Мастер Лин в ответ только рассмеялся.
Я подавила желание его хорошенько побить.
— Ты считаешь, это весело?
— А разве нет? Моя леди сказала ровно то, что я ожидал от неё услышать. Она злится на меня, но разве сама она не советует своим ученикам то же самое?
— Перечёркивать своё будущее из-за непонятной блажи?! Я не помню, чтобы хоть кому-то давала такие советы! Не говоря уже о том, что у меня нет никаких учеников…
Он улыбнулся со странной нежностью.
— Что ты там написала над троном своего паучьего ордена? Ах да… Не заморачивайся. Не оглядывайся назад. Не сравнивай. Наслаждайся дорогой, не ожидая конца пути. Умей ценить и умей отпускать. Не сожалей…
— Дальше там было: “В любой непонятной ситуации ешь что-то вкусненькое”. Но заметь, ни слова о: “Подари свой единственный шанс на духовного спутника первой встречной нечисти!” И потом, ты не можешь принимать всю эту игру с орденом всерьёз!
— Но её многие принимают всерьёз — из тех, кто разбирается в вопросе. Насколько я знаю, старейшина Вершин даже собирается позвать тебя на собрание “высшего круга”…
— Им просто интересны знания о иномирных путешествиях. И ещё они зачем-то пытаются записать все высказанные мной бредни. Вот я и изгаляюсь, как могу…
— Тебе виднее насчёт бредней. Но всё же, в их глазах ты далеко не “первая встречная нечисть”…
— До поры до времени. Мне не надо быть провидицей, чтобы знать, каким образом вскоре изменится эта риторика… И, мастер Лин. Для тебя я — первая встречная нечисть. Это факты, извини.
— Мы видим факты очень по-разному.
— Ты и твой язык!
— Обычно моя леди на мой язык не жалуется.
— Когда ты находишь ему другое применение!
— Я мог бы…
— Ты мог бы не тянуть лиса за язык и вернуться к нашему разговору. Какой Бездны ты это сделал?
Улыбка наконец-то сползла с лица мастера Лина. Он посмотрел внезапно серьёзно и даже немного грустно.
— Потому что захотел.
Исчерпывающе.
— И тебе не пришло в голову, что ты рушишь для себя будущую возможность?…
— Нет, не пришло. Потому что с первого момента там, в темнице, ты была совсем не тем, что я ожидал. Потому что я выбрал тебя… Или мне так казалось, до недавнего момента. Впрочем, судьба, чужая воля или чужие интриги — какая-то часть выбора в любом случае была за мной.
— Маги потенциально живут множество лет…
— И всё же могут умереть за одно мгновение.
Туше.
— Этот мой выбор — просто мой выбор. Он ни к чему тебя не обязывает, моя леди; это лишь моё решение. И я его принял.
— Дурак.
— Иногда быть дураком — самый умный из возможных выборов.
Вот ведь…
— Хватит цитировать устав паучьего ордена!
— Я всего лишь следую мудрым советам.
— Ты…
Ладно.
Я не злюсь. Я не радуюсь.
Я старая и мудрая.
Местами.
— Мастер Лин… Возвращайся. Доберись до вершины горы, смири самого себя. Я хочу стоять с тобой на равных. И тогда… посмотрим, как обернётся. Финальное решение принимать не тебе и не мне. Лишь высшим силам, что стоят за нашей спиной, дано связать наши нити. Но… я готова сделать шаг навстречу.
— Что произошло?!
Малышка Шийни выглядела уморительно — возмущённая, решительная, с толпой убийственно серьёзных магов за спиной…
Эх. Как же быстро растут дети!
— Ничего особенного, — хмыкнула я, кивнув на бессознательное (и нынче бесхозное) тело мастера Лина. — Вот, у меня улов. Он слишком много болтал, потому я решила, что в таком виде он мне нравится больше.
Моя совсем-не-ученица окинула тело неожиданно равнодушным взглядом.
— Давно пора.
А?!
Я покосилась на малышку с удивлением. Всё же, я истинное зло: эта девица только жалкие несколько месяцев назад выбрасывала коленца по поводу “А-а-а-а, ты зло, паучьей твоей матери”. И нате, пожалуйста!
Я даже как-то слегка расстроилась, если честно. Наверное, эти её выступления меня даже немного развлекали…
А может, даже не немного.
— …Я думаю, мы могли бы скормить его питомцу Шуа, — заявила Шийни. — Хоть какая-то с этого хитрого лиса будет польза.
Всё неожиданней и неожиданней.
— Знаешь, я тобой горжусь. Нет, правда! Всего-ничего времени прошло, а такой прогресс! Ты когда такой живодёркой стала, дорогая?
Шийни хмыкнула и кивком приказала магам уйти. Дождавшись момента, когда мы остались одни, она сказала, весьма довольная собой:
— Этот ублюдок напал на тебя.
— И с чего ты взяла?
— Не притворяйся! Меня с самого начала… предупредил друг, что лис Лин может быть опасен. Я натянула нити на случай, если он на тебя нападёт — и вот, пожалуйста! Он напал!
Малявка сияла гордостью, и не то чтобы даже необоснованной: как ни крути, а для мелочи вроде неё сплести паутину так, чтобы этого не заметил более крупный паук — достижение немалое. Сконцентрировать свою волю не на мне, а на стороннем объекте, нити которого потенциально могут соприкоснуться со мной, и при этом задать триггер, который не будет отсечён аурой высшего светлого (так как причинение физического вреда кому-либо противоречит принципам подлинного, то на такие случаи и порывы высшая защита не распространяется; это одна из важных причин, почему наши играют в “соблазнение”)…
Умница. Скоро, очень скоро нам и правда станет тесно в одной банке… Один вопрос:
— Сама догадалась или подсказал кто?
— Мой друг намекнул, а в остальном… дядя оставил неплохую библиотеку. Не так уж сложно было совместить его тексты с твоими рассказами.
Ха.
— Ладно, допустим. А кто у нас друг? — другом, разумеется, был мастер Мин, который давно потерял то ли страх, то ли совесть и шлялся ко мне в орден, как к себе домой. Шпионом он был настолько хорошим, что все были в курсе его шпионских миссий и даже помогали по мере сил… Даже я иногда, признаю: мастер Мин, с его сходными путями и непрошибаемым дружелюбием, был отличным напарником для попоек, хорошим учителем и отличным учеником. Иногда я обменивалась с ним опытом просто для того, чтобы умненького мальчишку, идущего по хтоническому пути, порадовать.
Ну и в игре моей он принимал участие, местами вольное, а местами и не очень.
Собственно, отношения мастера Мина с нашим орденом зашли так далеко, что он сосватал Мин-Мин, свою четвероюродную что ли племянницу, Шийни в ученицы — мол, никуда-де больше малышку не берут. И я их понимаю! Я бы тоже не взяла! Двухлетняя Минночка с бубликами на голове была сраным стихийным бедствием, и я всякий раз тихо радовалась, что это проблема Шийни и разбираться с этим ей. Я ещё гадала, что именно Шийни стребовала с мастера Мина за подобную услугу — и вот, кажется, теперь знаю…
— Очередной полоумный из леса! — заявила Шийни с невинным лицом. — Ну, ты знаешь этих ребят из Шелестящей Листвы: они приходят, нагородят всякой пророческой чуши и опять уходят.
Какая прелесть! Впору восторженно всплакнуть: моя деточка научилась складно врать! Правда, скоро ей придётся учиться говорить правду и при этом морочить собеседнику голову, что в разы тяжелее. Но пока что — умничка, хвалю!
— Вот что, — хмыкнула я, — не собираюсь я твоей сестрице мастера Лина отдавать. Я его, может, для себя хранила! На опыты. Так что нечего пальцы к моей добыче тянуть! И вообще, если ты пришла сюда в надежде меня добить, разочарую тебя: я в порядке.
С этими словами я небрежным щелчком пальцев материализовала одного из своих пауков, моего кленового друга, чтобы он помог нести тело мастера Лина, оставшееся пока бесхозным.
Никому другому я бы его в любом случае не доверила.
Грудина тут же отозвалась болью: эта проблема, ясное дело, и не думала никуда исчезать.
— Ты точно не пострадала? — спросила Шийни.
— Не рассчитывай.
Шийни фыркнула и вздёрнула нос:
— Не надейся! Я только собиралась тебе сказать, чтобы не притворялась умирающей и не спихивала на меня ещё больше работы! А то знаю я тебя, паучиху полоумную…
— Ничего не знаю, — ухмыльнулась я, — на меня только что напал возлюбленный и тем самым почти разбил мне сердце. Ближайшие дни я обираюсь глубоко страдать, желательно — с тем новым сборником весенних рассказов, который привезли вчера…
— Даже не думай!
— Я бы посмотрела на того, кто мне запретит.
— Ты!
Ну вот, теперь Шийни больше похожа на себя: сердито размахивающий лапками возмущённый паучонок. А то повадилась быть умной да взрослой, мне от этого даже скучно как-то. Не слишком ли быстро?
Я сама с себя посмеялась: воистину, даже я не избежала типичной родительско-учительской “не слишком ли быстро они взрослеют?” ловушки. Впрочем, к лучшему, что Шийни такая способная: времени у нас, в любом случае, не так уж и много.
…
Говоря откровенно, после всех увеселительных мероприятий, которые выпали мне в этот чудный день, я хотела одного — отдохнуть, привести мысли в порядок и хоть немного зализать раны. Но, как видно, мир считал, что никакого покоя я пока что не заслужила.
Все мои надежды на нормальный отдых пошли прахом, когда Шийни завалилась следом за мной в мои же покои.
— Ты хочешь потереть мне спинку или послужить ужином? — спросила я.
— Ты не выносишь, когда слуги тебе помогают мыться, а насчёт ужина… Если тебе правда нужно что-то такое, чтобы восстановить силы, то опиши, кто тебе нужен, и будет тебе обед. Все равно у меня полная темница убийц, которых послала эта полоумная шлюха из Долины Рек; там есть несколько магов. Их казнят так и эдак, так что можешь закусить их силой.
Так…
— Шийни. Я не пойму, ты решила пойти по стопам своего так называемого дяди? С чего ты так жаждешь кому-то кого-то скормить? Могу тебя заверить, в подобных техниках очень мало полезного. Они всегда разрушительны для мага, будь он светлым, тёмным или оранжевым в зелёную крапинку.
Шийни деланно безразлично пожала плечами. Я подумала, что она ведёт себя особенно странно с тех пор, как мы остались одни. Во что она играет?
— Может, у меня настроение такое.
Ну-ну.
— А если честно? Опять какого-то дерьма в дядюшкиной библиотеке начиталась? Я тебе говорила не раз и не два: будь добра, советуйся по поводу его наследия, чтоб не закончить, как не-дядя. Не со мной, так хотя бы со своим другом…
— Я видела, что этот так называемый светлый маг тобой сделал, — перебила Шийни резко. В глазах у неё что-то дрогнуло, яростное и опасное.
О.
Вот как.
— Значит, твоя паутина передавала ещё и мыслеобразы?
Шийни прошлась по комнате.
— Он напал на тебя первым, — сказала она холодно. — Ты доверяла ему, любила его, а он ранил тебя. Они одинаково неадекватные, что он, что его так называемая ученица. Они заплатят за это!
…
Эм.
Ну слушайте, что-то идёт не так!
— Как-то ты недостаточно рада, — заметила я. — Сама же кидаешь на меня убийственные взгляды по семь раз на дню. Ну вот, кто-то за тебя подсуетился…
— Дура! — возмутилась Шийни и отвернулась. Плечи её были подозрительно напряжёнными.
Ну как бы…
— Что-то ты окончательно перестала меня бояться, — вздохнула я. — Я ведь правда разозлиться могу.
— Можешь, конечно. Но тебя ведь уничтожить невозможно, правда?
Мы помолчали.
С малышкой было что-то глубоко не так, и я не совсем понимала, что.
— Уничтожить можно всех…
Шийни стремительно ко мне обернулась.
— Но ты ведь не просто кто-то там! Ты ведь великое зло, сама говоришь так. Это значит, что ты бессмертна!
— …Никто не бессмертен. Просто одни живут дольше других.
Шийни сверкнула глазами.
— Нам надо как-то разобраться с этой шайкой полоумных, что выдаёт себя за светлых праведных магов! Эта сумасшедшая из рода Фаен…
—..Имеет все причины на меня злиться.
— Пф.
— Девочка, ты делаешь несомненные успехи в магии, но балансируешь на опасной грани. Здесь и сейчас ты не должна позволять себе гнев, особенно слепой и необъективный. Я всего лишь древнее зло, играющее в свою игру; и так же природно для светлых героев пытаться остановить меня. Но тебе мудрее всего будет занять позицию выжидания; когда зло сражается с добром, подлинно побеждает тот, кто сумел переждать в сторонке с попкорном наперевес и вовремя выбрал сторону победившего добра.
— …А что такое попкорн?
Вот так и учи её мудрости!
— Не важно. Сам факт: не спеши делать выводы о вещах, о которых ничего не знаешь… И исчезни уже из моих покоев, наконец!!
Но Шийни исчезать не пожелала.
— Твои слова постоянно звучат, как бред, занудство или шутка, — сказала она вдруг. — Но я спрашиваю себя, что происходит в твоей голове на самом деле. Что ты делаешь? Чего добиваешься? В чём ещё окажешься права?
Интересный поворот.
— А в чём я уже оказалась права?
— …Помнишь людей, над которыми издевался мой не-дядя?
— Да, помню. И?
— Один из них очнулся. Ну, тот маг, о котором я тебе рассказывала, бывший ученик моего отца. С ним изначально было больше надежды, потому что он сильнее прочих. Я попробовала восстановить его душу с помощью нитей, и у меня получилось вернуть его в сознание…
— Вот как, — малютка всё больше впечатляет, — но в чём же я была права? Пока это выглядит, как твоя победа.
— Он сказал, что не хочет жить и что ты была права. Сказал, что я лицемерка и он ненавидит меня.
Я не выдержала и рассмеялась.
— Шийни, ну правда… А что ещё он тебе может сказать — после всего, что пережил, учитывая его состояние? Но ты, если уж взялась спасать кого-то, то спасай до конца. Такие вещи не делаются наполовину. И да, если уж он сумел после такого прийти в себя достаточно, чтобы говорить о ненависти… Назначь ему срок, за который попытаешься сделать его жизнь лучше, и постарайся стабилизировать его физическое и ментальное состояние. Я вообще не думала, что кого-то из них удастся привести в сознание. Если ты это сумела провернуть, то уж с его телом точно придумаешь, что делать.
— Но что если он всё равно не захочет…
— Значит, не захочет. Твоё дело — сделать всё, зависящее от тебя, чтобы дать ему альтернативу. Если он всё ещё не сумеет смириться с произошедшим, если ты не сумеешь его вытащить… Что же, вещи случаются. Но знаешь, если бы я придавала такое большое значение чужим защитным реакциям, то давно бы скормила тебя паукам. За беспросветную наглость.
Шийни дёрнула плечом.
— Думаешь…
— Ты уже победила, — сказала я ей честно. — Даже если в итоге проиграешь. Но твоё дело в данной ситуации — продержаться ещё немного. Это даже твой долг, если уж ты за это взялась. Нет смысла спасать наполовину; тогда уж лучше не спасать вообще.
В груди заболело особенно сильно. Я опустилась на диван, стараясь, чтобы движение выглядело непринужденно.
—..В этом горькая ирония, — сказала я Шийни, сама точно не зная, зачем это говорю. — Человека очень легко растерзать. Люди на самом деле хрупкие, как стекло, и уязвимые, как цветы морозной ночью. Ради власти, ради силы, из мести, из ненависти и страстей… Ломают обычно быстро, яростно, стремительно, с насмешливой улыбкой, или безумной жаждой в глазах, или отчаянием, или яростным оскалом… Чинить людей сложнее. До конца вообще невозможно, увы. Но даже частично… Это долгий, кропотливый, порой ужасно неблагодарный труд. Проще прикончить множество, чем спасти и восстановить одного. Тела, души, умы и сердца — очень хрупкие вещи.
— Но ты не человек.
— Что же, я была человеком.
Шийни вдруг подошла ко мне и осторожно, медленно положила ладонь мне напротив раны, где кожа была тонкой и фальшивой. Её взгляд казался на удивление уязвимым и будто бы чуть испуганным. Пальцы дрожали.
— Тебе же не бывает больно, правда? Теперь, когда ты не человек?
В этот момент я всерьёз задумалась о том, чтобы нарушить запрет и напрямую соврать.