Хранитель света

* * *

Но на этом их неприятности, увы, не кончились. Позже, вспоминая, как это было, Денис Юрченко склонялся к мысли, что тот звонок в Москву стал лишь началом настоящих неприятностей. Но тогда, сидя в несущейся на бешеной скорости машине, пряча лицо от встречного ветра за покатым лобовым стеклом, он думал, что большего стресса не переживал ни разу — естественно, за исключением того памятного случая, когда в Днепропетровске его мордовал хозяин на пару с неожиданно воскресшим Паштетом.

Впрочем, стресс быстро прошел. В конце концов, ничего по-настоящему страшного ведь не случилось. Подумаешь, один звонок! Если разобраться, это была просто невинная шалость, в крайнем случае — телефонное хулиганство.

Даша вообще была спокойна. Она вела машину, уверенно сжимая руль своими тонкими, красиво очерченными руками, и тугой встречный ветер трепал у нее за спиной золотистую гриву волос. Расстегнутая пуговка безрукавки по-прежнему позволяла Денису видеть Дашину незагорелую соблазнительную грудь; эта грудь как будто намекала, что на Дашином теле есть и другие незагорелые места, увидеть которые может далеко не каждый. Мини-юбка у нее совсем задралась, открыв великолепные ноги. Сидеть спокойно рядом со всем этим великолепием было тяжело, даже принимая во внимание не слишком веселые обстоятельства. Денис почувствовал, что начинает заводиться. Некоторое время он боролся с собой, а потом сдался и осторожно положил ладонь на Дашину ногу чуть повыше колена, не забыв предварительно вытереть ее о собственные брюки, — замечания типа «У тебя потные руки» или, того хуже, «У тебя пахнет изо рта» задевали его гораздо больнее и глубже, чем он когда-либо позволял себе показать. В конце концов, сексуальная привлекательность была его единственным капиталом…

«Правильно, — подумал он, осторожно, ласково сжимая Дашино бедро на скорости, близкой к полутора сотням километров в час. — Правильно, работай, родной. Это твоя профессия, а в ней больничных и отпусков не полагается. Если хочешь, чтобы тебя угостили ужином, будь любезен этот ужин сначала заработать. Как? Как умеешь, так, блин, и зарабатывай…»

От этих мыслей его возбуждение слегка увяло, но тут Даша повернула голову и улыбнулась открыто и ласково, совсем как раньше, в их самые лучшие времена. Она на мгновение оторвала правую руку от руля, положила ее поверх ладони Дэна и крепко, порывисто сжала. Тогда Денис передвинул руку чуть выше и вопросительно приподнял бровь.

— Сейчас, — сказала Даша, глядя на дорогу. — Потерпи немного, сейчас. Черт, и кто надоумил этих бельгийцев вырубить все леса?!

Денис подумал, что она все еще находится в его власти. Верно говорят, что любовь слепа! За прошедшие сутки он по воле обстоятельств сделал все, чтобы Даша прозрела и выкинула его вон, как бродячего кота. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, пытаясь как-то выправить ситуацию, все неизменно оборачивалось против него, уличало его, выдавало с головой. Даша не могла этого не видеть, потому что была умна. И тем не менее, приведя в действие свой безумный план спасения, она стала вести себя как ни в чем не бывало, вернувшись в привычный образ любящей подруги, всегда готовой превратиться в сексуальную рабыню. Любовь слепа? Ох, вряд ли! По крайней мере, не в данном случае. У Даши были собственные представления о любви и верности; пожалуй, Дэн был для нее очередной любимой игрушкой, пришедшей на смену плюшевому мишке или кукле Барби, — игрушкой, за которую лишенное полноценной родительской любви дитя готово отдать жизнь. Еще вчера этот статус его вполне устраивал, и, помнится, размышляя на кухне за бутылкой джина о своем положении, он пришел к выводу, что быть альфонсом чуть ли не почетно. Но не бывает аверса без реверса; если над твоей головой целый год ярко светит солнце, будь готов к столь же продолжительной ночи. Денис буквально кожей ощущал приближение сумерек. Нужно было срочно позаботиться об убежище, в котором он мог бы пересидеть полярную ночь.

Да, Даша души в нем не чаяла, но последние события показали: плюшевый мишка хорош до тех пор, пока не начинает проявлять собственный характер. Ему, мишке, полагается молча сидеть в углу дивана или лежать рядом с хозяйкой на подушке, преданно тараща черные пуговки глаз. И даже при неукоснительном выполнении этих необходимых условий он, мишка, ни от чего не гарантирован: рано или поздно он надоест своей хозяйке и будет выброшен на помойку, а то и просто забыт в каком-нибудь пыльном углу. И если мишка по глупости не успел за время беззаветного служения своей богине накопить под плюшевой шкуркой немного шелестящего, свободно конвертируемого жирка, то это его, мишкины, личные проблемы. Грубо говоря, сам дурак. В башке-то, как ни крути, опилки…

Он убрал руку с Дашиного бедра и закурил. Двигатель спортивной машины тихо пел под капотом, ревел встречный ветер, вокруг проносились зеленые, чуть всхолмленные поля старушки Европы. Это была привычная Даше среда обитания: благоустроенная страна, гладкое, без ухабов и трещин, прямое шоссе, великолепная машина, солидный счет в банке и красивый, всегда в рабочем состоянии жеребчик на соседнем сиденье — такая же собственность, как пластиковая карточка или патрон с губной помадой. Теперь Денис вдруг начал понимать красивых богатых благополучных женщин, которые, живя за своими мужьями как за каменной стеной, были тем не менее чем-то недовольны — им, видите ли, не нравилось быть собственностью, служить украшением чужой жизни; они хотели свободы и независимости…

Не то чтобы он так уж рвался на свободу, которая для него не означала ничего, кроме свободы подохнуть с голодухи под забором, но вдруг осознать, что жизнь его находится в полной зависимости от внезапного каприза взбалмошной банкирской дочки, было чертовски неприятно. Он словно пробудился от приятного сна и обнаружил, что все это время спал на рельсах метро, прикованный цепями. А цепи, которых не видно, порой бывают прочнее самой лучшей стали…

Денис выбросил окурок через борт машины. Встречный поток воздуха подхватил его, завертел и стремительно унес назад. Даша слегка притормозила и съехала с шоссе на какой-то проселок — немощеный, но тоже гладкий и ровный. За багажником серо-желтой клубящейся стеной встала пыль.

Дорога вела к какому-то высокому строению из почерневших от времени досок — не то сараю, не то амбару — с открытыми настежь огромными, как в тепловозном депо, воротами. Строение выглядело заброшенным; Даша гнала машину прямиком туда, газуя, как на гоночном треке. Она не глядя ткнула пальцем в кнопку, и складной верх спортивного кабриолета начал подниматься. В следующее мгновение автомобиль с ходу влетел в амбар. Даша резко затормозила. В воздухе густым, медленно оседающим облаком повисла пыль и соломенная труха; верх машины еще продолжал опускаться, едва слышно жужжа электрическим моторчиком, а Даша уже сорвала свою безрукавку, швырнула ее на заднее сиденье и обхватила руками голову Дениса. Ее пахнущие шампунем и дорожной пылью волосы упали, как занавес, ему на грудь. Гладя ее по горячей, слегка влажной спине, другой рукой он нащупал под сиденьем рычаг и опустил спинку. Наверное, впервые за весь этот год в голову ему вдруг пришло, что их занятия любовью мало-помалу начинают становиться привычными и рутинными. Как бы они ни фантазировали, сколько бы ни экспериментировали, время и привычка брали свое:

у каждого было по две-три любимые позы, и острота новизны за год успела изрядно притупиться…

…На обратном пути Даша посадила за руль его. Не попросила сесть, а именно посадила — приказала, если угодно, и ему даже в голову не пришло ослушаться, хотя после хорошего секса его всегда клонило в сон и он становился раздражителен.

— Что мы будем делать дальше? — спросил он, снова выведя пыльную, припорошенную соломенной трухой машину на шоссе.

— Заедем в мойку, а потом поедем ужинать, — ответила Даша, оправляя юбку и рассеянно пробегая пальцами по пуговицам безрукавки, чтобы убедиться, что все они застегнуты.

— Я не об этом, — с трудом заставляя себя говорить спокойно, произнес Денис. — Я об этом нашем звонке… Мы что же, просто будем сидеть и ждать, что предпримет твой папаша?

Даша вынула из сумочки зеркальце и придирчиво в него посмотрела, оценивая повреждения, нанесенные ее макияжу только что закончившимся ураганным сексом. Повреждения были минимальными, как и сам макияж; Даша удовлетворенно кивнула и бросила зеркальце обратно в сумку.

— Не бери в голову. Просто делай, что я скажу, и все будет в порядке.

— Вот так, да? — спросил Денис после довольно продолжительной паузы.

— А что? Есть другие предложения?

Тон у Даши был небрежный и даже, как показалось Денису, пренебрежительный. «Начинается», — подумал он и не ошибся.

— Ты пойми, — продолжала Даша, кладя ногу на ногу и со скучающим видом закуривая сигарету, — я не хочу тебя обидеть, но в таких делах демократия и равноправие — залог поражения. Кто-то должен все продумывать и за все отвечать, и мне кажется, что этим лучше заниматься мне. В конце концов, дело это чисто финансовое, а финансы всегда были моей прерогативой.

«Прерогативой, — мысленно повторил Денис. — Сорбонна — это тебе не хрен собачий…» Вслух он этого, разумеется, не сказал.

— Кроме того, — продолжала Даша, — мы все-таки грабим не какого-то абстрактного банкира, а моего родного отца. Я знаю противника лучше, чем кто бы то ни было, и уж наверняка лучше, чем ты. И вообще, я что-то не пойму — ты что, недоволен? Может быть, я уязвила твою мужскую гордость?

— Да нет, почему же. Все нормально. Мамочка лучше знает, да?

Даша смерила его долгим пристальным взглядом. Дэн смотрел прямо перед собой и не мог видеть ее, но он физически ощущал этот тяжелый, давящий взгляд. Да, за последние сутки все изменилось до неузнаваемости, и теперь Даша становилась прежней только время от времени. А может, она только притворялась прежней, чтобы легче было манипулировать им, Денисом…

— Да, — сказала она, — мамочка знает лучше. А разве нет? Ведь ты же именно этого хотел. Ну, скажи, что я не права! Молчишь? Вот и помалкивай.

Денис не стал молчать.

— Слушай, — сказал он, — ты как-то странно себя ведешь. Ты что, считаешь, что купила меня?

— Следи за дорогой и не городи чепухи! Ты абсолютно свободен, я тебе уже об этом говорила. Но если хочешь оставаться со мной, изволь прислушиваться к голосу рассудка.

— Твоего рассудка.

Дэн резко утопил педаль газа и обогнал «Мерседес» с немецкими номерами, опасно проскочив под самым носом у встречного грузовика. Сильный порыв бокового ветра качнул легкий кабриолет и, ворвавшись в открытое окно, взметнул вверх Дашины волосы.

— Именно моего, — сказала Даша, нетерпеливым жестом отбрасывая волосы с лица. — Чьего же еще? Впрочем, я согласна послушать, что говорит твой рассудок, но ты почему-то держишь это в секрете. Все, что ты говоришь, сводится к одному: я тебя люблю, не хочу портить тебе жизнь и поэтому обязан уйти. А сам никуда не уходишь… С чего бы это?

— От тебя трудно уйти, — сказал Денис.

— Ты это уже говорил… Сделать решительный шаг всегда трудно, в какую бы сторону ты ни направлялся. Правда, мне мой шаг сделать было все-таки легче, потому что папочку я люблю не так, как тебя.

— А как ты меня любишь? — неожиданно для себя самого спросил Денис. — Как игрушку? Как свою собственность?

Как ни странно, Даша не обиделась.

— Конечно, — сказала она. — Любовь без ревности — просто чья-то глупая выдумка. А ревность и жадность — одно и то же, и выражаются они одинаково: руки прочь от моей собственности! Это мое, ни с кем не буду делиться… Так что ты — моя собственность, и ничья больше. И я, как хорошая хозяйка, намерена о своей собственности как следует позаботиться. Кстати, это не должно мешать тебе заботиться о твоей собственности — то есть обо мне. В данный момент твоя собственность хочет омаров и много шампанского. Как бы нам это устроить?

Устроить это Дэну было совсем несложно — он давно уже научился устраивать все именно так, как хотела его принцесса. Как и было велено, он загнал машину на мойку, где ее за десять минут привели в божеский вид, а потом повез Дашу в ресторан, благо уже вечерело. После ресторана за руль снова сел он, потому что, выпив шампанского, Даша водила машину так, словно сидела не за рулем настоящего автомобиля, а гоняла по виртуальным трассам на компьютерном симуляторе, не взирая на препятствия.

Правда, сам он тоже был хорош — уж очень нервные выдались сутки, чтобы после всего пережитого Денис мог спокойно смотреть на пузырьки в бокале с шампанским. И он глотнул этих пузырьков раз, другой, третий и в результате изрядно наглотался. К счастью, полиция их не остановила и до дому они добрались без происшествий, никого не сбив и ничего не сломав. Правда, загоняя машину, Денис не рассчитал расстояние, и в самый последний момент, когда заблокированные резким торможением колеса с громким шорохом впились протектором в шершавый бетон подъездной дорожки, округлый лакированный бампер все-таки ударил в ворота гаража, как в большой железный бубен.

— Черт, — сказал в наступившей тишине Денис, подавив желание высказаться покрепче. — Только этого не хватало!

Даша пьяно хихикнула. Под воздействием шампанского она, похоже, напрочь позабыла о собственных финансовых проблемах; ей, наверное, казалось, что все идет как прежде и что оплатить ремонт помятой спортивной тачки для нее, дочери миллионера, — раз плюнуть.

Денис немного сдал назад и выбрался из машины, проклиная себя за неосторожность. Битая тачка — это уже не тачка, вмятина на капоте понижает статус владельца на порядок, а то и на два. Здесь вам не российская глубинка, здесь на металлоломе ездить не принято…

Он обошел машину спереди и заглянул в зазор между бампером и гаражными воротами. На воротах появилась характерная вмятина, бампер треснул, поцарапался, а пластина с номерным знаком вывалилась из пластикового зажима и лежала на земле. В сущности, повреждения были пустяковые, в каком-нибудь московском гараже их устранили бы за час и взяли за ремонт ерунду, но здесь не Москва, а чертова Бельгия, чтоб ей ни дна ни покрышки!

— Твою мать, — не удержавшись, выругался Денис. Сказал он это, естественно, по-русски, потому что иностранные ругательства всегда казались ему пресными и лишенными настоящей эмоциональной окраски. — Ну что за невезуха, блин!

— Ну чего ты вопишь на весь квартал? — спросила Даша, неуверенно выбираясь из машины и тоже заглядывая в щель между бампером и воротами. — Да-а, повреждение… Слушай, плюнь ты на эту чепуху! Скоро я тебе «Порше» куплю. Хочешь «Порше»? Красный, как полагается молодому миллионеру…

Денис наклонился и поднял номер, борясь с внезапно нахлынувшим желанием съездить этой пыльной жестянкой Даше по щеке. То-то удивилась бы, наверное! Ведь ее, принцессу, в жизни никто пальцем не тронул…

Он все еще боролся со скотской стороной своей натуры, которая в моменты нервного напряжения неизменно начинала лезть наружу, когда со стороны улицы вдруг прозвучал незнакомый мужской голос:

— Добрый вечер. Извините, я знаю, что здесь так не принято, но мне показалось, что вы говорили по-русски, а я ужасно соскучился по землякам.

Денис даже не сразу понял, почему так вытянулось и побледнело лицо Даши. Человек, который к ним обратился, внешность имел самую заурядную и даже приятную: высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти — сорока, с некрасивым, но располагающим лицом. Одет он был без затей — в линялые джинсы, кроссовки и маечку не первой молодости, на левом запястье тускло поблескивали простенькие часы, в правом кармане джинсов сквозь вытертую добела ткань рельефно проступала зажигалка. Незнакомец смущенно улыбался, сознавая всю неловкость своего положения: здесь, в сердце цивилизации, действительно было не принято приставать на улице к незнакомым людям, и он это прекрасно знал. Видно, и впрямь соскучился по землякам — спит и видит, бедняга, с кем бы раздавить бутылочку белой под соленый огурец пополам с душевным разговором…

Тут до Дениса дошло, что же так напугало Дашу. Никто не должен был знать, что они здесь, — и раньше не должен был и уж тем более теперь, после этого звонка в Москву. А вдруг появление незнакомца вовсе не было случайным? А вдруг оно, это появление, и есть ответ папаши-банкира на их звонок? Спору нет, ответ пришел с поистине волшебной скоростью, но ведь на дворе двадцать первый век и самолеты летают по расписанию. А они с Дашей развели тут дискуссию на великом и могучем русском языке, как будто других языков не знают, как будто дома нельзя было поговорить… Вот вынет сейчас этот тип из-за пояса пушку и, чтобы разом покончить со всеми нюансами, пристрелит Дениса прямо на глазах у спасенной принцессы. И ничего ему за это не будет, потому что после звонка банкиру Казакову он, Денис Юрченко, Дэн, превратился в похитителя, а Даша, которая все это затеяла, — в невинную жертву, которой грозит смертельная опасность.

Первой, как всегда, нашлась Даша. Она выпрямила спину, гордо вздернула подбородок, подняла брови и, окатив незнакомца ледяным взглядом, надменно осведомилась:

— Кес ке се? Кес ке ву воле, месье?

Денис спохватился, тоже расправил плечи и шагнул вперед, хмуря густые черные брови на смуглом от природы лице.

— Кес ке ву фе иси? — спросил он. — Се привэ!

Эта короткая речь должна была означать следующее: «Что вы здесь делаете? Это частная собственность!» За точность построения фразы и тем более за произношение Денис бы не поручился, но незнакомец, похоже, знал французский еще хуже его. Его располагающая физиономия вытянулась, совсем как давеча у Даши, он нерешительно развел руками и попятился на шаг.

— Вы что, ребята? Я же своими ушами…

Даша выхватила из сумочки телефон и показала его незнакомцу.

— Полис! — пригрозила она, стуча согнутым пальцем по трубке.

Незнакомец покивал и выставил перед собой руки ладонями вперед, будто отгораживаясь.

— Все нормально, — сказал он. — Все нормально, все понятно. По землякам, значит, не соскучились, не успели еще… Так бы сразу и сказали, полиция-то при чем?

— Же не компрене па, — надменно заявила Даша, продолжая держать на виду телефон. Похоже, она совершенно протрезвела. У Дениса тоже хмеля не осталось ни в одном глазу; ладони у него были мокрые и холодные, колени ослабели.

— Пардон, — пятясь еще дальше, на тротуар, сказал незнакомец. Произношение у него было еще то. Так говорят «пардон» в московском шалмане, с пьяных глаз ввалившись в дамский туалет. — Пардон, мадам. Пардон, месье. Не буду мешать. Извините, ребята, это я от тоски забылся маленько… А если передумаете, я в соседнем доме, на втором этаже.

Он коротко кивнул на прощание, повернулся и торопливо удалился в сторону соседнего коттеджа. Они услышали, как там стукнула парадная дверь, и через некоторое время в окне второго этажа вспыхнул свет. Денис открыл рот, но Даша быстро прижала палец к губам и, повернувшись, тенью скользнула в дом. Он запер машину и торопливо последовал за ней.

Даша сидела на кухне, привычно положив ногу на ногу и облокотившись на стол, и жадно курила. Глаза у нее беспокойно блестели, кончик сигареты мелко подрагивал, отчего дым тек к потолку не ровной струйкой, как обычно, а каким-то замысловатым штопором.

— Погорели, — сказала она, увидев Дениса, и болезненно улыбнулась. — Надо же, как глупо погорели! И в самом начале…

— Да погоди, — сказал Денис. При виде Дашиного испуга ему тоже стало страшно, и, утешая Дашу, он пытался в первую очередь утешить самого себя. — Погоди, Дарья, не гони волну. Мало ли в Бельгии русских!

— Не так много, как ты думаешь. И вообще, в нашем положении благодушествовать не стоит. Конечно, скорее всего этот тип не имеет к папочке никакого отношения, он бы тогда не стал к нам подходить, а просто постарался бы подслушать наш разговор дальше, а потом позвонил бы в Москву, и завтра утром папуля уже был бы здесь со всеми своими телохранителями, референтами и прочей сворой. Но он нас расколол и запомнил, а это чертовски плохо.

«Доруководилась, — с острым злорадством подумал Денис. — То-то же! Это тебе не на лекциях в Сорбонне пальцем в ухе ковырять…»

— И начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия, — грустно продекламировал он, испытав привычное удовольствие оттого, что удалось наконец к месту ввернуть в разговор едва ли не единственную известную ему цитату из Шекспира. Даша посмотрела на него удивленно, как на внезапно заговорившую подставку для зонтиков, но ничего не сказала. — Так оно всегда и бывает, — продолжал он. — Задумываешь одно, и хорошо задумываешь, а потом случается какая-нибудь ерунда, пустяк, не стоящий выеденного яйца, и все летит вверх тормашками. Я знаю, я через это уже проходил.

Даша вскинула глаза и посмотрела на него с каким-то новым выражением — уж не с надеждой ли?

— Все очень просто, — продолжал Денис, присаживаясь на край стола и вынув из Дашиной пачки сигарету. — Главное — не паниковать, тем более что ничего страшного пока действительно не произошло. Нужно просто выждать пару часов, чтобы этот изнывающий от своей ностальгии дурак насосался водки и заснул, а потом брать ноги в руки и тихонько уезжать отсюда на все четыре стороны… Поверь мне, он сам в бегах. Ты видела, как он испугался полиции? Сразу охота общаться пропала… Это ты здорово сообразила, молодец. В общем, кем бы он ни был, нам надо уезжать.

Тут он сделал вид, что спохватился, и звонко хлопнул себя по лбу, будто комара убил.

— Прости, — сказал он, — я, кажется, слегка забылся и чуть было не начал руководить… Какие будут приказания, босс?

Даша смерила его тем самым незнакомым взглядом, который Денис впервые заметил у нее вчера и от которого у него по коже начинали бегать зябкие мурашки.

— А ты злопамятен, приятель, — сказала она. — Вот не замечала!

— Просто раньше повода не было.

— А теперь, значит, появился?

— Прекрати, Дарья, — сказал Денис. — Ты что, шуток не понимаешь?

— Шутки понимаю. А так… Короче, ты прав. Ты, наверное, и впрямь более опытный беглец, чем я. Я бы сумела, наверное, запутать следы, будь у меня настоящие деньги, а не те слезы, что перевел папочка…

— А вот тут ты ошибаешься, — сказал Денис. — Настоящие деньги обычно хранятся на пластиковой кредитке, и, как только ты явишься с этой кредиткой в банк, твоя поимка станет делом времени. Так что, как я понимаю, у нас нет даже тех слез, о которых ты говорила.

Даша молча расстегнула сумочку и помахала у него перед носом извлеченной оттуда тощей пачкой разноцветных, похожих на куски старомодных обоев европейских купюр.

— За кого ты меня держишь?

Денис изумленно вытаращил глаза. Когда же она успела? Он намертво задавил в себе желание сбить Дашу на пол одним ударом кулака, схватить деньги и выскочить за дверь. С паршивой овцы хоть шерсти клок… Будто прочтя его мысли, Даша небрежно бросила деньги в сумочку, встала со стула и отошла к окну. Момент был упущен. И потом, Денис не сомневался, что, несмотря на свою любовь, о которой так горячо говорила Даша, в случае чего она не замедлит обратиться в полицию, и тогда он из нелегала превратится в беглеца, фотографии которого с описанием особых примет будут развешаны повсюду. А это вам не стенд «Их разыскивает милиция», мокнущий под дождиком и сохнущий на солнце где-нибудь на колхозном рынке в Саратове. Здешние менты работают четко и берут если не умением, то числом и высоким уровнем технического оснащения… Словом, от них долго не побегаешь.

— А знаешь, — сказала Даша, глядя в окно на за литую светом ртутных фонарей улицу, на которой половина окон и дверей уже была закрыта на ночь пластинчатыми стальными шторами, — я, кажется, придумала, куда мы поедем. Ты только не кричи и не пугайся. Я все очень хорошо придумала, честное слово. Вот послушай…

Даша стала излагать свой план, и, по мере того как она говорила, волосы на голове у Дениса шевелились все ощутимее, пока все не стали дыбом.