Хозяйка города Роз

Глава 19. Городские цветы

— Почему твой муж не живёт с тобой летом в доме? — неожиданно спрашивает Артур.

— Не любит. Он вырос в квартире. Там ему комфортнее. А мне не хватает воздуха. И цветы. Не смогла с ними распрощаться. Ведь для меня они не просто увлечение или память о Еве. Они часть Евы. Когда иду по городу, они повсюду, на каждой клумбе, на каждом фасаде, на каждой улице. Ева не просто там когда-то ходила, она ходит до сих пор. Понимаешь? И чем больше становится город, развивается, растёт, тем ярче сияют его огни — это продолжение жизни Евы. Их с Мареком любви, — произношу я.

«И нашей с Тобой тоже. В городе высажено много оттенков роз, но больше всего — бордовых. Как те, что мы сминали своими телами в наш первый раз. Я бережно храню память о Еве, но в каждой городской розе мы всё ещё с Тобой вместе. Когда в конце лета опадают их лепестки — это я Тебя вновь теряю. Когда в середине июня расцветают бутоны — это надежда на нашу новую встречу. И я хожу по городским улицам, выбирая случайные маршруты, которые мне указывают раскрывающиеся бутоны, пытаясь предугадать, где мы с Тобой встретимся вновь. В этом году первыми расцвели кусты роз, высаженные на центральной площади. И именно там мы встретились. Я не зря ждала Тебя в этом городе все эти долгие десять лет. Многие думают, что розы боятся первых заморозков, но это не совсем верное утверждение. Розы боятся начинающихся в августе проливных дождей. Они не замерзают, а поникают своими прекрасными головками вниз, словно не в силах держаться от моря небесных слёз, блекнут и увядают. Наше с Тобой лето было очень сухим и жарким. Это было одной из причин, почему пожар так быстро охватил деревянный дом, не оставив никому даже шанса на спасение. Дожди всё не шли. И там, где мы с Тобой делились совсем не любовью, а болью друг друга, так сильно и долго пахло гарью. И тянущиеся к солнцу бутоны роз почти всё лето были присыпаны пеплом. Не любовью, а её пеплом мы присыпали израненные души друг друга. Наш последний поцелуй на вокзале был насквозь промочен осенним дождём. Когда я проснулась на следующее утро в городе, в котором уже не было Тебя, то вместе с Тобой не стало и роз. Иссушенные жарким солнцем, они осыпались на землю от первого же ливня. Но всё это время я ждала. Не признаваясь никому, даже себе. Не покидала город, который хранил память о нашей страсти с привкусом боли. Лишь в нём мы могли встретится вновь. И встретились. Я дождалась. Встретились, когда расцвели первые розы. Сейчас мы проходим мимо них. Как и десять лет назад я могу позволить вспыхнуть между нами пламени страсти. И, как годы назад, рано или поздно она осыпится пеплом. Розы символизируют любовь. Зацветают и увядают. Я могу подать всего один знак, один намёк, и Ты бросишь к моим ногам все расцветшие розы. Но я не стану этого делать. Между нами так и не случилось любви. Зачем топтать чужую?» — я думаю об этом, пока мы идём, ничего не говоря Тебе. Ты тоже молчишь. Обнимаешь мои плечи. Мы уже прошли Центр, поравнялись с парком, с его старой частью. Где-то там, напротив замерших нас, одиноко стоит увитая розами полуразрушенная беседка.

— Хочешь туда? — неожиданно предлагаешь Ты.

Я отрицательно качаю головой.

— Зачем, Артур? Нас там больше нет.

Но Ты, словно зная всё, о чём я только что думала, упрямо сжимаешь губы:

— Но там по-прежнему растут розы. Я видел.

Вскинув голову, я смотрю в Твои драгоценные глаза.

— А я, представь, вижу не только их, но и шипы. Очень боюсь уколоть ими сердце.

— Когда я засыпал твою кровать розами, у них не было шипов, — упрямо возражаешь Ты. — Ты не могла уколоться.

— Мы выбросили их, когда наступило утро. Ты уехал, а я осталась среди шипов, — делаю взмах рукой, указывая на серые панельные стены окруживших нас домов. — Представляешь, каково оказаться в этих каменных джунглях среди одних острых шипов! Куда не повернусь, везде одни шипы. Там, где ещё вчера во всю цвели розы.

— Ты всё же обиделась, — облегчённо вздыхаешь. — Но я не Тебя бросил, а город.

— Тогда зачем Ты в него вернулся! — кричу я, и на нас оглядываются редкие прохожие.

Мы вышли из старой части Центра и бесцельно бредём по направлению к Сити. Туда, где яркими зазывающими огнями манит в свои сети городское казино. Посетители к нему приезжают на машинах. И уезжают на них же. Те, кому ночью улыбнулась удача. А тот, кто потерял всё, бесславно плетётся на городские задворки сливаясь с предрассветными сумерками. Поэтому возле купающегося в неоновом свете развратного детища города почти не бывает прохожих. Сегодня здесь только мы. Двое чужих друг другу людей, зачем-то цепляющиеся за воспоминания, которые всё ещё хранятся в каждой улочке этого города.

— Артур, давай вызовем такси, — предлагаю я.

— Наше свидание считать официально законченным? — хмыкает он.

— Да. Осталась лишь одна формальность, — шепчу я.

— Какая? — чуть раздражённо бросает он, доставая из кармана джинсов мобильный телефон.

— Поцелуй на прощание, — напоминаю я и первой тянусь к его губам. Нежности больше нет. Он грубо сминает губами мой рот, словно наказывая за что-то. Давит, прикусывает зубами, буквально трахает языком. Маленький Эльфёнок, выбежавший сегодня ему навстречу из глубины моего сердца, обиженно прячется обратно. Он очень скучал по парню из нашего общего прошлого. Этот незнакомый и грубый мужчина его только пугает. И я, едва освободившись от этого жёсткого чужого поцелуя, пряча собственную боль, вытираю губы рукавом платья. Достаю из сумочки телефон, и сама вызываю себе такси. Оно приезжает быстро. Поспешно прячусь в салон и захлопываю двери, едва не прищемив Артуру пальцы. Он с силой открывает дверь обратно.

— Я сказал, что провожу до дома!

— Свидание закончилось. Не утруждайся, — отвечаю я и прошу водителя поторопиться.

Машина трогается, и Алмазову ничего не остаётся, как захлопнуть дверь.

Дома смываю макияж, но на душ сил уже нет. Или это я себе так объясняю нежелание смывать с себя прикосновения Артура? Даже его грубый, чужой, незнакомый мне поцелуй. Наверное, так целуют мужчины, выбирающие Сити для постоянного местожительства.

Несмотря на выпитое спиртное уснуть сразу не удаётся. Начинающие зацветать городские розы растревожили мою душу, вновь вытащили наружу истёртые до дыр воспоминания. Но я вновь окунаюсь в них. В свой первый раз.

Десятого числа юного месяца апреля мне исполнилось восемнадцать. Отмечали дома, по-старинке. На хорошее кафе банально не хватало денег. Отец всё больше пил, тайком бегая к соседке, матери Евы и Артура. После их гибели весь район Роз приписывал им бурный роман, но я до сих пор в него не верю. Они оба были тихими алкоголиками, стесняющимися пагубной зависимости, но всё больше и больше вязнущие в её топкой трясине. Папа уже не только пропивал свою собственную зарплату, но и таскал деньги у мамы, если находил. Та, конечно, громко и долго ругалась. Так, что слышали все соседи. Папа стоял, виновато опустив голову, но при первом же удобном случае снова бежал к Анне Владимировне. Он никогда не ругался, не поднимал на нас с мамой руку, делал всю мужскую работу по дому и всё больше и больше пил. Тем не менее, до конца своей катящейся под откос жизни, он оставался моим отцом. Родным, любимым и любящим.

Так как я заканчивала третий курс столичного колледжа, других близких городских подруг, кроме Евы у меня не было. Конечно, я общалась почти со всеми бывшими одноклассницами, но звать их на свой день рождения… нет, всё же я не была настолько с ними близка. Нехватка денег и отсутствие большого количества друзей своего возраста сместили окончательный выбор в пользу домашнего празднования. В итоге в числе приглашённых оказалось несколько человек из живущей поблизости родни, сами родители, Анна Владимировна, да соседи с другой стороны дома. И, конечно же, Ева с Мареком. Я не сильно надеялась, что парень Евы придёт. Да, мы хорошо общались в присутствии подруги, но больше нас ничего не связывало. Мне исполнялось восемнадцать, а ему было двадцать четыре. Шесть лет довольно большая разница в подобном возрасте. Мальчишкам, с которыми я привыкла общаться в стенах колледжа, было не больше двадцати. К тому же Марек был сыном известных врачей, привык общаться с местной интеллигенцией, а не с моим пьющим папой и заводскими работягами-соседями с другой стороны нашего дома. Марек был другом Артура. А между ним и мной также лежала целая пропасть. Мы здоровались на улице, ели пиццу на одном диване, и он смеялся, слушая, как я старательно учу не нужную мне латынь.

Несколько раз я встречала Артура, когда шла с городского автобуса, приехав в город на выходные и неся тяжёлую сумку. Он молча забирал её и уходил вперёд. Уставшая после трясучки в электричке, я не поспевала за его широким шагом. Поравнявшись с калиткой моего дома, Артур заставлял за неё сумку и шёл к себе домой. Обычно я только входила на нашу улицу, а он уже скрывался за забором своего дома.

И на день рождения я пригласила его не как знакомого парня, а как брата Евы и нашего соседа. Он кивнул головой и, скорее всего, забыл о моём приглашении через минуту. Не пришёл. Но я и не ждала. Впервые, готовясь к этому событию мы с Евой покрасили волосы в одинаковый вишнёвый цвет.

— Тебе идёт, — сказал мне Марек и, вслед за Евой, вежливо поцеловал в щеку. Он единственный из гостей, кто пришёл с цветами. Принёс большой букет ярких жёлтых тюльпанов. Хороший выбор для молодой девушки.

Первого июня мы отпраздновали двадцатилетие Евы. Тоже дома и гораздо меньшей компанией. Только она с Мареком, я и Артур. Анна Владимировна к вечеру банально напилась. Мы ели привычную пиццу, запивали белым вином, после чего был ещё торт и чай. Артур в этот вечер остался дома, но большую его часть провёл за компьютером.

Подруге почему-то захотелось встретить рассвет. Словно она подсознательно чувствовала, что их в её жизни осталось немного. Они с Мареком всё время целовались, а я банально уснула, пригревшись на диванчике, укрытая тёплой рубашкой Артура. Даже не помнила того момента, когда он набросил её на меня.

Вернувшись домой чуть позже, чем в четыре утра, я обнаружила, что дверь закрыта. То ли папа по привычке набросил изнутри крючок, то ли мама решила, что я останусь ночевать у соседей из-за праздника. Стучать кулаками в дверь и будить всю округу я не стала. Вернулась к соседям. Анна Владимировна мирно спала в своей комнате. Марек и Ева уже лежали, разложив трёхместный диван. В комнате подруги стоял ещё другой, где мы часто сидели с Артуром. Но, по понятным причинам, меня там никто видеть не хотел. Артур, который и впустил меня в дом, молча кивнул в сторону своей комнаты. Она у него была совсем крошечной и вмещала лишь шкаф и небольшую тахту. Поэтому его стол с компьютером стоял в комнате Евы.

Следует отметить, что Марек в свои двадцать четыре был весьма стройным. Мышцы он нарастил позже. «Заматерел вместе с городом», — шутила я. Артур уже тогда выделялся спортивной фигурой. Всё также молча он указал мне на свою тахту и стал раздеваться. Стянул майку, взялся за молнию джинсов и наши взгляды вновь встретились. Я поспешно отвернулась, а он тихо выругался. Стянул джинсы, но надел поверх нижнего белья шорты. Собираясь к Еве, я обычно одевала просторную майку и шорты. Но сегодня, в честь праздника подруги, на мне был лёгкий сарафан длиной чуть за колено. Весь городской рынок в том году пестрел ими. Как и полагалось, под сарафаном был надет бюстгальтер. Хотя к моей груди определение «прыщик» не подходило, она всё же была небольшой. Поэтому я предпочитала модели бюстгальтеров с поролоновой чашечкой. И теперь в маленькой жаркой комнате Артура я представить не могла, как буду спать в этой конструкции. Когда он погасил свет, тихо стянула лифчик и сунула под подушку. Одну на двоих.

— Чёрт! — пробормотал парень и вновь щёлкнул выключателем висящего на стене ночника. — Эля, лезь к стенке. Я спихну тебя на пол, если усну и платье сними. Оно не только превратиться в тряпку, но я его всё время буду прижимать.

Он уже его прижимал.

— Но под ним у меня ничего нет, — возразила я.

— Даже белья?

— Трусики. Лифчик я сняла. Он под подушкой.

Артур вытащил мой лифчик, покрутил его из стороны в сторону и бросил на собственные джинсы, лежащие на стуле.

— Снимай платье, сейчас посмотрю тебе свою майку. Или ты не наденешь чужую вещь?

Я не сразу поняла суть вопроса. Почему чужую? Это ведь его вещь! Но вслух сказала другое:

— Надену.

Его майка доходила мне до колена. Я легла на бок, повернувшись к стене лицом. Он вновь сел через несколько минут. Но ночник включать не стал.

— Эля, я сниму шорты. Останусь в белье. Хорошо? Невозможно под двумя слоями одежды.

— Снимай.

Я первый раз спала с мужчиной, тело которого так тесно прижималось к моему. Впрочем, если бы он не прижимался, всё равно был бы первым. С кем я спала.