Екатерина Александровна вздохнула, и мне показалось, что глаза её повлажнели. Да, так и есть. Она вынула из сумочки носовой платок, приложила его попеременно к уголкам глаз, и произнесла задумчиво, словно заново переживая те далёкие события:
— Это был первый наш поцелуй. Я так долго представляла, как это произойдёт, а всё случилось быстро и совершенно не так, как я думала. Владимир испугался. Представляете, Виктор, он испугался. Человек, который только что был готов в одиночку воевать с целой армией, — он испугался. И мне стало смешно. Я сдерживала себя, потому что понимала, если засмеюсь, он воспримет это как оскорбление, хотя для меня это было моё первое настоящее счастье.
Она покачала головой, будто сомневаясь в только что сказанном.
— Я влюбилась в него. То, что я почувствовала, когда он вошёл в наш вагон — смущение, радость, и что происходило потом на станции в Кизитеринке, и в госпитале, и во время Таганрогских событий — было лишь желанием любви. Надеждой. А теперь это случилось бесповоротно. Но это было так странно и так непонятно, что я не знала, что с этим делать. Я ещё никогда не влюблялась. Была влюбчивость. Юнкера петербуржских училищ частенько прогуливались возле Смольного, бросались снежками зимой. Весёлые были мальчишки. Некоторые нравились мне, я украдкой вздыхала, делала записи в девичий дневник. Но всё это было ненастоящее. А тот бой я видела воочию, и до сих пор его вижу. Владимир стрелял из своего пулемёта не ради какой-то идеи, не ради жажды крови — он стрелял, чтобы все мы могли спастись. Он защищал меня, — Екатерина Александровна поправила шапочку, чуть сдвинув её на правую сторону. — Это всё ностальгия, Виктор, это всё ностальгия… Наш санитарный поезд добрался до ростовского вокзала. Видели бы вы удивление на лицах дежурного караула. Все думали, что санитарные поезда уже расформированы, а тут подъезжаем мы. Раненых стали выносить из вагонов, те немногие медикаменты, что ещё оставались, тоже стали выносить. Толкачёв ушёл. Он сказал, что ему нужно искать Маркова. Даже не попрощался. Да что там не попрощался — даже не посмотрел в мою сторону. Но я не обиделась, наоборот, мне снова стало смешно. Взрослый мужчина, а ведёт себя совсем как те юнкера…