Хранитель света

* * *

Юрий открыл глаза и сразу понял, что оказался в каком-то незнакомом месте — где угодно, но только не у себя дома. Гладкий потолок незаметно для глаз переходил в не менее гладкие кремовые стены; помещение было залито ровным неярким светом, исходившим из какого-то скрытого источника. Справа от себя Юрий увидел складную полупрозрачную ширму, тоже белую, развернутую во всю ширину, а слева, на подставке с резиновыми колесиками, какую-то сложную установку с экранами, проводами и переключателями, в данный момент явно не задействованную. Между кроватью и ширмой обнаружилась белая тумбочка; на тумбочке ничего не лежало. Юрию пришло в голову посмотреть, нет ли чего-нибудь внутри, но из этого ничего не вышло: на попытку шевельнуться тело ответило такой вспышкой боли, что Юрий обессиленно откинулся на подушку, обливаясь холодным потом. Особенно сильно болела левая половина головы, повыше виска. Осторожно дотронувшись до этого места левой рукой, Юрий обнаружил у себя на черепе тугую марлевую чалму, которая с обеих сторон охватывала лицо и заканчивалась кокетливым бантиком под нижней челюстью, совсем как шапка-ушанка. Правая рука оказалась плотно прибинтованной к телу; собственное плачевное состояние и стерильный интерьер показались Юрию подозрительно знакомыми, и он подумал, что жизнь его понемногу становится какой-то очень уж однообразной, совсем как у какого-нибудь мелкого чиновника, изо дня в день катящего на работу по одному и тому же маршруту. Только чиновник бумажки перекладывает, а Юрий Филатов регулярно получает по черепу и зарабатывает новые дырки в шкуре, и без того уже дырявой, как решето…

«Ничего, — подумал он, — я их тоже неплохо приложил… Вспомнить бы только, кого это — их, кто они такие и чего я с ними, собственно, опять не поделил…»

Стоило ему об этом подумать, как память вернулась — не постепенно, а скачками, будто телевизор включился, и по телевизору этому сразу же начали показывать дурацкое кино про парня с шилом в заднем проходе, который сам, по собственной инициативе, полез туда, где в нем никто не нуждался, и за это получил по кумполу тяжелой стальной фомкой. «Е-мое, — подумал Юрий, — так я, выходит, живой! А должен бы, по идее, быть мертвым. Вот она, спешка-то! Поторопился Долли, поспешил и впопыхах схалтурил, а проверять было некогда. Хелло, Долли! Ничего, даст бог, еще свидимся. Только куда же это меня занесло? Похоже в больницу, и даже окно без решетки, хотя, принимая во внимание обстоятельства, решетке на окне полагалось бы стоять…»

Он снова осмотрелся. Из-за края ширмы виднелась дверь — не вся дверь, а только косяк. Мысленно приготовившись к новой вспышке боли, Юрий собрался с силами, немного приподнялся на здоровом локте, осторожно вытянул шею и посмотрел на дверь. Это было чертовски больно, но он увидел все, что хотел: дверь была стеклянная, и за ней на стуле сидел какой-то человек. Юрию была видна только часть его туловища, а именно правое плечо с рукой, половинка довольно обширного седалища и отставленная в сторону нога в начищенном до блеска ботинке, но этого хватило. На человеке была форменная куртка с погонами и нашивками, брюки с тонкими лампасами, а также широкий пояс, отягощенный кобурой с пистолетом, резиновой дубинкой и наручниками в чехле. «Хелло, Долли, — уныло подумал Юрий, снова откидываясь на подушку. — Помнится, кто-то хотел прогнать братву именно для того, чтобы избежать близкого знакомства с местной полицией. А вышло-то все с точностью до наоборот! Впрочем, если бы упомянутый кто-то дал себе труд хоть чуточку подумать, такой исход было бы легко предвидеть. Да… защищать мне было некого, никто не звал меня на помощь, никого там не обижали… Подумаешь, дверь взломали! Мало, что ли, я сам их выломал, этих дверей? Да не сосчитать! Просто рожи мне их сытые не понравились, вот и все. Это у меня, наверное, от Адреналина, земля ему пухом, осталось: если хочется дать кому-то в рыло — не стесняйся. Докажи, что ты мужик, и противнику своему предоставь возможность доказать то же самое… Вот и доказал, а что именно и кому — дело десятое. Важен-то результат! А результат простой: парень с девчонкой уехали, братва рванула когти, а я лежу на спине, весь в бинтах, с полицейским за дверью, и хорошо еще, что к кровати наручниками не прикован…»

Вывернув шею и стараясь не обращать внимания на боль и подкатившую к горлу тошноту, он посмотрел на окно. Окно представляло собой тройной стеклопакет в алюминиевой раме, с которой были предусмотрительно сняты все ручки. Возле кровати стоял легкий пластиковый стул.

Он поморщился и лег ровно. Думать надо сейчас не о побеге, а о том, что говорить полицейским чиновникам, когда те явятся его допрашивать. Какое-то время, наверное, удастся свалять дурака, ссылаясь на незнание французского, но продлится это недолго — приведут переводчика, вот и вся недолга…

«А что тут, собственно, выдумывать? — подумал он с раздражением. — Так и скажу: увидел, что в соседнем коттедже шарят посторонние, и решил их прогнать, за что и получил по башке. Почему в полицию не позвонил? Так языка же не знаю! И кто они были, тоже понятия не имею. Черные какие-то — марокканцы, наверное. В кожаных куртках с заклепками, небритые и под кайфом. Залезли в пустой дом с целью ограбления, ага… Хуже, конечно, если кто-нибудь заметил номер их машины — тогда моя сказочка про негров точно не пролезет, номер-то в компьютере! А впрочем, мне-то что за дело? Откуда я знаю, где они машину угнали, эти ваши марокканцы…»

Он опять поморщился, потому что все это было неважно. Что бы он ни говорил, как бы чист ни оказался в результате перед бельгийским законом, процедуры установления личности ему не избежать. А за этой процедурой непременно последует другая — процедура экстрадиции, то бишь высылки из страны и передачи в руки российских властей, у которых накопилось к нему множество вопросов. «Да ладно, — подумал он, — чего теперь убиваться! Как в народе говорят, сколь веревочке ни виться… И еще: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Мало ли что ни в чем не виноват! У нас этих не виноватых по тюрьмам да по лагерям о-го-го сколько парится! Не дрейфь, десантура, прорвемся!»

Потом он незаметно для себя задремал и проснулся, только когда явилась сестра со шприцем. Она что-то сказала — кажется, задала какой-то вопрос. «Все в порядке», — ответил Юрий хриплым спросонья голосом. Тогда сестричка присела на край кровати, сама закатала ему рукав на здоровой руке и вкатила в предплечье довольно болезненный укол. Входя, она немного отодвинула ширму, и, пока его кололи, Юрий разглядывал полицейского, который уже не сидел, а стоял в дверях, загораживая их своей массивной фигурой. Полицейский тоже разглядывал Юрия, но ему это вскоре наскучило, и он отвернулся. Это был румяный здоровяк с фигурой штангиста-тяжеловеса и серьезным до комичности выражением лица. Руку он держал на клапане сдвинутой на живот кобуры, как будто боялся, что Юрий вдруг вскочит и попытается заколоть его отобранным у сестры шприцем. Филатов подавил в себе желание показать ему язык и от греха подальше закрыл глаза. Сделать это оказалось неожиданно легко, глаза закрылись сами, и он опять провалился в сон.

Дважды приходил врач, симпатичный молодой парень в очках, осматривал Юрия, щупая твердыми прохладными пальцами, что-то бормотал и уходил. Оба раза Юрий ждал, что вслед за врачом в палату войдет полицейский в штатском, но полиция его не беспокоила, и он снова засыпал, с удовольствием идя на поводу у своего организма.

Потом он проснулся окончательно. За окном было светло, сквозь плотно закрытое окно приглушенно доносился уличный шум. Сон в сочетании с уколами помог, Юрий чувствовал себя отдохнувшим, да и боль притупилась до терпимого уровня. На тумбочке обнаружилась пластиковая посудина с водой и пластиковый одноразовый стакан. Отсутствие в пределах досягаемости стекла и иных колющих и режущих предметов напомнило Юрию о его положении. Он решил не паниковать раньше времени, пожал здоровым плечом, кое-как налил в стакан воды и с удовольствием напился.

И сейчас же, будто только того и ждал, в палату вошел молодой врач. Он поздоровался с Юрием, а потом обернулся и что-то сказал вошедшему следом немолодому, но подтянутому и сухощавому человеку в белом халате, наброшенном поверх строгого темного костюма с белоснежной рубашкой и однотонным галстуком. «Уи, месье», — сказал сухощавый, и врач ушел. Юрий посмотрел на дверь, но полицейского не увидел. Тогда он стал разглядывать посетителя, в то время как посетитель, приблизившись к кровати и усевшись на стул, с профессиональным любопытством разглядывал его.

Он, посетитель, был гладко выбрит, аккуратно причесан и вообще выглядел на все сто — ни дать ни взять манекен, сбежавший из витрины универмага. Пожилой такой манекен, с отличными манерами и безукоризненным вкусом… Туфли на нем были дорогие, из тонкой кожи, на запястье поблескивали очень недурные часы, и портфель, который незнакомец поставил на пол рядом со стулом, производил впечатление вещи качественной и дорогой. Пахло от посетителя тоже хорошо и дорого — французским одеколоном пахло и еще первосортным табаком. Лицо у него было сухое и твердое, волосы русые с проседью, а глаза светло-серые с отливом в голубизну — не в младенческий васильковый цвет, а в ту голубизну, которой отливает иногда хорошая сталь. Таких бельгийцев Юрий еще не встречал — надо полагать, не в тех кругах вращался. «А неплохо живут здешние менты, — подумал он, с некоторым усилием выдерживая изучающий взгляд посетителя. — Ну вот я, значит, и дождался…»

— Здравствуйте, Юрий Алексеевич, — на чистейшем русском языке поприветствовал его незнакомец. — Как самочувствие?

— Мерси, — сказал Юрий, справившись с изумлением. — Бывало и хуже. Вы переводчик?

Он тут же понял, что сморозил чушь. Этот человек меньше всего походил на переводчика. Он скорее напоминал дипломата. Или… Вот именно — «или»!

— Увы, — подтверждая его подозрения, произнес посетитель, — я сам по себе. К великому моему сожалению, я даже не бельгиец.

— Это-то понятно, — сказал Юрий. Он вдруг понял, кто перед ним, или решил, что понял. — Выследили, значит? Имейте в виду: работать на вас я все равно не стану. Лучше в тюрьме сгнию, чем об ваши дела мараться.

— Гм, — сказал незнакомец. Значительно сказал, со смыслом — как-то так, что, услышав это «гм», Юрий понял, что опять попал пальцем в небо. — Я вижу, Юрий Алексеевич, что вы принимаете меня за кого-то другого. Я даже знаю, за кого именно. Должен вас сразу успокоить: я не работаю в ФСБ, хотя в свое время… Ну, да это к делу не относится. Тем более что это вас не должно слишком сильно обнадеживать: они за вами все равно явятся. Если, конечно, мы не договоримся.

— Интересно у вас получается, — сказал Юрий. Он чувствовал, что умнее было бы промолчать, заставив тем самым незнакомца самого заполнять им же задуманную значительную паузу, но промолчать было трудно, и он постарался по крайней мере сказать не то, чего от него ожидали. — Сами в ФСБ не работаете, но защитить от ФСБ беретесь. На президента вы не похожи… Так кто вы тогда — Господь Бог?

— Дело ваше не настолько сложное, чтобы для его решения требовалась помощь Господа Бога или хотя бы президента, — не остался в долгу незнакомец. — Буду с вами откровенен. По сути, дела-то никакого и нет, вы просто задели самолюбие некоторых излишне ретивых и недостаточно компетентных сотрудников известной вам организации. Должен вам заметить, что делать этого нельзя, даже если упомянутые сотрудники сами напрашиваются на то, чтобы их щелкнули по носу. Это очень нездоровое занятие — щелкать по носу власть, когда за спиной у тебя не стоит другая власть, такая же или даже более могущественная.

— Слушайте, — сказал Юрий, — у меня зверски трещит голова. Может быть, вы слегка прикрутите фонтан своего красноречия и перейдете к делу?

Незнакомец суховато усмехнулся.

— Однако, — сказал он с непонятным удовлетворением. — Настоящие бойцы никогда не сдаются… Вы мне нравитесь, Юрий Алексеевич.

— А вы мне — нет, — честно признался Юрий.

— Ничего, наша любовь еще впереди. Что ж, к делу так к делу. Для начала отвечу на ваш последний вопрос — о том, кто я такой. В данный момент я частное лицо, представляющее интересы другого частного лица, вам неизвестного, но достаточно влиятельного в Москве, да и во всей России. В недавнем прошлом я действительно работал в известном вам учреждении, и у меня там остались знакомые, приятели и даже, если угодно, друзья. Теперь многие из них занимают видные посты в том учреждении, о котором мы с вами говорим, и им не составит большого труда взять на короткий поводок уже упомянутых мною чересчур ретивых сотрудников.

— Заманчиво, — сказал Юрий. — А что взамен?

— Посильное содействие. Нет, серьезно, Юрий Алексеевич! Простенькая услуга взамен на другую, такую же простенькую: я говорю несколько слов по телефону, а вы в знак благодарности за этот пустяк тоже говорите несколько слов, но не по телефону, а прямо мне на ухо, здесь и сейчас… А?

С этими словами он вынул из кармана мобильный телефон и показал его Юрию, демонстрируя свою готовность немедленно, сию минуту позвонить в Москву и уладить его запутанные дела.

— Как у вас все просто, — сказал Юрий. — Пустяк, да? Но ради пустяка вы не пошли бы на хлопоты, разузнавая, кто я такой.

— Да какие хлопоты! — воскликнул незнакомец. — Перестаньте, право, меня смешить. Тоже мне, проблема — узнать, кто вы такой. Судя по тому, что я о вас слышал, вы человек смелый и честный — редкостный человек, прямо скажем. Но конспиратор вы при этом… — он не договорил и пренебрежительно махнул рукой. — Вас подобрали в чужом доме, истекающего кровью, с проломленным черепом… Соседи, которые вызвали полицию, вас опознали и указали, где вы живете. Полиция осмотрела квартиру, нашла ваш паспорт и послала запрос в Москву, чтобы выяснить, не числитесь ли вы в розыске. Сегодня утром я заходил в участок, где мне рассказали эту историю и даже дали одним глазком взглянуть на полученный из Москвы факс. Любопытный, скажу я вам, документ… Судя по нему, вы чуть ли не возглавляете российскую организованную преступность. Мне в этом документе почудился некоторый перебор, я позвонил своим знакомым и без труда выяснил, что к чему. Вот и сказка вся, как говорится. А вы мне толкуете про какие-то хлопоты…

— Действительно, — сказал Юрий, — что такого? Человек просто так, от нечего делать, приезжает в Бельгию, не в Льеж какой-нибудь и не в Брюссель, а в деревню, где туристу совершенно не на что смотреть, и опять же от нечего делать идет прямиком в полицейский участок — смотреть-то больше все равно не на что! А там, в участке, все тоже изнывают от безделья и недостатка культурного общения и прямо с порога выкладывают этому туристу историю про его соотечественника, которого ночью подобрали с проломленным черепом в чужом доме, и даже дают почитать секретный факс из Москвы — чего там, все ведь свои! И тогда этот турист, которому нечем заняться, принимается звонить по мобильнику в Москву, тратит время и деньги, объясняет, уговаривает, но в конце концов все-таки выясняет, что изложенные в факсе обвинения — сплошная липа… В самом деле, пустяк.

Незнакомец выслушал его с легкой полуулыбкой, согласно покивал идеально причесанной головой и сказал:

— Вы все схватываете буквально на лету. Это даже удивительно, если учесть характер полученных вами повреждений. — Тут он слегка прикоснулся к своей голове повыше виска и улыбнулся. — Кстати, насчет черепа я немного преувеличил. Цела ваша голова, отделались легким сотрясением. Хороший у вас череп!

— Не пудрите мне мозги, — сказал Юрий.

— Даже и не собираюсь. Вообще-то, это не в моих правилах, но теперешняя моя миссия такова, что я могу выступать, как говорится, с открытым забралом. Редкий случай, кстати, даже самому как-то непривычно. По сути дела, у меня к вам всего один вопрос, и ответить на него вам будет совсем нетрудно. То есть вопросов у меня много, но ответы на них я знаю и буду говорить сам, чтобы не затруднять вас, а вы просто поправите меня, если я ошибусь.

Он посмотрел на Юрия. Юрий почел за благо промолчать. Что бы ни говорил незнакомец, забрала своего он до сих пор даже и не приподнял.

— Итак, — продолжал посетитель, — по известным нам обоим причинам вы поселились в этой дыре — сняли квартирку на втором этаже и зажили жизнью небогатого бельгийского рантье. Не понимаю, кстати, как вы тут с ума не сошли от скуки… Ну, да это меня не касается. Не так давно в коттедж, расположенный по соседству, приехала молодая пара — красивая блондинка и атлетически сложенный брюнет, тоже довольно смазливый, с немного восточным разрезом глаз.

Он опять посмотрел на Юрия, и тот опять промолчал, хотя описание парочки было верным до последнего эмоционального оттенка. Особенно его поразило употребленное незнакомцем слово «смазливый» — это было именно то определение, которое первым пришло Юрию в голову при виде спутника блондинки.

— Они приехали на черном спортивном «БМВ», — продолжал посетитель так спокойно, как будто ничуть не был разочарован молчанием Юрия. А может, он и не был разочарован; возможно, он воспринимал это молчание как знак согласия. — Не знаю, — сказал незнакомец, — обратили ли вы внимание на то, что и девушка, и молодой человек были вашими — нашими — соотечественниками, да меня это и не интересует. Единственное, что я хочу знать, это когда и при каких обстоятельствах вы их видели в последний раз. Собственно, на молодого человека мне наплевать. Меня интересует девушка.

Юрий прикрыл глаза и немного полежал так, переваривая услышанное. Когда и при каких обстоятельствах… Гм… В общем-то, в этом вопросе не было ничего угрожающего, ничего подозрительного. Незнакомец многое знал про блондинку и ее приятеля; на рогоносца он не похож, поскольку эту категорию граждан обычно интересует личность обидчика, а этот сам сказал, что ему на молодого человека плевать с высокого дерева. Ну, тут-то он, может, и приврал, но что изменится, если Юрий скажет ему то, что знает? Знает-то он всего ничего, а большего от него, кстати, и не требуют. А взамен, между прочим, обещают оттащить от него этих псов из ФСБ… Чем плохо-то?

Пожалуй, это было даже слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. Изъяна в своих рассуждениях Юрий не видел, но это вовсе не означало, что его нет. «А попробую-ка я немного поупираться», — решил он и открыл глаза.

Незнакомец смотрел на него с терпеливой вежливостью — понимал, наверное, что контуженному человеку надо собраться с мыслями. Такая предупредительность подкупала, но Юрий не позволил себе забыть, с кем имеет дело, и со сдержанной неприязнью поинтересовался:

— А вы ей, собственно, кто? Муж?

— Значит, вы ее видели, — констатировал незнакомец.

— А что толку отрицать очевидное? — сказал Юрий. — Дома-то рядышком, а я не слепой. Десяток соседей может подтвердить, что они приезжали, так зачем мне врать? Десяток соседей может сказать вам, когда они уехали, но только я знаю, почему они это сделали, и вы об этом, похоже, догадываетесь, оттого-то пришли не к соседям, а ко мне. Но я отвечу на ваш вопрос только после того, как вы ответите на мой. И не вздумайте меня шантажировать, пугать своими приятелями из ФСБ. Это, конечно, аргумент, но я и в тюрьме не пропаду.

— От сумы да от тюрьмы не зарекайся, — вторя мыслям Юрия, задумчиво проговорил незнакомец. — Вы ставите меня в щекотливое положение, Юрий Алексеевич. Дело деликатное, касается оно, как раньше говорили, чести семьи, и, в общем-то, я дал слово не разглашать подробностей. А впрочем… Вам ведь не обязательно знать имена?

— Я и вашего-то не знаю, — заметил Юрий.

— Правда? — посетитель изумленно поднял брови, и Юрий мог бы поспорить на что угодно, что изумление это было таким же фальшивым, как пришедший из Москвы факс с перечнем его преступлений. — Прошу прощения. Меня зовут Александром Евгеньевичем, но вы можете называть меня Полковником.

— Похож, — сказал Юрий.

— Благодарю вас, мне это известно. Ну-с, так вот, отвечая на ваш вопрос, я могу заявить следующее: я представляю здесь интересы отца известной вам девушки. А ситуация, послужившая причиной моего приезда, увы, банальна. Девица из хорошей семьи, студентка Сорбонны, со средствами, и, как водится, связалась с проходимцем, который из нее эти средства тянет, да так интенсивно, что это наконец заметил даже отец — человек, как вы понимаете, занятой, в дела дочери особо не вникающий и денег для нее не жалеющий. Неприятная ситуация, правда?

— А если это любовь? — предположил Юрий, которого Полковник ни в чем не убедил.

Полковник посмотрел на него как на умственно отсталого.

— Допустим, — сказал он, помолчав. — Оставим в стороне отвлеченные споры о том, существует ли любовь на самом деле или ее выдумали поэты. Допустим, что она существует, и допустим даже, что в данном случае мы имеем дело именно с ней. Вы видите, я охотно принимаю вашу точку зрения, примите же и вы мою! Посмотрите, что получается: молодость, любовь, Париж, куча денег, спортивная машина, счастье — пусть украдкой, но все равно счастье… И вдруг все кончается — отец что-то заподозрил и отказывается перевести на счет дочери очередную круглую — очень круглую! — сумму… Вот вы, апологет возвышенной любви, как бы вы поступили на месте молодого человека? Ответьте откровенно, не стесняйтесь, прошу вас. Обещаю, я никому не скажу. Так что бы вы сделали?

— Женился бы, — сердито бухнул Юрий, который не понимал, к чему клонит Полковник. — Конечно, если бы девушка согласилась. Женился бы и постарался заработать себе и жене на жизнь сам, без папаши.

— Ответ, достойный настоящего джентльмена, — похвалил Полковник. — Между тем буквально на следующий день после телефонного разговора с дочерью, во время которого ей было отказано в деньгах, — не совсем отказано, заметьте, ей перевели пять тысяч евро, — несчастного отца ставят в известность о том, что его дочь похищена, и, угрожая расправой над нею, требуют выкуп в два миллиона долларов.

— Врете, — сказал Юрий первое, что пришло в голову. Он был изумлен и даже слегка шокирован; Полковник словно пересказывал сюжет заграничного триллера, и поверить в то, что он говорил, было трудновато.

Полковник пожал плечами.

— А зачем? Кто вы такой, чтобы я вам врал? Сочинять вранье — вот это как раз и есть хлопоты, и притом весьма утомительные. Гораздо проще там, где это возможно, придерживаться правды, а то может выйти какая-нибудь неловкость…

— А может, ее и вправду похитили? — сказал Юрий.

— Именно это я и пытаюсь выяснить. Вот вам, кстати, еще одна деталь. Вам ее знать необязательно, но вы мне симпатичны, и голова у вас, кажется, варит, несмотря на контузию… По некоторым сведениям, приятель девушки — украинец, а человек, который требовал выкуп, разговаривал с несчастным родителем как раз по-украински.

— Тогда он либо полный идиот, либо это обыкновенная подстава, — сказал Юрий. — Вы не подумали о том, что кто-то пытается перевести стрелки на парня?

— Да ведь про него никто не знал, кроме подруги нашей героини, — сказал Полковник. — И потом, согласитесь, похищать людей и даже инсценировать похищение — дело нелегкое и волнительное. Тут немудрено наделать ошибок, особенно когда ты молод и занимаешься этим впервые. Решил человек изменить голос, изобразить по телефону злодея, и не придумал ничего лучшего, как заговорить на родном языке, на котором давно ни с кем не разговаривал и про который никто не знает, что это его родной язык… Как вам такая версия?

Юрий пожал здоровым плечом. Ему вдруг вспомнилось, как парень вытер губы после поцелуя; вспомнился ему и Паштет, и заданный им напоследок странный вопрос: «Ты хоть знаешь, на кого работаешь?»

— Слушайте, Полковник, — спросил он, — это действительно правда?

Полковник не ответил, только брови поднял. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Юрий вздохнул и сказал:

— Верю.

— В таком случае, быть может, вы все-таки ответите на мой вопрос: когда и при каких обстоятельствах вы видели их в последний раз?

Юрий засмеялся.

— Вас с курса не собьешь, — сказал он.

Полковник сухо улыбнулся в ответ.

— Работа такая. Итак?..

Юрий покопался в памяти, припоминая точную дату и время, и кратко, но исчерпывающе изложил обстоятельства своей первой и последней встречи с блондинкой и ее смазливым спутником. Полковник выслушал его, покивал, вздохнул и хмуро произнес:

— Вот дьявол… Все-таки это инсценировка. Звонок с требованием выкупа поступил на несколько часов раньше. Никакого похищения не было, они вместе это придумали.

— А чем вы недовольны? — спросил Юрий.

— Вы правы, — сказал Полковник. — По идее, мне бы обрадоваться, но я был о Даше лучшего мнения.

— Красивое имя — Даша, — заметил Юрий, чтобы не молчать.

Полковник встрепенулся.

— Я сказал — Даша? Забудьте. Слушайте, тогда, может быть, вы скажете, кто это вас так красиво отделал? И почему это случилось именно там?

Юрий понимал, что сказать придется, потому что это могло оказаться важным, но ему было неловко за собственную глупость, и поэтому он проворчал:

— Напился и подрался. Со скуки. Что тут такого?

— Да ничего, — сказал Полковник. — Это очень по-русски. Только, по-моему, вы врете. И потом, где это вам удалось найти столько драчливых бельгийцев? Судя по тому, что я о вас знаю, одного бельгийца для вас было бы маловато…

Юрий протяжно вздохнул.

— Ну хорошо… В общем, ребята показались мне симпатичными, особенно девушка, и когда к их дому подвалила родимая братва на джипе и стала ломать дверь… Словом, не знаю, какой черт меня дернул туда сунуться, тем более что в доме давно уже никого не было…

Полковник насторожился и заметно помрачнел.

— Вы сказали — братва? Родимая? То есть русская?

— Русско-украинская сборная, я бы сказал, — ответил Юрий. — У меня сложилось впечатление, что, в отличие от вас, их интересовал только парень.

Полковник помрачнел еще больше.

— Вы настоящий клад, — сказал он рассеянно. — Но это в корне меняет дело… Вы понимаете, что это может быть опасно?

— Сначала им надо подлечиться. — сказал Юрий. — Вести розыск с такими рожами, как у них сейчас, — гиблое дело.

— И тем не менее, — сказал Полковник. — Слушайте, Юрий Алексеевич, мне чертовски повезло, что я на вас наткнулся. Может быть, вы не откажетесь мне помочь?

— Я вам уже помог, — сказал Юрий. — А вы мне — нет, хотя и обещали.

— Ах, это… Да бога ради, о чем разговор!

Полковник снова вынул телефон, поиграл кнопками, вызывая из памяти какой-то номер, нажал кнопку соединения и сказал в трубку:

— Николай Петрович? Коля? Да, я… Узнал? Значит, богатым мне не быть… Жаль. Слушай, я по поводу Филатова. Помнишь? Ага… Так ты сделай, пожалуйста, как я просил. Да. По сусалам их, по сусалам, чтобы не увлекались. Да… Ну, спасибо. За мной должок. Да… Ну, о чем ты говоришь! В лучшем виде, и никакой благотворительности, ты же меня знаешь. Да… Ну, пока.

Он прервал связь и повернулся к Юрию.

— Вот и все. Услуга за услугу. Если хотите, можете проверить. Вызовите из памяти последний номер. Там написано «Ник». Это номер мобильного телефона генерала ФСБ Егорова. Его зовут Николай Петрович.

Представьтесь и спросите, в каком состоянии находится ваше дело. Валяйте, не стесняйтесь.

— Думаете, не позвоню? — глядя ему в глаза, сказал Юрий. — Дайте сюда телефон.

— Будьте любезны, — сказал Полковник, отдавая аппарат.

Юрий снова посмотрел ему в глаза и занялся телефоном. Аппарат был миниатюрный, действовать приходилось одной рукой, и Юрий дважды ошибся кнопками, прежде чем в точности выполнил данную Полковником инструкцию. В трубке запиликало, защелкало, потом раздался длинный гудок, и мужской голос басовито сказал:

— Егоров. Чего тебе, Александр Евгеньевич? Забыл что-нибудь? Насчет твоего Филатова я прямо сейчас распоряжусь. Алло! Шурик, это ты?

Юрий выключил телефон и отдал его Полковнику.

— Извините, — сказал он.

— Пустое, — ответил тот. — Доверяй, но проверяй. Ну, так как, Юрий Алексеевич?

— Что вы ко мне пристали? — устало сказал Юрий. — Какой вам толк от инвалида?

— Я разговаривал с врачом. Он божится, что через неделю вы будете как огурчик. С местной полицией тоже все улажено.

— Наш пострел везде поспел.

— Работа такая, — повторил Полковник. — Собачья работа… А главное, я здесь совсем один, и мне надо все это остановить, пока этот ваш русско-украинский интернационал не добрался до девчонки. А, Юрий Алексеевич? Может быть, я уже начинаю вам нравиться?

— Идите к черту, — сказал Юрий. — Я больной, я спать хочу. Меня, между прочим, здесь еще ни разу не кормили.

Полковник встал, подхватив с пола свой портфель.

— Подумайте, — сказал он, протягивая Юрию свою визитку. — Неделя на раздумья у нас с вами есть.

Пока вы выздоровеете, пока они залечат свои синяки… Вы отдыхайте, а я пока прокачусь по Европе, тряхну стариной и, быть может, сумею опередить ваших знакомых. Выздоравливайте, Юрий Алексеевич. Охрана у палаты пока останется — на тот случай, если ваши «приятели» захотят вернуться и довести начатое дело до конца.

Он повернулся и направился к двери. Юрий хотел его окликнуть, но передумал. Что, в самом деле, он мог сказать: Полковник, вы мне нравитесь? Смешно, ей-богу…

Полковник вышел, так и не оглянувшись, а через минуту, когда Юрий задремал, ему принесли обед.