Казнь и козни дочери смерти

Глава 6. «Три любознательных дитя из рода Тимей»

День первый после пробуждения: Делия не верила, что жива. Реальность, что прежде казалась страшнее кошмаров, уподобилась сладкому сну.

День второй и третий — она все еще не верила.

Со стуком поставив на стол опустевшую чашку, Делия изо всех сил ударила себя по лбу рукой. «Сновидение» не закончилось. Эксперимент номер шестьдесят семь успешно увенчался провалом.

Очень тому обрадовавшись, Делия тут же сделала пометку в тетради: «Если хорошенько ударить по голове, душа тело не покидает. Имеется вероятность, что связано это с недостатком приложенных сил, однако биться головой о твердые вещи… — она пару секунд не могла подобрать нужных слов, — весьма необдуманно!»

Минул уже седьмой день с пробуждения, и как бы убедительно мир не внушал уставшему от тягот раздумий разуму, что все происходящее было взаправду, например, запах еды отчетливо щекотал нос, а вкусы — гортань, Делия не могла найти в себе силы признать себя настолько везучей. Ей отчего-то казалось, что в любой момент все могло прекратиться. Опасения казались ей обоснованными. Вдруг стоит ей сказать какое-то слово, как мир на глазах расползется на части? А вдруг из-за какого-то действия глаза вмиг закроются навсегда?

В такие моменты, под грузом клокочущих мыслей, испуганному сердцу только и оставалась, что, сотрясаясь от страха, ждать наступления часа расплаты. Израненному рассудку же в это время только и хотелось, что заранее все разузнать и понять. Потому-то Делия и продолжала вести постоянные наблюдения.

«Нужно понять, как скоро все может закончиться», — размышляла она.

Однако, как ни странно, божья кара затягивала.

Даже по истечении десятого дня в «новом прошлом» обвиняемая во всех злоключениях столетия грешница не оказалась низвергнута в пучины божественной преисподней и все еще находилась в уменьшенном вдвое неуклюжем, но вполне здоровеньком теле. Сама того не заметя, Делия быстро привыкла к новым высотам (а точнее, к отсутствию этих самых высот в своем росте), и тут же освоилась с телом, мышцы которого с виду хоть и были слабы на деле довольно устойчиво держали девочку на ногах. По окончании десятого дня Делия провела множество наблюдений. Вывод из них был таков: она не чувствовала боли от утренних упражнений, не испытывала усталости даже после пары часов суматошных блужданий по комнате и не ощущала себя утомленной, даже когда вскарабкивалась вверх по книжным полкам, протягивая ручонки к очередной книге сказок.

Все внушало сомнения. В прошлом ведь дочерь смерти называли слабым ребенком, но сейчас она казалась вполне здоровой физически. Духовно Делия вряд ли в порядке… Увидь мать, как она истязает себя битьем и чертит на коже странные символы, точно решила бы, что что-то не так… Но сейчас нужно было думать отнюдь не про целостность духа! Главное, что нужно было понять, правда ли Делия находится в стране грез, где все и всегда хорошо и прекрасно?

Стараясь смириться со своим положением (и не радоваться ему слишком сильно), Делия о многом думала. Говоря откровенно, жизнь в маленьком теле действительно была похожа на заслуженный отдых. Сейчас она находилась в тех днях, когда все было прекрасно: до смерти матери было еще достаточно времени, отец не объявлялся на горизонте, Мейтон ещё не обрёл противное благословение мудрости.

Так спокойно.

В очередной раз поддавшись тяготам размышлений, Делия встала напротив зеркала и принялась внимательно изучать свое отражение. Теперь шрамы от падения и прошлых злоключений отсутствовали, милое личико и рыжие волосы, напротив, все еще были при ней. С безумной улыбкой она осмотрела лицо без единого намека на синяки под глазами и радостно пощипывала свои мягкие щечки.

— Если это все только сон, то почему я чувствую боль? Если все это не сон, то почему я выгляжу такой миленькой? — рассмеялась она.

Всю эту неделю, что Делия провела в одиночестве, ее одолевало очень много вопросов. И всякий раз стоило задуматься о своей тяжкой доле надолго, маленькая голова начинала раскалываться на части. А когда боль становилась невыносимой, Дели сдавалась и сокрушала свое хрупкое тельце в кровать, поглубже в подушки. Сейчас, как и в последние несколько дней, она снова прибегла к этому способу, потому вновь улеглась на кровать и взялась за детскую книжку.

— Если так продолжится, я могу быстро привыкнуть… А может, этим и надо заняться? — продолжала Делия говорить с собой вслух, как привыкла в имперской темнице.

«Нет-нет, ты больше не в заточении камеры! Прекрати вести себя странно!»

Делия бросила взгляд на окно и постаралась отвлечься. Амина отчего-то запаздывала… Но только маленькая хозяйка успела об этом подумать, как раздался стук в дверь. Горничная неторопливо прошла вдоль детской спальной с подносом, пока не застала, как Делия с интересом рассматривает книжки с картинками, задрав при этом ноги на стену.

— Думаете, если поднимите ноги, то книгу сумеете быстрее прочесть? — мельком поинтересовалась служанка, ставя завтрак на стол.

Уже на третий день пребывания в этом когда-то уже прожитом времени Делия решилась признать: Амина может вести себя на редкость зловредно. Всякий раз, когда служанке что-то не нравилось, она с радостью язвила и хмурилась и с неподдельным восторгом осуждала маленькую хозяйку за упрямые просьбы.

«Вижу, вы очень умны, герцогини пора начать беспокоиться».

«Вам не по нраву зеленый лук? Не беспокойтесь, вы ему тоже не нравитесь».

«Где я возьму вам ритуальные свечи?»

«Как, по-вашему, я должна просить у других драгоценные камни?» — только и отвечала она…

Эта девушка чем-то напомнила Делии саму себя в прошлом. Они точно подружатся.

Незаметно подсмотрев за действиями служанки, Дели задумалась.

Стоит признать, Амина хоть и выглядела злорадной, на деле была не такой уж плохой. Она ни разу за все эти дни не принесла Делии остывшую пищу, всегда одевала маленькую хозяйку только в лучшие платья (даже при том, что никто, кроме Делии, не мог их потрогать и рассмотреть) и отчитывала свою юную госпожу всякий раз, когда та излишне трудилась. Амина казалась хорошей. По крайней мере Делии нравилось в это верить.

— Амина, я потеряла много крови во время падения? — внезапно задала вопрос Делия, снова начав мучить служанку расспросами. Такое поведение за последние дни уже стало нормой для Делии.

Амина вымученно вздохнула.

— Полагаю, ее было достаточно, чтобы удивить прислугу, сестру и бедную лошадь.

— И как ты говорила ранее, меня лечили лучшие врачеватели? Полагаю, все они благословленные богом жизни служители? — не унималось дитя.

— Конечно, иначе сейчас из вашей ноги до сих пор торчали бы кости, — Амина поставила поднос, обернувшись к хозяйке. — Лучше скажите, у вас точно ничего не болит, госпожа? Ноги? Живот? Голова? Вы переспрашиваете даже очевидные вещи. Ваша скромная слуга начинает подозревать, что врачеватели плохо справились с поручением. Скажите, стоит вызвать служителей снова?

Дели вздрогнула, опустив ноги вниз.

— Я в порядке! Незачем тревожить таких занятых человек!

«Прости, Амина, но я еще не готова к встрече с людьми бога Арцеса».

Одна из теорий Делии по возвращению в прошлое была связана как раз с богом жизни. Почему? Дочь смерти помнила, что погибла вблизи храма жизни, потому исключать вероятность вмешательства Арцеса не могла.

«Если мое пробуждение в детстве — ошибка врачей, то пускай лучше эта ошибка не вскроется».

— А я, следуя вашей логике, совсем незанятой человек?

Делия было открыла свой рот, но Амина оказалась быстрей.

— Лучше не отвечайте.

До носа девочки донеслись легкие ароматы свежего хлеба и обильно приправленной маслом каши. Желудок предательски сжался, и одурманенная запахами Делия последовала к столу, где полной грудью вдохнула ароматы еды.

— Госпожа, не торопитесь, пожалуйста, никто не заберет вашу пищу.

Дели кивнула, но ее руки и рот были не в состоянии прекратить усиленно хвататься за ложку. Только когда тарелки опустели, разум вернулся в детскую голову.

— Мисс, раньше у вас не было такого отменного аппетита.

Дели пожала плечами.

— А еще раньше я не понимала, как больно ломать свои ножки!

Амина покачала головой.

— Смею напомнить, эти чувства вам все также неведомы. Неужели вы и об этом забыли, госпожа? Ну точно, пора запросить визит докторов…

Дели улыбнулась и взялась за последний ломоть белого хлеба. Ловкие крошечные ручонки начали намазывать его сливочным маслом. Ножик, зажатый меж пальцев, очаровательно блеснул на свету.

«Гипотеза для эксперимента номер шестьдесят восемь: если я и впрямь способна не только предсказывать смерти, но и не умирать, стоит ли испытать свои силы еще один раз?»

Амина поставила чашку горячего чая на стол, глухой стук вытащил Дели из мыслей. Рука в тот же миг отложила ножик в сторонку, а щеки предательски вспыхнули.

И как только у нее хватило ума такое придумать? Какие еще доказательства ей были нужны?! Она ведь снова дышала, могла есть, читать, разговаривать! Она может чувствовать себя живой. Здесь, в отличие от камеры смертников, жизнь была жизнью. Не выживанием.

Поддавшись этим мыслям, Делия снова забеспокоилась, тревога намертво охватила маленькое сердце путами страха.

— Кажется, я постепенно схожу здесь с ума, — пробурчала она под нос, жадно глотая чайный настой с целебными травами.

Амина бросила косой взгляд на маленькую хозяйку и как обычно вздохнула.

— Миледи, если вас терзают вопросы, задайте их герцогине. Думаю, прошло достаточно времени и настала пора вам с ней повидаться.

Делия удивленно зыркнула на служанку, все еще зажимая ломоть хлеба во рту, а спустя секунду размышлений радостно закивала.

А ведь и правда, ответы на многочисленные вопросы могут быть у самой умной женщины Таутена! Герцогиня Розанна благословлена силой мудрости, разве отвечать на вопросы не ее прямая обязанность, данная свыше Верховной Восьмеркой? В поисках ответов в первую очередь необходимо наведаться к ней, а не истязать бедную молодую служанку и свою маленькую, но симпатичную голову.

— Амина, ты знаешь, где сейчас может быть матушка?

Амина задумалась.

— Простите, госпожа, но я представлена к вам, потому мне неведомо, где может быть герцогиня. Рискну предположить, где-то в поместье, — Амина еще немного поразмышляла. — Она, конечно, может быть в своем кабинете, однако, если мне не изменяет память, она работает в нем по ночам.

— Слышал, Делия быстро идет на поправку, — сказал Мейтон, смотря на циферблат карманных часов. Феония решала одну задачку уже более часа, ответ все никак не шел ей на ум.

— Мне не дают с ней увидеться.

— Впервые начинаю кому-то завидовать. Так жаль, что тебе не запретили видеться и со мной.

Феония фыркнула.

— Вот значит как? Тогда знай, братец, мне тоже жаль тратить на тебя свое время, — хмуро пробурчала она, пронзительно смотря в тетрадь для письма. — Что это вообще за задача такая: «Рождаясь, оно умирает; умирая, оно возрождается»? — воскликнула она, вставая из-за стола.

Мышцы девочки давно уже затекли, а разум воспылал отчаянным гневом. Феония не чувствовала солнечного света на коже уже пару недель, это заключение в стенах дома казалось ей пыткой. Еще и этот противный братец Мейтон в очередной раз дал ей странную задачку на логику вместо примеров на счет. Делия бы точно с такой задачкой справилась и все на лету отгадала и поняла, но Феония… В отличие от сестры она была не так прозорлива.

— Эту задачку легко решают деревенские дети. Я не верю, что ты не можешь найти к ней решение, — Мейтон сощурился, пожимая плечами.

— Ну так и иди к деревенским детям!

— Я бы с радостью, — вполголоса прошипел он.

Мейтону тоже не нравилось сидеть здесь без дела. Лучше бы и правда сбежал, пока никто не заметил. Но мать же узнает. Она все всегда знает.

— Может, уже закончим на сегодня? Мне кажется, что это все, — он обвел рукой свою комнату, — наказание не для тебя, а для меня.

Феония усмехнулась.

— Тебе не кажется, глупый братец. Если еще не понял, то с радостью сообщу: ты тоже наказан. Ты знал, что я собираюсь в конюшню, но не остановил меня!

— Раз я глупый, а ты у нас умная, то почему сразу не поняла, чем все закончится?

— Да откуда мне было знать, что тот конь будет бешеным?!

— Теперь ты во всем коня обвиняешь?

— Но это ведь он взбесился!

— Да он от одного вида тебя в бешенство впал!

От души выговорившись, оба наконец замолчали. Так и выглядели отношения между детьми рода Тимей: с раннего детства они не отличались чуткостью и теплом и скорее напоминали собой натянутую веревку. Веревку, что держала всех друг подле друга и с каждым днем затягивалась вокруг шеи туже.

Мейтон и подумать не смел, что с появлением в его жизни сестер, спокойные дни с ним навсегда распрощаются — приходилось вести себя словно взрослый, не заниматься ребячеством и жить во имя чести семьи. С появлением Делии и Феонии у него больше не спрашивали, чего он хочет от жизни. Всем, кроме него, это казалось уже давно решенным вопросом. Мейтон Тимей, безусловно, желает лишь одного — стать главной рода, чтобы взять на себя заботу о землях и о двух беспомощных безалаберных сестрах.

— В следующий раз, когда в твою голову взбредет подобной этой «гениальная» мысль, то либо вспоминай эту задачку, либо доводи дела до конца! И да, это угроза! — поднявшись с места, Мейтон отряхнул свой костюм от невидимой пыли и направился к выходу. — К моему возвращению напиши в тетради хоть что-то. Как сделаешь это, иди на музицирование.

Он широко улыбнулся сестре и ушел, дверь за его спиной со стуком захлопнулась.

— Иди на музицирование, — передразнила брата Феония, но сразу же закричала. — Что он вообще о себе возомнил?! Сказал доводить дела до конца?! Он нам с Делией смерти желает?!

Вскочив с места, Феония топнула ножкой.

— Ну я тебе еще покажу, бестолочь! — она огляделась по сторонам.

В окружении спальни Мейтона Феония чувствовала себя, как ни странно, чужой. Здесь было меньше книг, чем в комнате Делии, но больше, чем в покоях Феон. Покои брата выглядели просторными, но в то же время всеми забытыми. Казалось, будто Мейтон здесь вовсе и не живет.

Феония схватила со стола перо и нарисовала в тетради луну. После этого она перевела взгляд на стоявшую на столе статуэтку златоперого сычика и игриво ей улыбнулась.

— Тебе тоже кажется, что подходит? Как по мне, для ответа годится.

Посмеявшись с самой себя, Феония встала из-за стола и пружинистым шагом побрела на прогулку по спальне. Ей не хотелось идти на очередной урок пения, потому недолго думая она взяла с полки первую попавшую на глаза книжку и улеглась на чужую кровать. Интересно, Мейтон накажет сестру, если увидит посягательство ее детского тела на свою любимую койку, или он не заметит?

С любопытством приоткрыв книгу, Феония перелистнула страничку и скривила лицо, испытав прилив странных чувств.

«Эй, тебе же скоро пятнадцать, братец! Хоть бы постарался сделать вид, что тебя интересуют девчонки», — мысленно насмехалась она.

За ослепляющей алой обложкой скрывалась история фехтования.

Феония пролистнула еще пару страниц, а после закатила глаза и отбросила книгу в сторонку. По ее мнению, братцу уже давно пора почитать что-нибудь поинтереснее истории драк. Что вообще занимательного в насилии? Разве этому нужно учиться?

Приподнявшись с кровати, Феония по второму кругу отмерила шажками площадь мальчишеской спальни, снова подойдя к полке с книгами. Скука всегда вынуждала старшую из дочерей Таутена идти на оправданный риск, Феония обожала это сладкое ощущение сверхзапретности. Пальцы потянулись к огромному богословию, руки крепко ухватились за переплет и изо всех сил потянули его на себя.

Чуть не уронив книгу на пол, Феония умудрилась дотащить ее до стола и с глухим стуком уложить на столешницу.

— Сокращенное издание все ж поприятнее будет, — снова заговорила она с фигуркой птицы, когда садилась за стол.

Что же Феонию привлекло?

«Божественные летоисчисления» — первое священное писание, которое усваивали дети, как только выучивались писать. История богов и божественных артефактов, история сотворения мира и мирового порядка. В детстве каждый узнает все из этой книги, но в изложенном виде, но на двенадцатилетие родителям или другим членам семьи принято дарить ребенку полный текст основного писания, каждый ребенок после этого обязался оберегать эту книгу. Потерять ее — означало навек опорочить себя в глазах своих близких.

Феония внимательно осмотрела издание, подаренное Мейтону несколько лет назад. В детских глазах застыл невообразимый восторг. Феонии всегда нравилось любоваться аккуратными силуэтами зарисованных на страницах книги богов, нравилось засматриваться витиеватым шрифтом, золочеными буквами и расшитой алой лентой, служившей закладкой. Книга была произведением искусства; и хранить ее означало не только помнить обо всех богах Итевы, это также значило иметь на руках прямое подтверждение тому факту, что люди от природы одарены поистине великой мудростью и мастерством.

Пальчики перевернули пару страниц, перед глазами предстал разворот с изображением восемь символов Верховных богов.

— Тебе интересно, что это за артефакты такие? — спросила Феония у литой статуэтки златоперого сычика.

Не дождавшись ответа, она начала свой рассказ, подражая манере повествования Мейтона и своих престарелых учителей:

— На первом рисунке можно заметить гримуар мудрости Теммис. Книга, в которую по поверьям людей было возможно вписать только истину! Говорят, любой желающий мог написать в гримуаре свою мысль или оставить на страницах чертеж изобретения, и если написанное могло работать, то книга оставляла запись внутри себя. Ошибочные же вещи она стирала или изменяла, — Феония сделала вид, что поправляет очки. — Рядом с ней зарисована чаша жизни Арцеса. Капнув в чашу капельку крови, люди могли увидеть, здоровы ли их тела. Если после попадания крови жидкость чернела, то человек болен. Тогда в кубок с черной кровью следовало налить чистой родниковой воды и испить до конца. Тогда болезнь будет излечена.

Страницы зашелестели.

— Следом идет зеркало истины Пентеса. Если людям нужно было узнать, говорит ли другой человек правду, то они использовали этот причудливый артефакт. Спрашиваешь, как это работало? Все очень и очень просто! Если человек говорил правду, смотря на себя в разбитое зеркало, то его отражение несмотря на поломку зеркала оставалось правильным, а не кривым, но стоило человеку солгать, как его внешний вид становился чудовищно неприглядным, — Феония засмеялась. — Но не бойся, маленький сычик, зеркала больше нет, зато следующий артефакт отчасти дошел до наших времен.

Феония показала статуэтке рисунок:

— Это свечной алтарь судеб, он сотворен Ремеусом. Желая знать, чего ждать от своего будущего, человек мог зажигать свечи и наблюдать за искрами пламени. Свечи помогали принять решение и выбрать свой путь. Если свеча гасла, это означало, что дело не принесет успеха. Было несколько свечей: свеча любви, здоровья, богатства, принятия решения. Говорят, нити, служившие фитилем в свечах судеб, были сплетены самим Ремеусом из собственных нитей жизней, а кто-то говорит, что из волос… Жутко это, но не это главное. Главное, что после исчезновения этого алтаря люди по его подобию создали новый артефакт — алтарь благословений. Человек с помощью него может узнать, имеется ли у него сила одного из богов. В возрасте пятнадцати лет любой желающий может узнать о своей силе. Мейтон скоро пройдет этот ритуал, он зовется ритуалом причастности.

Феония перелистнула еще страничку и откашлялась.

— А здесь у нас терновая корона Десмеи. Корона заставляет человека, на которого она была когда-то надета, сдержать данную им клятву. Тот, кто не сдержит свое слово, будет наказан — вокруг его головы вырастит терновник, который невозможно будет снять, не сорвав свою кожу и волосы. Рядом изображен меч наказаний Миацена. Он наделял своего носителя силой, равноценной силе тех, кто верит в этого человека. Если человек терял доверие из-за своих необдуманных действий, то лишался всех сил, а если использовал меч во зло, то меч забирал жизнь грешника.

Говоря о таких страшных вещах, Феония ни секунды не морщилась.

— Дальше следуют весы достатка Ваонеса. Это был артефакт, на который можно было класть вещи разной стоимости или, как сказала бы матушка, номинала. Можно было положить огромное количество золота, а можно было возложить на них маленькую вещичку, листик бумаги, к примеру. Их ценность измерялась весами независимо от размера. Так можно было заключать договоры, которые даже не имели определенной цены. Ну и последний артефакт — горн всеуслышания Кериуса. Инструмент, позволяющие довести важные послания до жителей Ктериана! Говорят, песня горна разносилась в ушах тех, кому хотели что-то сказать. Песня одновременно могла звучать в головах всех или напротив — кого-то одного.

Закончив лекцию, Феония снова растянулась в улыбке.

Она любила читать о божественных артефактах, истории о них внушали сердцу трепетную надежду. Даже невзирая на то, что большая часть этих инструментов существовала только в легендах, многие люди пытались их воссоздать. Желание вершить великие вещи, присущее человеку с первых дней его жизни, вдохновляло Феонию, она могла часами беседовать об этом с сестрой.

— Жаль, конечно, что мы потеряли эти артефакты. Теперь они служат только как символы вознесенных богов, — девочка вздохнула. — Но это чудесно, что мы все еще помним о жертвах Осколков. Вот ты знал, что когда люди хотят доказать свою принадлежность к одному из Верховных и рассказать о своем благословении, то надевают на себя знаки с изображением артефакта этого бога? Эти символы называют энколпионами. Скажу еще раз по слогам, а ты запомни — эн-кол-пи-он, — Феония рассмеялась. — Отец на важные мероприятия всегда надевает энколпион в виде кулона с пятиконечной игольчатой короной — это официальный символ богини Десмеи. А мама почти всегда носит на груди золотую брошь в форме открытого гримуара Теммис. Ну конечно… Откуда тебе это знать, ты заперт в этой комнате, как и я.

— Заперта? И кто это тебя запер? — сквозь зубы прошипел Мейтон, стоя за спиной младшей сестры.

Феония на секунду застыла, но быстро поняв, что нужно бежать, повернулась к брату лицом.

— С возвращением, братец, а мы тут книжечку почитать взяли…

Она вскочила из-за стола и со всех ног побежала на выход.

— Только попадись мне еще на глаза! — закричал Мейтон.

Да, именно такими были отношения между детьми этой знатной семьи. Лучше бы им друг друга не видеть.