Глава 39. Немного о туалетной бумаге

Утром Артур изучает новую игру под названием: «разбуди и подними не желающего вставать ребёнка». Меня душит кашель, мучает температура и резь в глазах. Я сама с трудом поднимаюсь с кровати и кое-как умывшись, натягиваю на себя платье. Ни о каком макияже речи вообще не идёт. Поэтому новую игру Алмазов изучает с нуля, без рекомендаций, подсказок и комментариев с моей стороны.

В машине изучение продолжается полным ходом. Артёму резко хочется чая, и майка на нём не та, и вообще зачем его с собой брали. А ещё он забыл: писал с утра или нет? А как называется та машина? А почему мы стоим? А сколько мы будем ждать маму? А…а…а?

Я не удивлюсь, если Артур отвезёт нас сразу в Сити, а не в район Роз.

Они остаются в машине, а я топаю к главному входу в больницу. В дверях меня встречает Марек. Спрашивает, как я себя чувствую и сам сообщает, что выгляжу я плохо.

Анализы нужно сдавать в поликлинике. После осмотра врача и по выписанным им направлениям. Но кто станет отказывать заведующему всем больничным комплексом в такой пустяковой просьбе? Хотя стояние за моей спиной Марека не помогает мне, а наоборот. Молодая лаборантка по забору крови так волнуется в присутствии высокого начальства, что лишь с третьего прокола моих пальцев, набирает нужное количество крови. А в другой лаборатории, где делают анализ мочи, нас встречает строгая тётя. На ней настолько высокая накрахмаленная шапка, что я невольно смотрю на её голову, думая, не зацепится ли она своим головным убором за двери. Но то, что будет выше заведующего — это точно.

— Снимайте бельё и ложитесь на кушетку, — командует «высокий колпак».

У меня округляются глаза. Что я пропустила, пока рассматривала её шапку?

— Для более точного результата анализ берут катетером. Вас же поэтому сюда привели?

— Марк, — ору я, забыв про субординацию. Он тут же заходит в кабинет. Приподнимает брови, глядя на кусок пластика в руках своей сотрудницы. — Я подмывалась полчаса назад! Или сначала нужно, чтобы ты проверил?

Теперь высокий колпак хватает ртом воздух. Но Добровольский не злится на моё «пояснение». Берёт со столика, где написано «чистая тара» один из пластиковых контейнеров и протягивает мне. Перестаёт улыбаться и строго смотрит на даму:

— Зинаида Васильевна! Если анализ будет с погрешностями, спишем на плохо вымытые контейнеры.

Зинаида Васильевна поспешно выхватывает из моих рук банку и суёт другую, в стерильной упаковке. Рядом с лабораторией находится туалет. Для сдачи анализа. Есть жидкое мыло и антисептик для рук, но нет ни туалетной бумаги, ни бумажного полотенца. Сюда поступают пациенты со «Скорой». В большинстве случаев без вещей. А те, кто с вещами, всё равно их оставляет в приёмном покое, куда и возвращается после сдачи анализов. Не проблема, если нет бумаги в отделениях больницы, там у всех имеется личная. Но здесь… Зато самый высокий колпак на всю больницу!

Так и не распечатав баночку, открываю дверь назад, в лабораторию.

— А чем мне вытереться после сдачи анализа? Или сидеть полчаса на унитазе, обсыхать? А если кто не пользуется ежедневками, выходят отсюда с мокрыми трусиками? Я понимаю, что мужчины могут просто потрясти своим органом над унитазом. Но у меня так вряд ли получится! Ваша сотрудница не знакома с женской анатомией?

Теперь заведующий заходит в туалет. Смотрит на пустой держатель для бумажных полотенец и туалетной бумаги. Даже не брезгует заглянуть в мусорную корзину, стоящую за унитазом. А там чего только нет: начиная от бумажных носовых платков, салфеток, клочков разномастной туалетной бумаги и заканчивая несколькими тканевыми платками. Что у кого нашлось.

Добровольский достаёт мобильный и кому-то звонит:

— Светлана Евгеньева, возьмите пожалуйста несколько упаковок туалетной бумаги и бумажных полотенец, которые вы получили на мой кабинет и принесите в женский туалет, который находится рядом с лабораторией. Да, тот самый, где сдают анализы все поступающие в больницу. Кстати, на этот туалет разве подобные гигиенические средства не выделяются?

Через минуту в небольшое помещение вбегает запыхавшаяся женщина. Я узнаю в ней секретаршу Добровольского. Она тоже узнаёт меня, здоровается:

— Доброе утро, Элина Эдуардовна. Заболели?

— Угу, — отвечаю я. — Доброе утро.

В переполненное помещение втискивается ещё одна женщина. На бейдже указано, что завхоз.

— На этот туалет выделяется самое большее количество гигиенических средств во всей больнице. Такой же расход рассчитан и для туалета в самом приёмном отделении, — рапортует новоприбывшая. — Последний раз Зинаида Васильевна всё получала три дня назад.

— Большой поток людей за выходные, — оправдывается лаборантка.

— Количество поступивших людей и список полученного мне на стол в течении часа, — распоряжается заведующий. — Буду считать. А теперь идёмте смотреть туалеты в приёмном отделении. Элина Эдуардовна, подождите меня у лаборатории. Буквально пять минут.

Получив целый рулон туалетной бумаги и подождав, пока все выйдут, я начинаю делать то, зачем пришла. Что-то говорит мне о том, что этот анализ придётся пересдавать. В другой лаборатории.

Марек действительно возвращается через пять минут. В приёмном отделении бумаги тоже не нашлось. И жидкого мыла. Похоже, я сегодня озадачила начальника больниц на целый день.

— Температура, да? — он трогает мой горячий лоб.

— Женская солидарность. И не такая низкая зарплата у твоих сотрудников, чтобы воровать туалетную бумагу, — возмущаюсь я. — Здесь ни у кого с собой нет вещей. А люди и с расстройством желудка и кишечника поступают. Ну, правда, пальцами вытираться?

— Ты всё правильно сделала, Эль. Как катетер увидела, сразу голова соображать стала, — смеётся он.

— Хорошо, что не клизму, — бормочу я.

Марк отводит меня и к глазному, и к лору, и к терапевту, где уже есть мои анализы. Моча действительно не в порядке. Я подстыла. И в крови отклонения. Врач прослушивает жёсткое дыхание. Добровольский провожает меня до машины Артура, говорит заехать в ближайшую аптеку. И только здесь я вижу, что у меня в руках целых пятнадцать рецептов.

— Марк, я знаю, куда твоя туалетная бумага уходит. На рецепты! Да если я всё это выпью, то никакой патологоанатом никогда не разберёт от чего именно я умерла!

Мужчина хмурится и начинает шуршать бумажками.

— Подождите, я сейчас вернусь, — говорит нам.

— Не надо, — я забираю у него рецепты. — Я лучше нашего участкового врача на дом вызову, больше толка будет. По старинке. Без блата. Иди. Тебе ещё туалетную бумагу считать!

— Что не так в больнице с туалетной бумагой? — любопытствует Артур.

— Тебе Эля дома расскажет, — буркает Марк. — Разберусь с бумагой и на обед приеду. Послушаю, что твой доктор будет говорить.

«Мой» доктор и заведующий больничного комплекса подозрительно приезжают в одно и тоже время. Участковая врач уже в возрасте, но помнит каждого пациента. Тепло здоровается с Артуром, спрашивает о его возвращении. Затем смотрит мои анализы и предлагает прослушать. Артур выходит, а Марек остаётся. Я указываю ему взглядом на дверь, но он отрицательно качает головой.

— Эля, не вертись и глубже дыши, — одёргивает меня врач. Затем рассказывает. — Антибиотик я порекомендую свой. Да, дыхание жёсткое, но это потому, что всё воспалено. Это бронхи, а не лёгкие. Зачем начинать с такого убийственного препарата? Организм должен справиться. Нам нужно ему немного помочь, а не залечить. Сами послушайте.

Марк слушает долго. Задаёт вопросы. Участковая врач терпеливо ему объясняет. Я не выдерживаю и толкаю мужчину кулаком в бок:

— Ты что, на мне поучиться слушать лёгкие решил?

— Элина, всех врачей, независимо от специализации, учат слушать, — поясняет мне наша доктор. — Но этого никто не делает и сразу отправляют к терапевтам, когда надо и не надо. Просто никто не хочет делать чужую работу, брать лишнюю ответственность на себя, тратить собственное время. Лучше больного погонять.

Из пятнадцати рецептов получается только пять и шестой на новый антибиотик. Хорошо, что я уговорила Артура не заезжать в аптеку.

Марк остаётся на обед, а я ложусь в кровать. Борьба за туалетную бумагу забрала последние силы. Вечером приезжает Костя. Немного сидит со мной, затем уделяет внимание Артёму. Артур уходит в детскую, чтобы спокойно поработать.

Ужинаем мы вдвоём с сыном. Я понимаю, что Алмазов занят и поест позже. Отвлекать его тарелкой каши точно не стоит. Затем ложимся с Артёмом снова в гостиной. Смотрим несколько мультиков, читаем вчерашнюю книжку.

— Он классный, — вдруг произносит сын.

— Кто? — не сразу понимаю я. — Герой из книжки или мультика?

— Твой бывший сосед, — зевая, отвечает Артём.

— Ты ему ещё не успел надоесть, — шучу я.

— Я буду к нему в гости ходить, — решает сын. — Ты же мне разрешишь?

— Разрешу, — обещаю я и глажу сына по волосам, таким же густым и жёстким, как и у отца.

Крепко обнявшись, мы засыпаем.

— Эльф, пошли в кроватку, — меня будит тихий шёпот Артура. Он поправляет плед на ребёнке, целует его в щёку и протягивает мне руку.

— Мы ужинали. Там тебе осталось. Хочешь, я погрею?

— Я сам погрею. Но ты можешь со мной посидеть, если хорошо себя чувствуешь, — просит он. — Таблетки все выпила? Ничего не забыла? Давай, глаза закапаем и горлышко ещё раз обработай.

В кухне мы включаем не основной свет, а настенное бра. Забравшись в кресло вместе с ногами, я смотрю, как Артур ест. Прежде, чем меня разбудить, он принял душ. Его волосы ещё влажные и мне хочется поправить их своей рукой. Так, как я поправляю Артёму. Не удерживаюсь и касаюсь его головы ладонью.

— Поправила, чтобы утром в разные стороны не торчали, — оправдываюсь я, когда он смотрит на меня.

— Спасибо, Эль.

На мне спальные майка и шорты. Температура есть, но меньше, чем вчера. Я даже таблетку не пила.

— На улице стало жарко и в доме тоже, — говорит мужчина. — Одеяло слишком тёплое. Давай одним пододеяльником накроемся?

— Наверное, мне будет холодно. Я привыкла всегда под одеялом.

— Не будет холодно, — обещает Артур. — Попробуем?

Он складывает одеяло и достаёт из шкафа широкий пододеяльник. Набрасывает на меня и ложится рядом. Его руки начинают поднимать мою майку, обнажая грудь. Я возмущаюсь:

— Что ты делаешь? Сегодня я не мокрая!

— А я и не снимаю, — он прижимает меня к своему горячему телу. Мужское возбуждение давит на низ моего живота.

— Голодный, — бормочу почти про себя. Но он слышит.

— Для меня что-то есть в эльфийском меню?

— Предложение. Я могу спать в детской. Нормально там на кровати помещаюсь.

— Побуду на диете. Говорят, что разгрузочные дни тоже периодически нужно устраивать, — шепчет мне в ухо. — Сними маечку. Пожалуйста. Я ничего не откушу, даже облизывать не буду.

Ничего не отвечаю. Но, когда он снова пытается стянуть с меня топ, поднимаю руки. Мужчина вновь вжимает мою грудь в свой торс, обхватывает мои бёдра своими ногами. Поправляет мои волосы, чтобы прижаться к моему виску губами. Я чувствую на своём лице его тёплое дыхание. Мне некуда деть руки, и я снова обхватываю ими его шею.

— Так что там за история с туалетной бумагой? — спрашивает Алмазов.

Я рассказываю. Он смеётся. Но говорит о другом:

— Во сколько Артём обычно просыпается?

— Около десяти, когда в школу не нужно. Может и до двенадцати в кровати валяться, если я телефон не заберу.

— Я поставил будильник на семь утра. Поработаю в детской, чтобы вам не мешать. Часиков до двенадцати. Но если будешь плохо себя чувствовать, зайдёшь и скажешь. Я присмотрю за Артёмом.

— Спи. Тебе всего шесть часов осталось!

Загрузка...