Хозяйка города Роз

Глава 35. Артур. Мелкая засранка

Удивляюсь, когда Марк говорит, что Эля будет ждать нас в церкви, но ничего не спрашиваю. Может, пользуясь случаем, мелкая засранка решила отмолить парочку грехов? Наверное, Добровольский уже успел не раз утешить её за эту неделю. Самым грешным утешением. Но его, понятно, тоже об этом не спрашиваю. Хватает и того, что Эля шарахается от меня, как от огня. Ещё с Марком не хватало отношения испортить.

Из-за девчонки.

Элина действительно ждёт в церкви. Правда, я узнаю её не сразу. Хрупкую фигуру в тяжёлом тёмном платье, привалившуюся к церковной колонне сначала принимаю за старушку, задремавшую во время монотонной службы. Даже Марек несколько раз обводит глазами почти пустое церковное помещение, прежде чем подойти к фигуре у колонны. Это всё же Элина. Даже в не ярком свете мне бросается в глаза то, как некрасиво за неделю осунулось её лицо. Добровольский о чём-то тихо с ней разговаривает, тоже вглядываясь в её лицо. Видимо, я всё же ошибся. За эту неделю они не разу не виделись. И не грешили.

Потом мы зажигаем свечи, но я замечаю, как незнакомая старушка предлагает Элине присесть. Девушка тяжело опускается на простой табурет. Вторая сердобольная бабулька приносит ей пластиковый стаканчик с водой и даёт несколько кусочков белого хлеба. Кажется, такой раньше давали после исповеди, во время причастия. Засранка не отказывается. Медленно жуёт. Затем ей дают ещё. Марек тоже за ней наблюдает. Вижу, как темнеет лицо друга. Видимо, она ведёт себя не так, как обычно. Но это их дело. Пусть между собой разбираются сами. Мы здесь совсем по-другому поводу.

Когда выходим на улицу, ветер почти срывает с девушки тонкой шарф. Не могу не отметить, что у неё за эту неделю даже плечи осунулись. И платье какое-то странное. Не по сезону. Одела первое, что нашла в шкафу? И эти голые плечи…

На улице всё же дождь. Собираюсь снять с себя пиджак, но Марк уже набрасывает свой. Щёлкаю кнопкой зонта распахивая его над всеми нами.

В машине Эля тоже молчит. С головой прячется в пиджак Марека. Замёрзла? Плохое настроение? Скорее всего с Костей разругались.

На кладбище каждый думает о своём. Здесь ветер ещё сильнее. Не сговариваясь, заслоняем девушку собой, пытаясь защитить её от дождя и ветра. Эля не возражает. Даже из моих рук не вырывается. Но в машине, особенно на мои слова, у неё очень острая реакция. Марек приказывает мне не трогать её и везёт домой. Я замолкаю. Не потому что, Марк сказал. Элина где-то не здесь и говорить с собой мне удовольствия не доставляет.

Когда бывшая соседка буквально сбегает из машины, Марку ничего не остаётся, как ехать домой. Через полчаса мы вновь встречаемся во дворах Сити, чтобы поехать в тихое кафе. Машину не берём, пользуемся такси.

Погода улучшается, даже солнце выглядывает. Мы выбираем самый дальний столик и поминаем Еву с мамой. И отца Эли, конечно же. Марк рассказывает, что мать Элины отказалась идти на службу в церковь. Наверное, ещё и поэтому у мелкой засранки сегодня такое плохое настроение.

— Ты же её не доставал на этой неделе? — неожиданно спрашивает у меня друг.

— Нет. Когда? Меня даже в стране не было, — отвечаю я, всё же умалчивая о нашем разговоре в её рабочем кабинете. Она сама ничего не сказала Марку. Не нажаловалась. Значит, и я промолчу.

— Она совсем сегодня на себя не похожа, — произносит Марк. — Может, ещё Костя ей дома нервы треплет.

Всё остальное время говорим о Еве. Вспоминаем что-то хорошее. Снова выпиваем. Марк достаёт телефон и звонит. Он не говорит кому, но я догадываюсь, что Эле. Она не отвечает. И через полчаса тоже. Но, вскоре, на его телефон перезванивают. Я узнаю громкий и возбуждённый голос Артёма.

— А мама рядом? Я звоню, но она трубку не берёт, — жалуется мой сын.

— А ты где? И зачем тебе мама? — спрашивает Марк.

— Дома. Где же мне ещё быть?! Хочу на улицу, но бабушка не пускает, говорит, что там мокро и я простыну. Но мне же не шесть лет! Вот когда вернётся мама, пусть она мне и разрешает. Но церковь давно закрылась, а мамы нет! — поясняет Артём.

— Мы с мамой и Артуром решили поужинать, помянуть твоего дедушку и родных Артура, — медленно произносит Марк. — Артём. На улице, правда, мокро. Побудь сегодня дома. Так нужно. Хорошо?

— Хорошо, — ворчит сын.

Марк отключается и произносит то, что я уже понял:

— Эля не вернулась домой. Как она могла не вернуться, если при нас она зашла во двор?

С его последними словами в окно вновь начинает стучать ливень. И мы оба думаем о её платье с открытыми плечами.

Марек пытается отследить её телефон по геолакации, но у Элины она выключена.

Я достаю свой телефон. Он у меня не просто дорогой, а с многими дополнительными функциями и наворотами. В него закачано несколько полезных программ. Так, на всякий случай.

— Я могу подключиться к городским камерам, — сообщаю другу. — Во дворе Эли установлены камеры?

— Да. В Фариново они по всей улице есть. Там на каждый метр несколько штук, — Марк диктует точный адрес.

Через пару минут мы наблюдаем, как девушка садится в такси. Вскоре после нашего отъезда. Я могу проследить его маршрут. Машина делает одну остановку возле супермаркета и проехав почти через весь город, сворачивает в район Роз. За церковью, где мы сегодня были, последний оживлённый перекрёсток. Именно там городская камера фиксирует нужную нам машину в последний раз.

Мы вызываем такси и оплачиваем счёт. Пока едем, Марк спрашивает:

— Сколько она там находится?

Я сверяю время.

— Четыре часа. Дождь льёт весь последний час.

Марк молча ругается. На воротах горит кнопка включённой сигнализации. Я проверяю. Когда мы уходили неделю назад, специально загнул ветку. Если кто будет открывать, тонкая ветка изменит положение. Но моя метка на месте.

— Марк, подожди, — останавливаю друга, когда тот собирается снять сигнализацию своим чипом. — Эля сюда не заходила.

— Но такси ехало сюда, — возражает Добровольский. — Если бы Эля вернулась на кладбище, то это совсем в другую сторону.

— А если она зашла через наш двор? — тихо произношу я.

Мы возвращаемся на несколько метров назад. Я отмечаю, что участок, где когда-то стоял наш дом, обнесён новым забором. Над ним склонились ветви знакомой с детства яблони.

— Что там? — спрашиваю, не в силах отворить калитку.

— Розы. Всё, что осталось от дома экскаватор зарыл в землю. Но участок по-прежнему принадлежит тебе. Эля платит налоги за участок и остальные платежи, — поясняет Марк. — Но сигнализации здесь нет. Если не уверен, что хочешь входить, оставайся на дороге. Я сам посмотрю.

Мы оба уже полностью промокли под летним ливнем. А Эля под ним уже больше часа.

— Участок большой, ты будешь долго смотреть. Я справлюсь, — протягиваю руку и отворяю калитку.

Нахожу её первым. В глубине, возле забора, который разделяет наши участка. Она лежит прямо на земле, поджав под себя ноги. А по открытым плечам хлещет дождь.

— Марк, — кричу я, потому что не могу найти пульс. Лихорадочно ощупываю её лицо, руки, плечи. Всё ледяное. Дождевые капли стекают по бледной коже не оставляя следов. Если… если… если мы опоздали… Я просто не переживу. Я не могу потерять ещё и её. Мою девочку. Мать моего сына. Часть себя.

Пытаюсь стянуть тяжёлое платье, чтобы осмотреть её, но не могу понять, где оно застёгивается. Мои руки лихорадочно мечутся по её телу.

— Эля, Элечка, девочка моя, — шепчу я, став перед ней на колени. — Посмотри на меня.

Но она не смотрит. Ни одного движения.

Марк падает на колени рядом со мной.

— Марек… пульс… нет пульса…, - бормочу я.

Дрожащими руками Добровольский касается её шеи, прижимает пальцы к впадинке на горле.

— Есть пульс. На запястье не всегда прощупывается, — облегчённо выдыхает он и на несколько секунд прикрывает глаза.

— Что с ней? Она без сознания?

— Замёрзла. Температура тела слишком низкая, — Марк достаёт из травы начатую бутылку рома. — Выпила немного. Нужно быстро её согреть.

— Может, «Скорую»? — настаиваю я. — Там врачи…

— И что они сделают? Подключат к аппарату и будут ждать. Ну, меня позовут, — морщится Добровольский и поднимает девушку на руки. — Пошли в дом. Возьми её сумочку, там ключи.

— Лучше я понесу. Ты же раньше отключал здесь сигнализацию, справишься быстрее.

Марк передаёт мне на руки нашу общую драгоценную ношу и, подойдя к калитке между участками, снимает сигнализацию. Затем отключает и на доме. Но, войдя в дом, быстро включает всё обратно.

— Ванны здесь нет. Сейчас включим душ. Положить её некуда, поэтому будем держать на руках, — решает друг.

По пути мы сбрасываем обувь и заходим в душевую прямо в одежде. Не до неё. Мы всё равно насквозь промокли. Добровольский включает сразу несколько леек, но вода не горячая.

— Нельзя сразу давать максимальную температуру, — поясняет мне. — Будем добавлять постепенно.

Он отбрасывает собственный пиджак в сторону, потому что тот ему мешает и начинает стягивать платье с Эли, найдя потайную молнию. Когда оно отлетает в сторону, я почти не чувствую веса тела девушки. Кажется, что тяжесть ушла вместе с платьем. Следом за платьем отправляется кружевной бюстгальтер. Остаются лишь трусики. Но они совсем тонкие и не будут мешать. Друг вновь регулирует положение душевых леек, чтобы тело Эли максимально покрывала тёплая вода. Начинает осторожно растирать руки, затем ноги, восстанавливая кровообращение. Чуть увеличивает температуру.

— Давай я подержу, — предлагает мне. — Передохни.

— Разденься, — советую я. — Неудобно. Всё мокрое.

На несколько секунд наши взгляды сталкиваются. Мы оба словно смотрим со стороны. Двое полностью одетых мужчин и обнажённая девушка между нами. Весьма занятная картина. Но сейчас совсем не до её созерцания.

Кивнув головой, Добровольский снимает промокшую одежду и бросает на платье Эли, оставшись лишь в боксерах. Я передаю ему девушку и тоже раздеваюсь, замечая, что и у меня руки дрожать не перестали. Я очень испугался за неё. Мысленно прошу её очнуться: «Эля, девочка моя, я больше тебе слова плохого не скажу, только открой глазки.» Вижу, что и Марк что-то шепчет ей, касаясь губами застывшего лица.

— Марек, может «Скорую»? — прошу я. — Она совсем не шевелится.

— Дыхание ровное, пульс чуть прибавил, — произносит тот. — Она спит, Артур. Организм растратил все силы. Нужно дать ему немного времени восстановиться. Подержи.

Вновь увеличивает температуру воды и растирает тело. Отводит с лица мокрые волосы, чтобы не мешали.

— Что за чёрт? — тихо матерится, касаясь пальцами левого запястья. Элина замазка смылась и даже в неярком свете душевой просматривается пожелтевший синяк. — Комаров уже совсем с катушек слетел? И когда успел? Она, что тогда ночью одна к нему ходила?

— Ходила, — подтверждаю догадку друга. — Но это не он. Это я. Тоже в ту ночь.

— Я же тебя предупреждал: не лезь к ней! — Марек взбешён. Если бы Эля не была у меня на руках, лучший друг заехал бы мне кулаком. И не раз. — Что ты ей ещё наговорил!

— Я заезжал к ней в понедельник. Хотел свозить к врачу в столицу. Но она отказалась и разговора не получилось, — что именно я сказал Эле Марку лучше не знать.

— Тур, возвращайся домой, — цедит мужчина. — Когда она придёт в себя, я тебе наберу. А сейчас уходи.

— Ты трах… с ней спишь, я понимаю, — цежу в ответ. — Но она мне далеко не безразлична. В конце — концов, она — мать моего сына.

— Твоё внимание идёт ей на пользу. Заметно, — рявкает Марк. — Что тебе от неё нужно? Не наигрался? Ещё захотелось?

— Я не играл! И никуда не пойду! А ты не её муж, чтобы мне указывать, — зло бросаю в ответ. — Если она так нужна тебе, какого хрена ты её с Костей делишь? Женился бы, как порядочный…