Глаз бури

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Свою группу подрывников вместе с еще шестью людьми я повел влево, чтобы укрыться в тени, которую отбрасывала насыпь, а затем направился на север к перекрестку дорог, где был назначен исходный пункт проникновения на объект.

Пэт со своими тремя «Ленд Роверами» отправились по тому же маршруту вслед за нами. Экипажу машины, перевозившей ПТРК «Милан», и которой нужно было переместиться всего на тридцать метров, было приказано выдвинуться на позицию через десять минут после того, как выехали остальные.

Подрывниками были Маггер, Кен и тихий капрал из Йоркшира по имени Том. Высокий парень, очень подтянутый и сильный, именно он находился за рулем того «ГАЗа» с телами трех погибших иракцев, который притащили в место, куда меня доставили, — очевидно, он был готов мириться с трупами в обмен на закрытую машину с отопителем. Вместе со мной их прикрывали Дес и капитан Тимоти, молодой офицер, который пришел к нам из пехоты. Каждый из нас нес по одному подрывному заряду, которые были приготовлены еще на дневке во временной базе. У меня был заряд для внешнего ограждения, у Деса — для стены, а Тимоти нес заряды, которые мы должны были использовать для подрыва дверей в бункере. Кроме того, каждый из нас нес по одному мощному фугасному заряду, с помощью которого мы должны были вывести из строя оборудование связи и наведения.

Исходный пункт для броска к объекту находился всего в двухстах метрах от станции. Оттуда мы могли видеть только стену вокруг здания и стальную мачту, поднимающуюся в ночное небо. Стена имела серый цвет, и скорее всего была бетонной, за исключением одного участка шириной в несколько метров, который, казалось, имел другой оттенок. Однако с такого расстояния, даже при лунном свете, разглядеть ее как следует мы не могли.

Шесть человек, которые выдвинулись вперед вместе с нами — один из них с гранатометом LAW-80 — уже отделились и пересекли дорогу, чтобы подобраться к двум стоявшим грузовикам. Менее чем в пятидесяти метрах от них, справа, находился большой бункер, где я мог легко различить перемещающихся врагов. Несмотря на то, что было уже поздно, казалось, что в нем довольно оживленно. Примерно в ста пятидесяти метрах слева от нас хорошо просматривался другой бункер. Он тоже был ярко освещен изнутри, и в нем передвигались люди противника. За левым бункером находились другие, более мелкие сооружения, а примерно в ста метрах далее за станцией располагался большой военный лагерь, который мы заметили во время своей доразведки.

— Несколько больше, чем те тридцать парней, которых мы ожидали встретить, — вздохнул Дес.

— Да, но к тому времени, как они поймут, что происходит, мы уже вернемся на свою базу, — тихо ответил я. — Так что давай-ка просто соберемся и покончим с этим. — Я посмотрел на остальных пятерых бойцов, затем кивнул. Пора отправляться.

Когда мы, слегка пригнувшись, довольно быстро вышли цепочкой к станции, я увидел, что слева от нас, там, где затихал низкий рык «Ленд Роверов», машины уже расположились на позиции в нескольких метрах друг от друга. — Пэт развернул их в разные стороны, туда, откуда можно было ожидать неприятностей. Мы двинулись дальше, перемахнув через дорогу и миновав бункер справа.

Видели ли нас иракцы в правом бункере или нет, я не знаю, но там никто не кричал и не спрашивал пароль, и меньше чем через минуту мы достигли стены. Кен, чьей задачей было разрушить это первое препятствие, шел впереди, за ним следовал Дес, который нес заряды. Маггер, который должен был разрушить сетчатый забор, был следующим, а дальше я со своими зарядами. Замыкали нас Том, который должен был взорвать основную входную дверь бункера, и капитан Тимоти со своими зарядами.

Вблизи мы сразу увидели, чем одна секция стены отличалась от остальной ее части. Это оказалась полиэтиленовая пленка. И без того сомнительное задание с каждой минутой становилось все более странным.

— Отодвиньте пленку и давайте посмотрим, что за ней, — прошептал я. Кен с Десом сразу же отодвинули один край, потом Дес повернулся и сказал:

— Стена уже взорвана. Здесь чертовски большая дыра.

— Что ж, давайте пролезем через нее, — сказал я. Мы прижались к стене, но при лунном свете нас сразу же заметил бы любой, кто достаточно внимательно посмотрел бы с грузовиков, бункеров или даже небольших сооружений слева от нас. Было полное ощущение, что мы стоим в свете софитов на сцене переполненного театра.

В течение тридцати секунд мы все вшестером пролезли в дыру и вернули полиэтиленовую пленку на место. Внутри царил полный бардак. Очевидно, что здесь произошло прямое попадание бомбы или ракеты союзников. Местами забор был искорежен и сплющен, а кое-где полностью вырван из цементного основания. От главного сооружения почти ничего не осталось. Повсюду валялись погнутые стальные балки и обломки бетона. Некоторые развалины стояли так шатко, что казалось, могут рухнуть в любой момент.

Я осмотрелся в поисках входа в три подземных помещения, но лестница вниз была полностью погребена под обломками. Все место выглядело крайне опасным, и стало понятно, что кто-то из нас может получить серьезные травмы, просто прогуливаясь по руинам, тем более что из-за падавшего лунного света большие участки оставались в глубокой тени. Кроме того, возникла полная уверенность, что здесь не осталось никакого оборудования связи, которые нам следовало бы уничтожить. Любопытно, но я сразу почувствовал себя не в своей тарелке. И тем не менее, мы еще могли сделать одну вещь.

— Дес, вы с Тимоти оставляйте все свои заряды здесь, возвращайтесь к пролому в стене и ждите нас там. Если уж на то пошло, то раз уж мы здесь очутились, то лучше свалить мачту.

Поскольку мачта все еще стояла, она по-прежнему могла принимать и передавать сигналы через установленные на ней антенны и тарелки, а это означало, что объект все еще мог наводить «Скады» в сторону Израиля. Быстро сообразив, я сбросил свои подрывные заряды и сказал Маггеру:

— Давай взорвем мачту и уберемся отсюда.

— Эти заряды не очень-то и подходят, — скорбно ответил он. — Они не годятся для перебивания стали.

Это было уже слишком. Сначала у нас были разведданные, в которых говорилось, что это место обороняли, — если вообще обороняли, — около тридцати иракцев. Затем разведка облажалась и не сообщила нам, что возле станции находится военный лагерь и укрепленные оборонительные позиции. Между тем, кто-то забыл сообщить нам или штабу полка, что это место уже подверглось чрезвычайно точному авиационному или ракетному удару. Наконец, успешно добравшись незамеченными до объекта с более чем стофунтовыми подрывными зарядами, мы обнаружили, что они, вероятно, не справятся с единственной работой, которую еще нужно было сделать. «Черт возьми, мы все-равно что-то сделаем», — подумал я.

— Но конечно, ты сможешь что-то с этим сделать? — спросил я у Маггера. Он немного подумал и наконец кивнул.

— Если мы установим один целый заряд и одну треть другого на каждую из трех мачтовых опор, то это даст нам около тридцати пяти фунтов взрывчатого вещества на опору. Если повезет, то этого хватит.

— Хорошо. Давай сделаем это, — произнес я. — Слишком тихо вокруг, чтобы это продолжалось долго.

К этому времени мы уже минут десять или пятнадцать находились почти в центре вражеского сооружения. Казалось невероятным, что нас никто не заметил, но как долго еще мы могли полагаться на свою удачу? У меня было сильное подозрение, что ответ будет «не очень», но подрывники уже работали. Маггер, Кен и Том быстро разделили взрывчатку на три части, затем каждый из них взял по одной и в полуприседе направился к каждой из стальных опор мачты.

Я ждал их между двумя опорами, понимая, что эти три парня играют со взрывчаткой, которая, если что-то пойдет не так, может разнести нас всех на атомы за миллисекунду. Поэтому, хотя я и надеялся, что они не будут работать слишком долго, мне также не хотелось, чтобы они проявляли глупую поспешность.

Первым закончил Кен, а через тридцать секунд к нам присоединился Том.

— Что там Маггер копается? — спросил я.

— Он собирается выдернуть три чеки, — ответил Кен. К этому времени мы уже почти не старались понизить голос.

— Хорошо, — сказал я им. — Вы вдвоем отходите и присоединяйтесь к Десу и Тимоти, потом переберетесь через стену и ждите нас там. Мы будем отходить сразу за вами.

Через минуту из темноты появился широко ухмылявшийся Маггер.

— Все в порядке, Билли, — сообщил он. — Каждый заряд имеет двухминутную задержку взрывания, так что давай-ка отправимся на природу.

Как обычно, он был спокоен, как удав, и, как подобает любому художнику, в высшей степени счастлив в своей работе. В дополнительных подсказках я не нуждался, и мы помчались к стене, как борзые.

В этот момент наша удача пошла под откос. Мы прошли через скрученный и перепутанный сетчатый забор и приблизились к пролому в стене, когда начался настоящий ад. Прозвучало несколько одиночных выстрелов, за которыми последовала автоматная очередь, затем послышался оглушительный звук выстрела из противотанкового комплекса и, несколько секунд спустя, огромный взрыв, когда ракета угодила в цель. Затем, казалось, огонь открыли все сразу. Над головой стали проносится пули, и было слышно, как они врезаются в стену с противоположной стороны.

Пули летали повсюду, пробивая полиэтилен, закрывающий пролом, а поверх нас трассеры создавали удивительные узорчатые арки. С нашей стороны стены мы пока находились в безопасности, но ненадолго. Позади нас, не более чем в десяти метрах, находилось более ста фунтов взрывчатки, готовой взорваться менее чем через девяносто секунд.

— Что скажешь, Маггер? — спросил я.

— Ну, особого выбора у нас нет, не так ли? — ответил он.

Я усмехнулся.

— Нет, полагаю, что нет. Так что пошли. — И с этими словами я отвернул полиэтилен и выбрался на открытое пространство с другой стороны. Остальные четверо бойцов лежали снаружи у стены.

— Перестроится в цепь! К исходному пункту! — крикнул я. — И давайте пошевеливаться, через несколько секунд все взорвется.

Двинувшись вперед, мы растянулись, как линия полузащитников в регби, и устремились к темной, нависающей массе северного края насыпи. Клянусь, даже самый лучший состав никогда не добирался от одного конца регбийного поля до другого с такой скоростью, с какой передвигались мы той ночью. Конечно, каждый из нас был в хорошей физической форме, как профессиональный спортсмен, и, учитывая количество адреналина, бурлящего в наших мышцах, мы могли бы поставить несколько мировых рекордов — если бы кто-нибудь смог засечь наше время.

Мы уже были на полпути между стеной и исходным пунктом, когда взорвался первый заряд, через несколько секунд последовал еще один взрыв и, почти сразу после этого, третий. Однако никто из нас не остановился, чтобы понаблюдать за происходящим, потому что вокруг нас свистели пули. Когда я бежал, то глянул налево. Из амбразур и входа в бункер вырывались языки пламени и дым, что означало, что «Милан» сделал свое дело.

Второй бункер с противоположной стороны был все еще цел, и, похоже, основной вражеский огонь велся с этого направления. Но у Пэта и его подгруппы на «110-х» были тяжелые пулеметы, а некоторые ребята прихватили свои гранатометы и теперь поливали бункер осколочными гранатами. В результате огонь противника был хаотичным, поскольку он не хотел встречаться с ливнем 0,5-дюймовых пуль и 40-мм гранат.

Добежав к позиции «Лендроверов», я крикнул подгруппе огневой поддержки, что мы закончили и отходим из района. Все бросились назад и вдруг, оказавшись на дороге, ведущей с севера на юг, я смог разглядеть темные фигуры справа от нас, там, где стояли вражеские грузовики. Наши ребята вели огонь по группам иракских солдат, которые укрывались по сторонам разрушенного бункера, и в нескольких небольших укрытиях, а также присели за невысокими кучами песка и камней.

Вражеские солдаты применяли автоматические винтовки и легкие пулеметы, а также стандартные магазинные винтовки — и, похоже, их было много. Однако мое непосредственное впечатление заключалось в том, что никто из них не мог стрелять метко. Не то чтобы это совсем не имело значения — погибнуть можно было как от просто удачного выстрела, так и от идеальной прицельной снайперской пули.

Мне показалось, что среди бойцов САС у грузовиков, в ближайшей к нам группе, я различаю майора Питера, и крикнул:

— Прекратите огонь и отходите с нами к машинам, — имея в виду четыре «110-х», которые мы оставили возле заброшенного Г-образного бункера. Мы продолжили двигаться вверх по небольшому склону, параллельно насыпи и когда добрались до них, все машины были в сборе, включая ту, из которой стреляли «Миланом», и которая присоединилась к остальным трем после уничтожения бункера. Трассеры и пули все еще летали повсюду, а в направлении объекта мы слышали рев «Браунингов», легкий грохот единых пулеметов и хлопанье гранатометов, поскольку Пэт и его подгруппа огневой поддержки продолжали вести плотный и точный огонь.

Когда я дошел до машины и обернулся, то увидел майора Питера, пробегающего последние несколько шагов по направлению к нам.

— Что за ночка! — произнес он. — Ни за что бы не пропустил это.

Но только позже, во время разбора наших действий на дневке, я узнал, из-за чего наша операция «зашумела», и о роли майора Питера в этом.

Он вместе с тремя солдатами, которым было поручено вместе с ним проверить вражеские грузовики, уже находились рядом с машинами, когда я со своей подгруппой пролез через стену бункера. Присев, они ждали с оружием наготове, время от времени изучая обстановку через прицелы «Кайт». Затем, примерно через десять минут, дверь кабины переднего грузовика открылась, и оттуда показался заспанный водитель, который почти наверняка спал. Был это сон или нет, но он заметил наших ребят и тут же схватился за винтовку, которая лежала на сиденье рядом с ним. Это было последнее, что он успел сделать. Среагировав мгновенно, майор Питер направил свою M16 в грудь иракца и сделал несколько выстрелов — те самые одиночные выстрелы, которые мы услышали, когда вместе с Маггером направились к пролому в стене, и как раз перед тем, как автоматический огонь разорвал ночь на части. Водитель, вероятно, оказался мертв еще до того, как его рука коснулась его собственного оружия. Несколько секунд спустя вражеские солдаты, находившиеся в бункере справа, открыли огонь, и наш человек у ПТРК «Милан» решил, что настал момент, когда он должен его уничтожить. В этот момент все и зашумело.

Очевидно, стрельба разбудила водителя второго грузовика. Однако тот оказался более осторожным, чем его напарник, поскольку он вылез и прижался к противоположному от наших ребят борту машины. Иракец сразу же заметил спецназовца, который собирался выстрелить из LAW-80 у левого бункера, и, проявив похвальную храбрость, прыгнул ему на спину, попытавшись его задушить. К счастью, его заметил один из бойцов подгруппы майора Питера, который бросился вперед сквозь огонь и ударил иракца прикладом по затылку.

Винтовка «Кольт» М16, состоящая из алюминиевых и пластиковых деталей, может быть очень легкой, но она все же достаточно прочна, чтобы при правильном использовании лишить человека чувств. Наши ребята оставили иракца там, где он упал, — несомненно для того, чтобы потом он отполз с больной головой. Можно было бы пристрелить его, но в этом не было смысла — противник был безоружен и теперь выбыл из игры, при этом он не мог достаточно быстро прийти в себя, чтобы доставить нам еще какие-либо хлопоты. Это было правильное решение. Он был храбрым человеком, а в ту ночь погибло уже достаточно людей.

Однако драка с ним возымела одно серьезное последствие, поскольку граната из LAW так и не была выпущена по второму бункеру. К тому времени, когда спецназовец снова вскинул гранатомет на плечо, я со своей подгруппой уже перебегал перед ним, и риск случайно задеть кого-то из нас был слишком велик. Все это, а также мой крик, чтобы они уходили, заставили его отказаться от своей задачи и отступить вслед за нами.

Когда майор Питер и остальные присоединились к нам у машин, я случайно взглянул на вершину насыпи и увидел там около дюжины фигур. Казалось, они были одеты в темное обмундирование, а не в оливковое, как иракские солдаты. Я спросил:

— Кто эти парни на вершине насыпи? — и кто-то мне ответил:

— Все в порядке, это иракские водители грузовиков с парковки.

Я предположил, что ответивший мне человек был одним из тех парней, которых я оставил с приказом охранять машины и наблюдать за местностью. Соответственно, также предполагалось, что они должны были проверить насыпь и разобраться со всеми, кто мог там находиться.

Именно в тот момент я совершил, возможно, самую серьезную ошибку в своей жизни, — я поверил тому, что услышал, и расслабился. Через несколько секунд фигуры на насыпи исчезли, и я было решил, что, напуганные нашим присутствием и стрельбой, водители спрятались. Мне нужно было отправить туда дозор, чтобы он прикрыл нас и убедился, что с той стороны нет опасности. В конце концов, зачем группе иракцев стоять на вершине песчаной насыпи и смотреть вниз на вооруженного врага, если в этом нет необходимости?

Ответ не заставил себя долго ждать. Когда мы впервые заметили наблюдателей, оружия у них быть не могло, однако они, должно быть, спустились за ним, потому что через несколько минут мы оказались под сильным огнем. За несколько секунд у Маггера две пули пробили одежду, а я почувствовал, как одна буквально в дюймах пролетела мимо моей головы. Некоторые пули буквально шевелили наши волосы, а одна попала в пусковую установку «Милана» на моей машине, сломав хрупкий механизм наводки. Поначалу мы даже не могли понять, откуда ведется стрельба, но затем, наконец, удалось определить ее источник на вершине насыпи, где ранее заметили фигуры.

И снова удача была на нашей стороне, потому что враги, обстреливающие нас, явно не были Республиканской гвардией Саддама. Они только и делали, что беспорядочно сыпали пулями в нашу сторону, хотя если бы у них нашлось время, чтобы прицелиться и сосредоточить огонь, они могли бы уничтожить нас всех — у нас не было даже укрытий. Тем не менее, как только стало понятно, откуда исходит опасность, мы начали давать сдачи, ведя сосредоточенный огонь в их сторону из наших M16, средних и тяжелых пулеметов и гранатометов.

Однако, несмотря на то, что по иракским войскам, находившимся на насыпи, велся плотный и точный огонь, общее мнение наших парней сводилось к тому, чтобы убираться отсюда — и побыстрее. Причем настолько быстро, что несколько из них, не дожидаясь приказа, завели моторы и направились на машинах на юг. Когда одна из крайних уходивших машин при старте пошла юзом, она своим передним крылом сильно ударила меня в бок, и отправила меня в полет. Пока я летел в одном направлении, моя винтовка, выбитая из рук, полетела в другом.

Полузадохнувшись и пошатываясь, я поднялся на ноги и обнаружил, что крайний из четырех «Ленд Роверов», которые мы оставили здесь, с визгом приостановился рядом со мной.

— Запрыгивайте, или мы, к дьяволу, отправимся без вас! — крикнул чей-то голос.

Вариантов было немного, потому что пули рикошетили от бортов и капота машины. Кто-то схватил меня за руку и вытащил меня на борт, тогда как машина рванула с места, а вражеские пули все еще отскакивали от ее бортов. Моя M16 — с двадцатью золотыми соверенами, все еще спрятанными в прикладе, — осталась позади. Сейчас я часто думаю, не обнаружил ли тот, кто нашел мое оружие, тайный клад золота. В наше время, учитывая нынешнее состояние иракской экономики, это было бы очень кстати.

По мере того, как мы на ухабах и кочках продвигались на юг, бешенная стрельба с насыпи постепенно стихала. Все еще доносились звуки более отдаленной стрельбы, и я надеялся, что она ведется Пэтом и его подгруппой огневой поддержки, и что они уже отступают со своих позиций обеспечения. Примерно в километре от дороги наша маленькая колонна остановилась, и я выпрыгнул из «Ленд Ровера», который привез меня сюда. Внезапный, почти панический отход меня раздражал, и, когда люди спешились, я собрал их вместе.

— Не знаю, что это было, — сказал я им, — но сейчас мне хотелось бы вернуться к ситуации, когда все происходит по приказу, а не потому, что кому-то это хочется или нравится.

Я сделал паузу, чтобы дать им осмыслить сказанное, а сам подумал, стóит ли наседать на них еще сильнее. Они отступили без моего приказа, но, с другой стороны, блестяще справились с заданием.

Потом я решил, что это все, что мне стóит сказать о внезапном беспорядочном отходе. Еще несколько мгновений, и я все равно отдал бы приказ отступать. Мы подверглись сильному обстрелу, и в самый разгар боя некоторые ребята решили убраться оттуда. Вместо того, чтобы ругать их за минутную оплошность, важнее было выяснить, нет ли раненых или пропавших. Моя гордость стояла на втором месте.

Когда я спросил о потерях, чудесным образом все покачали головой. Раненых не было. Ни у кого не было даже царапины, и никто не пропал без вести. Теперь я беспокоился только за Пэта и его людей, потому что мы не могли связаться с ними по радио. Кен вызвался взять мотоцикл и вернуться к ним с приказом отходить, если только Пэт еще не сделал этого. Предложение было хорошее, но после минутных размышлений я отказался.

— Нет, оставайся на месте, — ответил я ему. — Если кто-нибудь будет возвращаться, у нас, скорее всего, случится дружественный огонь. Пэт знает, что мы выбрались. Он был на отличной позиции для огневой поддержки, поэтому пусть сам выбирает подходящий момент для отхода, а мы пока ждем его здесь. Он сможет сам найти дорогу к нам.

Через десять минут мы услышали рычание двигателей, когда из темноты вынырнуло четыре «Ленд Ровера». Все экипажи были целы. Как только они подъехали, люди Пэта выскочили, и вдруг все стали обниматься и хлопать друг друга по спине. Даже в САС окончание операции приводит к огромной разрядке напряжения, состоящую частично из чувства облегчения и частично из удовольствия от того, что ты хорошо справился с трудным и опасным заданием. Каким-то невероятным чудом, вопреки гораздо бóльшему риску, чем мы могли предположить, нам удалось войти в опорный пункт противника и выйти из него, при этом каждый военнослужащий подразделения был на месте и не получил ранений. При этом мы, несомненно, убили и ранили множество иракских солдат, а также подорвали заряды на мачте. Нам также удалось основательно потревожить и сбить с толку противника.

Единственное, о чем я сожалел, так это о том, что, глядя на север, я все еще мог видеть стальную мачту, устремленную в небо, и Луну, сверкавшую на ее балках.

— Столько взрывчатки и усилий, а сбить эту чертову штуку мы не смогли, — сказал я Маггеру.

— Спокуха, — ответил он. — Подрыв металла — дело нехитрое. Предлагаю проверить сегодня чуть позже, прежде чем все списать на неудачу. Мачта может рухнуть в любой момент. Возможно, если нам повезет, то это произойдет как раз в тот момент, когда Саддам нанесет им визит вежливости.

Если Маггер окажется прав, то это будет означать идеальную операцию: цель уничтожена, потерь нет. Я с трудом дождался дневного света и возможности проверить, насколько оправдан его оптимизм. Тем временем нам нужно было уходить, поэтому, как только ребята немного успокоились, я приказал им подниматься и выезжать, причем машина Пэта, как обычно, шла впереди.

Сразу после рассвета мы вернулись к месту нашей временной базы, где под своей сеткой, по-прежнему нетронутый, стоял «Унимог». Мы сняли вокруг него мины-ловушки, после чего я сказал ребятам — всем, кроме первых четырех, которые стали в охранение — сделать чай, поесть и отдохнуть несколько часов. Затем я вернулся к своей машине, и как раз собирался выйти на связь и сообщить об итогах нашей операции в штаб, когда прибежал Кен.

— Она упала! — крикнул он. — Мачта упала!

— Как, черт возьми, ты это понял? — спросил я.

— Отсюда в бинокль можно было увидеть ее верхушку в лучах утреннего Солнца, — сообщил он. (Острый угол, под которым падают солнечные лучи рано утром, позволяет увидеть на расстоянии вещи, которые не будут освещены в той же степени, когда Солнце находится в зените). — В первый раз, когда я посмотрел, она все еще была там. Но когда я посмотрел через пару минут, она исчезла. Это значит, что она, должно быть, рухнула.

Это была отличная новость — если это действительно была правда. Нам нужно было выяснить наверняка.

— Послушай, Кен, — сказал я, — если ты готов, то я бы хотел, чтобы вы с Роном вернулись на мотоциклах к ближайшей к нам стороне автострады — оттуда мачта должна быть хорошо видна — и провели разведку. Напрасно не рискуйте, но если вы сможете добраться до точки, откуда будет видно, стоит ли еще мачта, то вы окажете нам всем большую услугу.

— Без проблем, — ответил он. — Я уверен, что мы все сделали правильно — так что я сам хотел бы проверить это для себя. Это сделает нахождение под всеми этими пулями чертовски более стóящим.

Хотя до того, как возглавить патруль «Альфа Один Ноль» я Рона не знал, он оказался отличным солдатом патруля. Он был опытным мотоциклистом и уже сэкономил нам много времени и сил во время наших поездок по иракской пустыне. Позднее за безупречную работу во время нашего пребывания в Ираке он получил благодарность в приказе.

Как только пара мотоциклов отправилась в путь, я вызвал оперативный отдел в Аль-Джуфе и сообщил им наши новости, добавив, что, по нашему мнению, мачта была успешно сбита. Офицер оперативного отдела сообщил мне, что он организует вылет A-10 — страшно эффективного и страшно уродливого американского самолета-штурмовика для уничтожения танков, носящего название «Тандерболт», но обычно известного под прозвищем «Бородавочник», — с целью облёта объекта «Виктор Два» и его проверки.

Мое донесение об итогах операции было кратким и простым. В нем просто говорилось: «Задание выполнено». Как и в любом бою, Полк, вопреки всему, выполнил свою практически невозможную задачу в истинно захватывающем стиле. Но все могло закончиться совсем по-другому. С самого начала операции я ощущал беспокойство, оно тем более возросло, когда мы обнаружили, что цель уже была успешно разбомблена. Не хватало разведывательных данных, а та информация, которую мы получили, была неточной, вплоть до угрозы нашим жизням. Нам сказали, что вражеских защитников будет очень мало, и это оказалось неверным. Нам не сообщили, что станция наведения уже уничтожена, хотя штаб союзников должен был знать о бомбардировке. Выйдя на связь со штабом, я прикурил сигарету и задумался над всем этим. Какой бы ни была правда, мы сделали свое дело и выбрались оттуда со всеми своими людьми и всеми машинами.

Через час вернулись Кен и Рон, сообщившие, что мачта действительно повалена, а враги носятся в округе, как взбудораженные мухи, гоняя по новому шоссе на бронированных машинах и грузовиках, но никаких признаков организации преследования в нашем направлении нет. В довершение всего, во второй половине дня оперативный штаб из Аль-Джуфа сообщил, что летчик A-10, посланного облететь «Виктор-2», подтвердил, что мачта упала.

Никаких благодарственных писем не было. Я сообщил ребятам, что мы останемся на этом месте еще на одну ночь, четвертую, чтобы немного привести себя в порядок и перепаковать наше снаряжение — другими словами, чуть прибраться в доме. Вы удивитесь, насколько грязным становится салон «Ленд Ровера» после того, как несколько немытых солдат САС проживут в нем нескольких дней подряд. Сообщив им эту новость, я вдруг осознал, как сильно устал. «Пора поспать», — подумал я.

Но как раз в тот момент, когда я уже собирался залезть в свой спальный мешок, появился Дес.

— Кен сегодня отлично поработал, — начал он. Я кивнул. Выглядел он довольно непринужденно, но через мгновение продолжил: — Возможно, когда все закончится, ты сможешь сделать что-нибудь для него. — Когда и после этого я не произнес ни слова, Дес продолжил. — Перед самым выходом ему сказали, что его отправят обратно в его часть. Это значит, что он из Херефорда уйдет обратно в парашютисты, и его жена в данный момент пакует коробки.

— Что он натворил? — спросил я.

— Его в третий раз задержали за вождение в нетрезвом виде.

— Ты прав, он не заслуживает того, чтобы его выгнали после всего, что он сделал, — ответил я. — Поговорю об этом с командиром, как только мы вернемся. А теперь отвали и дай мне поспать. И даже не думай меня будить, если только это не конец света.

И с этими словами я натянул верх спального мешка себе на голову, закрывая дневной свет.