Хозяйка города Роз

Глава 15. Ещё один друг

Из дворца не выходим, поднимаясь в ресторан. Там к нам присоединяется Молчанов Стас, заместитель начальника полиции. Марек успевает меня просветить, что официально Стас не женат, но уже лет пять сожительствует с женщиной. Дочерью начальника полиции. Я не удивлён. Стас всегда был очень амбициозным, ничего не делал без собственной выгоды. Даже дружба с нами, наверное, была им заранее просчитана и взвешена на наличие плюсов и минусов. Просчитана верно, потому что в Комарове и то не ошибся.

Я всегда настороженно к нему относился, даже в самые юные футбольные времена. Это удивляло меня самого, ведь лишь мы с ним были из простых семей. Отец Стаса семью не бросил, но пил ежедневно, хотя сын пытался это всё время скрывать. Родителями Марека были врачи, которые перебрались в Минск, едва сыну исполнилось восемнадцать и стали известными медицинскими светилами. А мать, и отец Комарова плотно зависали в политике, попеременно избираясь в депутаты, возглавляя собрания и советы и, прикладывая все имеющиеся силы, туда же толкали единственного сына. Впрочем, родители Марека делали тоже самое. Но между ними была одна большая разница. Марек, едва поступив в медицинский, уже был врачом от Бога. Постоянно подталкивать сына его родителям не приходилось. Лишь иногда поддерживать на очередной пройденной им ступеньке. Ему даже двух лет не хватило до тридцати, а он стал заведующим не просто больницы, а целого комплекса. Свою роль сыграли не только его личные заслуги, но и громкое имя родителей. Впрочем, Комаров стал мэром в двадцать девять. Но его поддержали не только родители, но и значимые люди города: тот же Марек, Захар Дюжев, начальник полиции и, по цепочке, все те, на кого имели влияние уже эти люди. Цепочка получилась очень длинной. И, как руководил Комаров, я успел увидеть собственными глазами.

Молчанов уже ждал нас за столиком. Как Мареку и Захару, ему в этом году исполнилось тридцать четыре. Но, занимая одну из самых физически движимых и активных должностей, где, на мой взгляд, постоянно нужно сдавать какие-то нормативы, выглядел он откровенно плохо. Если сильные залысины ещё можно было списать на генетику, то лишний вес и выпирающий из форменных брюк живот говорили сами за себя. Большие, чуть на выкате глаза Стаса, перебегали с меня на Марека, затем обратно и так ещё не менее десяти раз. Мне и раньше не нравился его вечно бегающий взгляд, но теперь реально действовал на нервы, хотя в компании друга юности мы ещё не провели и пяти минут. Я стал жалеть, что согласился на эту встречу. Молчанов мне и раньше не был симпатичен, но тогда мы были связаны одной футбольной командой. Теперь ничто не заставляло меня общаться с ним. Кажется, по дороге в ресторан Марек упоминал, что у него со Стасом какие-то дела. Встать и уйти я всё же позволить себе не мог. Оставалось надеяться, что больше наши с Молчановым дороги не пересекутся. Проблем с законом у меня давно не было и наживать их я не планировал.

Между тем, Молчанов продолжал бегать по мне своими жабьими глазами. Словно уличная шлюха перед новым клиентом, прежде, чем озвучить окончательную цену. Нужно постараться не продешевить, но и не отпугнуть слишком высокой ценой.

Мы обменялись соответствующими случаю любезностями, после чего Марек прямо спросил:

— Что там с Виторским? На уголовную статью тянет? Или опять пальчиком погрозите и выпустите?

— Если тебе нужно, значит потянет, — промычал Стас.

— Мне не нужно. Запрещёнку ему подбрасывать я не собираюсь. Вы же проводили проверку. Нашли или нет? — нахмурился Марек.

— Нашли. Крупная сумма денег и на счетах, и дома. Особо и не шифровался. Пойдёт на зону с конфискацией. В особо крупном, — вздохнул Молчанов. — Марк, такими темпами, у тебя скоро врачей не останется.

— Виторский зашёл за самый край, — процедил Добровольский и пояснил для меня — Да, взятки берут все. Называют, конечно, благодарностью. Но Виторский брал даже с тех, кому уже помочь просто нечем. Последний случай возмутил даже его коллег. «Скорая» привезла умирающего от онкологии мужчину. Ему оставались сутки, максимум, двое. Привезли потому, что человек испытывал очень сильные боли. Дома обезболить не представлялось возможным, поэтому положили в стационар, чтобы человеку можно было облегчить последние страдания. Так Виторский запросил за лекарства, которые государство даёт бесплатно, деньги. Стоит отметить, что умирающий был достаточно молодым мужчиной. Болел долго. Семья сражалась за него до последнего. Продали всё, буквально до последнего стула. Набрали кредитов на два поколения вперёд. А наш «доктор» решил хапнуть даже в последние часы. Если потребуется, я сам встану из кресла и пойду работать в отделение, но такой человек врачом больше работать не будет. Если, только, после моей смерти.

Периодически я участвовал в благотворительных проектах. В основном перечислял деньги фондам, которые занимались помощью детям родителей-алкоголиков. Но теперь я мог помочь конкретной семье, которая жила в моём городе.

— У тебя остались контакты семьи? — спросил у Марека. — Желательно знать примерную сумму. Но помочь я хочу анонимно.

— Уже помогли, — покачал головой заведующий больничным комплексом. — Но требуется помощь молодому парню. Тоже онкология, но шансы хорошие. Контакты я тебе сброшу.

К счастью Марек тоже вскоре стал собираться домой, сославшись на какие-то дела. Ещё никогда мне так сильно не хотелось выйти на свежий воздух. Друг уехал раньше, а я чуть задержался, выпуская несколько стоящих передо мной машин.

— Дяденька, купите мне шаурму. Если дорого, то пирожок или сосиску в тесте, — неожиданно в открытое окно ткнулась лохматая голова подростка лет двенадцати-тринадцати. Одежда явно с чужого плеча. На ногах рваные шлёпанцы разного цвета. — Папка пьёт, мамка пятым беременная.

Я почти не удивился появлению мальчишки. Сегодня у города должно быть именно такое лицо.

Деньги давать не стал. Вышел из машины и пошёл с пацанёнком к ближайшему вагончику стрит-фуда. Заказал большую шаурму. Глядя, как пацан жадно набросился на еду, понял, что не врёт. Сказал продавцу сделать ещё десять и положить в пакет. На всякий случай посмотрел на процесс готовки. Но повар добросовестно добавлял в каждую порцию положенное количество мяса, а не одни дешёвые в начавшийся сезон овощи. Возможно, потому что я всё ещё стоял рядом. А, может, просто был человеком. Когда пакет был отдан мальчишке, я сказал положить в другой несколько пачек сока и бутылок с газировкой, числившихся в ассортименте магазинчика.

— Неси домой, а не друзьям, — приказал пацанёнку.

— Понесу. Папка ещё домой не вернулся. Нужно без него успеть съесть, — ответил мальчишка и вежливо поблагодарил.

— Знаешь его? Правду говорит? — спросил у повара шаурмешной, когда паренёк скрылся из вида.

— Правду. Но шаурму ему редко покупают. Дорогая. А на пять-десять пирожков за вечер набирает. Домой несёт, я видел. А, вы, может, в администрации города работаете?

Я посмотрел на свои брендовые рваные джинсы и такую же футболку. Вспомнил, как меня не хотели пускать в самое сердце упомянутой администрации. А администратор в ресторане всё правильно заметил, лично заказ тащил, надеясь на щедрые чаевые. Даже какой-то комплимент от повара приволок. Но соседство Стаса Молчанова не позволило оценить ужин по достоинству. Щедрые чаевые я оставил. Не следует администратору страдать из-за собственной полиции.

— Нет, не в администрации. А зачем интересуетесь? — полюбопытствовал.

— Я сам не местный. Пришлось из дома уехать, искать лучшей жизни. У меня жена и трое детей. Вот, к дальнему родственнику пристроился работать. Не скажу, что шикуем, но на еду детям хватает. И в школу они у меня ходят чистыми, одетыми и досмотренными. С учителями не конфликтуют, хорошо учатся, деньги на различные школьные нужды сдаём вовремя. Но всё равно стоим на социальном учёте, как семья, нуждающаяся в надзоре государства. Каждый месяц приходит комиссия, осматривает в том числе и холодильник. Один раз не нашли свинины, пришлось идти объясняться. А нам по вероисповеданию свинина не положена, мы говядину едим. Но, для подобных проверок всегда держим в морозильнике. А этот мальчишка, что здесь, что в школе выглядит одинаково. И есть ли у него дома даже пустой холодильник? Почему к ним комиссия не ходит?

На эти вопросы у меня не нашлось ответа. Остаётся радоваться, что ко мне подобная комиссия не придёт. У меня в холодильнике только лоток яиц завалялся. Когда много работаю, почти не готовлю. Пользуюсь услугами доставки.

Прощаюсь с мужиком и наконец-то отправляюсь домой. Ещё полно работы. В следующую субботу Стас Молчанов предложил всей нашей пятёрке встретиться в казино. Желания не было, но и отказаться убедительной причины тоже не нашлось. К тому же, лучше места, чтобы встретится нашей футбольной компании и не придумаешь. Я помнил про обещание данное Милане. После кутежа с друзьями можно будет сходить с ней вдвоём.

Во времена юности мы часто зависали в старом казино. В основном играли на автоматах. Пока я случайно не сыграл в покер. Нужно отдать должное бросившему нас отцу. Ещё не умея читать, благодаря ему я научился играть в карты. А у соседа с другой стороны дома, дяди Степана, часто собирались мужики. У него был большой участок с огромной беседкой, где пили дешёвый самогон, закусывали стеблями зелёного лука и листьями щавеля, курили самокрутки и громко хлопали по грубо сколоченному деревянному столу старыми промасленными картами. Когда отец уехал я по непонятной самому инерции продолжал ходить к соседу в пятничные и субботние вечера. Сначала карты мне не доверяли. Посылали курьером за нехитрой закуской и по другим не менее важным делам. Но смотреть за игрой никто не запрещал. Потом я стал заменять по какой-то причине недостающего или рано выбывшего игрока. А ещё позже, сев за деревянный стол, дядя Стёпа сам стал звать меня, бросая пустой жестяной банкой из-под кильки в разделявший наши участки забор. Тот был сделан из старого побитого шифера, который я периодически находил на городской свалке. Но я не всегда слышал глухой звук, обозначающий приглашение соседа. Банка часто не влетала в самодельный забор, а застревала в кустах роз, высаженных рядом. И тётя Регина, жена дяди Степана, увидев такую, совсем не живописную картину, начинала кричать, призывая все имеющиеся в мире проклятия на голову: «ирода, супостата, алкаша запойного». На этот крик, который слышал не только я, но и все, кто жил в радиусе минимум четырёх соседних улиц, начинали стягиваться остальные, не занятые в домашнем хозяйстве мужики. Значит, мне тоже можно было подтягиваться.

Тётя Регина очень любила розы. Как дядя Стёпа самогон. Оба не жалели денег ни на то, ни на другое. Каждый со своей пенсии. Выпутывая очередную консервную банку из колючих стеблей, тётя Регина продолжала ворчать, а её руки, между тем, ловко вырезали острым секатором повреждённые стебли и, от накала тётиного расстройства, летели прямо к нам за забор. Ева и Эля их подбирали, затем как-то умудрялись проращивать (я никогда не вникал в технологию разведения роз) и со стороны нашего забора появлялся очередной симпатичный кустик, над которым, словно курицы над цыплёнком, кудахтали обе девушки. Впрочем, любовь сестры и соседки к разведению роз иногда приносила мне приятные бонусы. Собираясь на очередное свидание, я украдкой срезал три, а то и пять шикарных веток (число цветов напрямую зависело от привлекательности моей очередной визави) и небрежным, тщательно отрепетированным жестом, вручал своей новой симпатии.

Нужно будет спросить у Эли, живы ли ещё тётя Регина и дядя Степан. Десять лет назад им было по шестьдесят лет с небольшим.

Я по-прежнему не собирался ехать в район Роз, а никаких других контактов Эли у меня не было. Кроме уверенности, что мы встретимся снова. Скоро.