велеслав, мне мешаешь. Потому что ты голова, а какой спрос, ежели та голова — тряпка безвольная? Только в лесу и жить, поедом себя поедая.

— Довольно, — жнец порывисто прочертил рукой линию, словно пытался отгородиться, отделить их друг от друга, — устал я твои ядовитые речи слушать! Каждый миг промедления может чужой жизни стоить...

Он шагнул в сторону коряг, что пленили мальчика, но Хан удержал его за плечо. Вроде бы и знаешь, что галлюцинация, порождения измученного сознания, а так крепко держит — как настоящий.

Можно было упираться, пробовать сломить остатками воли — и после винить себя за ещё одну невинную смерть.

— Чего ты хочешь? — произнёс жнец, чувствуя, как Велеслав сдаётся. — Что потребуешь за то, чтобы его спасти?

— Известно чего — прекрати сопротивляться, отдай мне наше тело. Ты сломлен, выгорел, как лучина на ветру. А я смогу ещё побороться, сделать этот мир чуточку чище.

— Будь по-твоему, — решение далось на удивление легко, — одного попрошу взамен: крови не проливай больше, то всегда лишь умножало скорби.

— Достойная просьба, — в речах Хана впервые послышалось уважение, — поэтому всей своей половиной души клянусь: не пролью.

Один раз моргнуть — закрыть и вновь открыть глаза. Но на месте ордынца жнец теперь видел Велеслава. Бледную тень с пустыми и потухшими глазами — как бывает у каждого, кто потерял свой смысл. Спустя пару минут он совсем исчез.

Жнец посмотрел на свои руки, будто впервые их увидел. Внешне ничего не изменилось — но скорбь, что до этого переполняла сердце, не пропала нет — стала иной, ненавидящей, свирепой, гневной. Вот значит, каково это — когда от тебя остаётся только тьма.

Бесшумно ступая по траве, тьма приблизилась к погибельным деревянным тискам, чтобы услышать слабеющий, срывающийся шепот:

— Помоги мне.. Отец мой князь... наградит...

— Поверю я, что наградит, не забудет.

Тьма засмеялась — какой неожиданный и приятный подарок судьбы! Один взмах руки — ведь оковы воли сброшены, силу степей больше ничего не держит — и налетел ветер с севера, унося корягу прочь, как щепку.

— Кто ты?

Действительно — кто? Тьма прикусила губу, сомневаясь. Потратить столько сил, чтобы избавиться от своей слабой, бесполезной, чересчур правильной половины — а теперь не знать, как называть того, кто пришёл на его место. И почему это — только его место? У них была общая мечта, общая любовь — и общая боль. И, получается, общее имя — зачем выдумывать что-то другое?

— Велеслав. Зови меня Велеслав.

На этом лес пропал, сменившись чистым белым светом, где их осталось только двое: Велеслав и Хан. Жнец и его тень.

— Вот мы и снова встретились, — Хан поправил точно такой же, как него форменный галстук, стряхнул несуществующую пылинку с лацкана пиджака, — спустя столько веков. Значит, ты вспомнил, как тебе в самый ответственный момент не хватило веры в себя? Согласись, я был... куда более эффективен.

— Вспомнил, как тебе в самый ответственный момент не хватило сострадания.

— Вот как, — Хан издевательски рассмеялся, — даже сейчас ты продолжаешь меня осуждать. Печально. Что ж, здесь самое подходящее время и место — где душа вольна сама казнить себя или оправдать. Хочешь попытаться избавиться от меня навсегда?

В его руку сама собой упала сабля — почему-то проржавевшая, как тогда — на витрине в музее.

Жнец покачал головой:

— Нет.

— Нет? — Хан удивлённо приподнял брови, кончик клинка опустился вниз.

— Однажды мы попытались жить наполовину — для каждого из нас это закончилось плохо. Но последние триста лет мы были отличной командой. Ты был моей гордыней, моим бессердечием, моей жаждой достичь вершины. Я был твоей честью, твоими принципами, твоим милосердием. И мне не о чем жалеть в этой нежизни после смерти.

— Значит, — вместо привычной дьявольской улыбки у Хана получилась другая, честная, открытая, — ты наконец принимаешь себя целиком, таким, какой ты есть? Вместе со своей тенью?

— Да, — в ответ улыбнулся жнец, — вместе со своей тенью.

Сабля исчезла. Хан раскинул руки, как принято приветствовать дорого родича:

— Тогда обними меня брат. Единственный, последний раз.

Едва его руки сомкнулись за спиной, Хан растаял — тёмным туманом, дымом костров, сгоревшим пеплом. Хотя нет, не так — просто душа окончательно стала целой. Навсегда.

Посреди бескрайней белизны возникла дверь — с табличкой из воронёной стали с золотым тиснением:

Начальник отдела № 4 восточно-европейского управления смерти, высший жнец Радомир.

Удивительно, но за ней правда оказался кабинет начальника отдела. Впрочем, разве в мире, лишенном материи стоит удивляться таким вещам?

— Я ждал тебя. Садись.

Дождавшись, пока жнец опустился в кресло для посетителей, Радомир по-свойски улыбнулся, но улыбка эта быстро перешла в добрую усмешку.

— Велеслав... Сколько бы мне ни приходилось это делать, а каждый раз странно называть вас по именам в первый раз.

Он покачал головой, потом продолжил уже серьёзно:

— Твоё наказание и твоё служение окончены. Как только мы оформим надлежащие документы, ты отправишься на Небеса. Подождёшь там свою Варвару, а там... боги обычно сентиментальны к таким историям, в следующей жизни вы встретитесь и наконец будете счастливы.

Признаться честно, какая-то его часть страстно желала этого. Чтобы жить, не думая о круговороте душ, не помнить об обжигающем и ледяном дыхание мгновенных переходов, находить радость в простых вещах — обязательно вместе.

Но в целом жнец чувствовал, что не сможет просто и безропотно согласиться на такой исход. Да, можно раскрутить Габриэля на амброзию «по старой дружбе» — и не приходя в себя, с удовольствием скоротать вечность на Небесах. Для него года пролетят, как единый миг — но для Варвары они станут целой жизнью. Она будет его ждать — он знал, обязательно будет, и никогда не дождётся.

«Постарайся не стать для правнучки кем-то таким, как мой комиссар. Чтобы ей никогда не пришлось вспоминать — и сожалеть, что выбрала тебя», — в памяти, как наяву звучал голос призрака прабабушки Елизаветы. Нет, слишком подло будет хотя бы не попытаться к ней вернуться. Просить коллег стереть Варваре память, избавить от тоски — ещё подлее.

К тому же, хотя, когда речь идёт о любви, немного совестно признаваться себе в таких вещах, но жнецу подумалось, что он вообще не хочет ни сейчас, ни потом вновь становится человеком. Начинать с нуля, рискуя опять всё испортить — или остаться бессмертной легендой?

— Шеф, я могу отказаться?

Ему не показалось, что Радомир как-то удивлён этим вопросом. Просто по инструкции обязан был уточнить:

— Отказаться от Небес? Интересно. Ты правда готов лишить себя нового опыта, новых чувств? Почему ты хочешь остаться на границе жизни и смерти?

Только что совершенно неоспоримые причины стали необъяснимо терять убедительность при попытке преобразовать их в связный монолог. Жнец взял паузу, подбирая правильные слова. Наконец он придумал:

— Помните, вы однажды спросили меня, презираю ли я людей? Тогда я растерялся, но сейчас готов ответить на этот вопрос. На самом деле, я восхищаюсь людьми. Они постоянно вынуждены сталкиваться с собственным бессилием, и в первую очередь — с бессилием перед нами, смертью. И всё равно находят в себе силы радоваться, любить, создавать что-то прекрасное. А вот я не смог. Я сошёл с ума, и моё бессилие разрушило десятки жизней. Можете считать меня трусом, можете считать эгоистом, но я больше не хочу рисковать и пытаться. Потому что не могу поручиться, что в следующий раз моё бессилие не спалит в своём горниле весь мир.

— А как же любовь? — Радомир, как и всегда, услышал то, что должно было быть сказано, но не прозвучало.

— Ни в одной инструкции не сказано, что нам это запрещено.

— Не хочешь ждать сейчас? Но ты должен понимать, что всё равно придётся — но потом.

— Это будет потом. Разве не бессмертные лучше всех должны понимать ценность прекрасных моментов?

Начальник некоторое время сверлил его взглядом, потом усмехнулся:

— Я так понимаю, в этот раз вытолкать тебя с работы у меня не получится.

— Ни за что, шеф. Даже если мне придётся вцепиться в это кресло, чтобы всему отделу пришлось меня от него отдирать, — жнец дерзко улыбнулся.

— По правилам ты не сможешь оставаться главным жнецом, — тем временем продолжил Радомир. — Обезличенность, бесстрастность, непредвзятость — основные качества, которые требуются сотрудникам, работающим в полях...

Наверное, это должно было прозвучать, как постулат решительной невозможности реализации его поползновений — но прозвучало всего лишь последним предложением одуматься.

Жнец не собирался ни одумываться, ни отступать. И поэтому молчал.

— Но у нас есть для тебя должность получше, — наконец произнёс высший жнец. Он включил коммуникатор, вызывая секретаря: — Пожалуйста, подготовь бумаги для перевода. Я нашёл нам начальника одиннадцатого отдела.

— Начальника... отдела? — наверное, если бы он в спокойной он сопоставил факты, такой вариант показался бы очевидным, но в тот момент известие стало ошеломляюще неожиданным.

— Меня часто спрашивали, как становятся высшими, и почему у нас есть имена, — Радомир вновь позволил себе улыбку, — теперь ты знаешь ответ: мы те, кто решил остаться.

Он появился в холле совсем тихо, но оставить незамеченным не сумел. Варвара повисла у него на шее, обнимая так крепко, будто стоит немного разжать руки — и он исчезнет.

— Я так боялась, что... они сказали, что мы встретимся только в следующей жизни! Я не хочу в следующей! Я хочу в этой! Сегодня, сейчас, каждый день! Пожалуйста, не говори, что пришёл попрощаться!

— Ну конечно в этой, — жнец нежно погладил её по вздрагивающей спине, — но можно и в следующей, если я не успею до этого тебе надоесть.

— Стало быть, — подал голос Кощей, выглядывая из кухни с миской свежего теста, — с заслуженной отставкой тебя поздравлять не надо?

— Не надо, — запустив свободную руку в карман новоявленный высший жнец Велеслав достал оттуда бутылку дорогого шампанского, — но можно начинать поздравлять с заслуженным повышением!