В марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего, вслед за смертью Сталина, по инициативе Лаврентия Берии началась амнистия узников ГУЛАГа. Более миллиона двухсот тысяч заключенных, осужденных на срок до пяти лет включительно, были освобождены. Тем не менее под эту амнистию попало очень мало политических, потому что сроки их заключения намного превышали пять лет. К тому же ее условия исключали приговоренных по обвинениям в «контрреволюционной деятельности».
В течение нескольких последующих лет тоненький ручеек пересмотров дел и реабилитаций политзаключенных стал потоком, который, однако, вопреки высказанным позднее опасениям Хрущева, так и не превратился в «наводнение, в котором мы все утонем». Анастас Микоян, член Политбюро на протяжении тридцати с лишним лет, заметил, что невозможно было в одночасье провозгласить всех бывших «врагов народа» невиновными, потому что тогда стало бы понятно, что страна управлялась не законным правительством, а шайкой бандитов.
В апреле тысяча девятьсот пятьдесят третьего «Правда» заявила, что следственная комиссия, организованная Берией, выявила применение МГБ «незаконных методов» с целью добиться признательных показаний от обвиненных в участии в заговоре по «делу врачей». Врачей реабилитировали, тех, кто остался в живых, выпустили на свободу. Виновные должностные лица МГБ были арестованы. В редакторской передовице «Правды» по поводу смены политического курса было обещано, что советское правительство и впредь будет уважать конституционные права советских граждан.
В годы, последовавшие за смертью Сталина, тысячи и тысячи бывших заключенных потянулись из Сибири обратно сквозь необъятные просторы Советского Союза. Среди них был Андрей.