Казнь по кругу

36

Любил это заведение рядом с дыркой к станции метро «Китай-город» сыщик Сырцов. Любил за дешевизну, за спокойный коловорот истинно московских посетителей, за мимолетное пивное братство, за близость с незнакомыми москвичами, за отделенность от них. А еще он любил заведение за то, что оно было идеальным местом встречи с агентами. Окно-стена в уровень с косым тротуаром позволяло беспрепятственно и незаметно следить за передвижением народных масс в обе стороны, длинные столы-стояки были идеальным плацдармом для незасекаемого общения, быстротечность пребывания клиентов сразу же давала возможность определить не тем заинтересованного на раз, два, три.

Сырцов взял две кружки, блюдечко с солеными орехами и направился к окну, где на углу стола примостился Юрий Земцов. Непорядок: перед Земцовым стояла не только пивная кружка, но и ополовиненный стакан с прозрачной жидкостью. Водкой, надо полагать. Что и отметил Сырцов, не раздвигая особо губ и с поддельным интересом разглядывая титястую буфетчицу.

— Непорядок, Юрик. Со мной разговаривать надо трезвым.

Отвернувшись к окну, Земцов обиженно возразил:

— Сто пятьдесят для расслабки. Какой же я пьяный?

— В первый раз прощается, второй — запрещается, — все детские стишки на памяти у Сырцова. — Запомни навсегда. Еще что-нибудь?

— Вчера по команде приказ: выделить четверых на слежку.

— Тебя выделили?

— Из пушек по воробьям. Нет, конечно. Но дело не в том. — Земцов замолк, независимо определил в себя остатки сорокаградусной, запил осевшим уже жигулевским пивом и, вздохнув, зажевал бутерброд. Ждал, чтобы расспрашивали. Сырцов все понял и ублажил блюдущего чувство собственного достоинства паренька:

— Будь добр, не томи, Юра. Очень тебя прошу: излагай. В чем?

— В том, что сегодня приказ поспешно отменен.

— Чем объяснил это Тамаев?

— Сказал, что изменились обстоятельства.

— Небогато. Объект слежки назван не был?

— Никаких персоналий.

Ишь, какие слова знал бандитствующий трюкач! Или трюкачествующий бандит?

— Но ведь, инструктируя, Тамаев должен был в обязательном порядке охарактеризовать человека, которого вы собирались пасти. Особенности поведения, любимые привычки, манеру общаться, темперамент, наблюдательность, физическую подготовленность и, наконец, его умение определить — следят за ним или не следят. Ну так как?

— Возраст — пятьдесят с хвостом. Хитер, хладнокровен, замкнут. Несмотря на годы, чрезвычайно силен и вынослив. В любой момент может уйти от хвоста. Ну, а если обнаружит слежку, то виду не подает, что самое опасное, сам может превратиться для выяснения обстоятельств в тайного и неуловимого преследователя.

— Уже интересно, — похвалил Сырцов Юру. — Хорошо обученный дядечка.

— Профессионал, — уточнил Земцов.

— Откуда знаешь?

— Феликс так прямо и сказал.

— Интересно, интересно, — бубнил свое Сырцов. Все-то ему было интересно. — Способ передвижения объекта?

— Городской транспорт, такси, подходящий левак.

— ФИО Феликс называл?

— Сказал, что нам его знать незачем.

— Где должна была принять объект первая пара?

— Феликс собирался сегодня с утра самолично повести, а уж потом, по ходу дела, прицепить первых. Все.

— Ничего не забыл? — требовательно спросил Сырцов.

— Вроде все.

— Вроде, вроде, — ворчал Сырцов, — а не вроде?

— И не вроде все, — тихо разозлился Земцов. Сырцов подмигнул ему, залпом выпил первую кружку, подвинул к себе вторую и потребовал:

— Еще какие новости?

— Больше никаких конкретных заданий, но готовность номер один.

— Когда очередной сбор?

— Теперь каждый день собираемся.

— С чего бы это?

— Не знаю.

— Вот и узнай. И послезавтра здесь же.

Земцов в расстройстве осмотрел стол. Кружка и стакан — пусты. При Сырцове повторить не решился. Взмолился тоскливо:

— Когда же ты меня отпустишь, Георгий?

— По завершении операции. И отмазаться от уголовщины помогу.

— Но когда, когда?

— Сроки еще не определены, — мутно признался в зыбкости своего мероприятия Сырцов и вдруг спохватился: — Да, я тебе тут альбомчик принес. Посмотри картинки.

Достал из внутреннего кармана блейзера толстую книжку в размер бумажника и протянул Земцову. Много ли человеку надо? Да самый пустяк, забаву какую-нибудь. Юрик и думать забыл о тоске по угробленной своей жизни, он с трепетным детским восторгом рассматривал цветные фотографии, по-детски же приговаривая:

— Ну, сила! Ну, сила!

— Ногтем знакомых отмечай. Сослуживцев, соратников, так сказать, — черточкой, а знакомых вне команды — крестиком.

Земцов оторвался на миг от завлекательного зрелища и игриво спросил:

— А ноликом кого?

— Певца Федю из рок-группы «Ноль».

Земцов ответа не понял, подозрительно глянул на Сырцова и уже на полном серьезе принялся за работу — отмечать ногтем соответствующие фотки. Сделал дело — гуляй смело. Трюкач возвратил альбомчик с тупым словесным сопровождением:

— Вот. Так я пойду? — и взор его непроизвольно обратился к стойке. — Или вы пойдете, а я останусь?

Сырцов сминал его как танк, и поэтому от робости перед непредсказуемым сыщиком он иногда невольно переходил на почтительное «вы».

— Ладно уж, выпивай, — разрешил Сырцов. — А я пойду.

При расставании с собственным агентом можно и не прощаться. Никому не обидно: конспирация. Машины сейчас у него не было, правда, «восьмерку» умельцы уже отремонтировали, и Казарян должен был поставить ее куда надо, а пока медленным пехом. Да уже достаточно набегался, как кот за кусочком мяса на ниточке, за многочисленной мелюзгой. Дурная голова ногам покоя не дает. Нет, скорее так: энергичные ноги голове работать не дают. Пора и подумать. От чувственной фиксации к разумным обобщениям. Земцовское сегодняшнее сообщение крайне любопытно по двум направлениям. Первое: боевики стали заниматься слежкой, а ведь в любой солидной системе существует отчетливое разделение труда. И то, что в этой системе присутствует подразделение, занимающееся сыском, он испытал на собственной шкуре. Но у кого-то появилась надобность в самодеятельности. У кого-то, находящегося внутри системы, у кого-то, кто не может или не хочет пользоваться агентурной сетью. Второе: объект слежки. Даже судя по тому, что запомнил довольно-таки бестолковый Земцов, характеризовался он Тамаевым подробно, со знанием и по делу: такие базовые сведения со стороны не наберешь. Следовательно, Тамаев знаком с объектом? Или был информирован тем, кто знает всю подноготную объекта? Теперь собственно характеристика. Главное в ней определил сам Тамаев: профессионал. Откуда? Скорее всего из ментовки или ФСБ. Конкурент в смертельной схватке? Противник у этой системы сейчас один: люди Большого. Но его блатные пацаны сейчас более всего опасаются стационарно пребывать в каком-нибудь одном месте, они, заметая следы, в броуновом движении кочуют от хазы до хазы. А раз Тамаев так спокойно планировал, значит, знал, где объект постоянно обитает. Скорее всего и объект из системы, и, верно, всерьез засекречен. Известно, кого прикрывают наиболее тщательно: главу разведки, главу агентурной службы. Чрезвычайно занимательно получается: боевики ведут или собираются вести слежку за одним из руководителей системы. Внутренняя борьба? Взаимное недоверие? Раскол? Есть, есть над чем подумать.

Сырцов поднялся до Маросейки и уже шагал в сторону Покровских ворот. И не понял, как очутился здесь. Помотал башкой, отряхиваясь. Утверждая, спросил у симпатичной девушки, вышедшей из галантерейного магазина:

— Пусть лошадь думает, не правда ли? У нее голова большая.

Девушка энергично фыркнула не то от возмущения, не то смеясь. Не возмутилась, нет, потому что ответила:

— Но и у вас не маленькая!

В улыбке показала прелестные зубы и умчалась по своим делам. А Сырцов поплелся по своим. И доплелся.

«Восьмерка» стояла во дворе доходного дома на Чистых Прудах, единственного используемого по назначению: в нем жили москвичи. В соседних же обитали фирмы, банки, фонды и прочие крайне необходимые учреждения.

Сырцов влез в душный автомобиль, опустил солнцезащитный щиток, и ему на колени упал конверт. На листке тонкой бумаги был отпечатан плотный — через интервал — текст. В самом верху бумажки — нарисованные фломастером три жирных креста и отдельная строчка, подчеркнутая тем же фломастером: «Совершенно секретно! По прочтении немедленно использовать в сортире!» Нет, не мог Кузьминский без шуточек. Но все остальное изложил точно, коротко, ясно. Тут не литературная школа — школа Деда. Веселые новости за истекшие сутки и железные инструкции. Принять к сведению и исполнению.