Он устал. Устал думать, устал действовать, устал верить в свою победу.
После визита Смирнова Витольд Германович навсегда покинул свою гебистскую квартиру и поселился в запасной на Соколиной горе. В грустной от старости хрущевской пятиэтажке. Сюда он прибыл прямо от Светланы, приказно отрубившись от бойцов охраны. Никто не знал про эту его берлогу. С миром его связывал телефон, номер которого известен был только Светлане, Дмитрию Федоровичу и Юрию Егоровичу.
Он не спал в эту ночь. Не то чтобы не хотел, а не мог.
Он валялся в кровати, отрывочно думая обо всем и поэтому ни о чем не думая. Надо было бы напиться до выруба, чтобы в беспамятстве скоротать ночь, но, порождение суперменской конторы, он считал это слабостью. И по-спортсменски гордился собой, в течение ночи побеждая эту слабость. Но слабость в конце концов оказалась сильнее. В сером сиянии рассвета он на крошечной кухне открыл холодильник и водрузил на пластиковый стол бутылку водки.
— Смирнофф, — прочел он вслух этикетку, имея в виду однофамильца литровой бутылки.
— Смирнофф, — подчеркивая презрительное «ф», повторил он, наливая полный стакан.
— Смирнофф! — прокричал он, бодря себя после того, как принял этот стакан и закусил подвернувшимся бананом.
Последовавшая за первым стаканом половина второго вернула надежду. Надо уйти, только и всего. Уйти на время, законсервировав организацию в соответствии с давно уже разработанным планом на случай возможной неудачи.
Уйти и отдохнуть. Он подошел к окну и глянул с четвертого этажа поверх укороченных, без спиленных верхушек тополей на улицу московского захолустья. Город просыпался скучно и неторопливо. По серой улице прокатил серый грузовик, по серому тротуару прошагал серый человек.
Он никогда не был в Париже, но отчетливо, до галлюцинаций, увидел себя на Елисейских полях среди ярких, разноцветных веселых людей за пронзительно чистыми столиками уличного кафе. И пил он за столиком не уныло прозрачное традиционное российское пойло, а нечто жизнеутверждающее, восхитительно желтое, как солнце. Уйти и отдохнуть.
Он принял еще полстакана, и усталость, перманентная усталость отодвинулась от него. Уже захотелось действовать хотя бы для того, чтобы оказаться на Елисейских полях. У него имелись про запас три заграничных паспорта, по которым можно было покинуть любимую родину из Москвы, из Петербурга и через Литву из Вильнюса. Маловероятно, но все же и Москву и Питер могут перекрыть. Лучший путь — через приверженное к европейским ценностям прибалтийское государство. Сегодня в середине дня на автомобиле в общем могучем стаде выбраться из Москвы, к ночи быть в Минске, а к концу ночи — в Вильнюсе. А там на самолете — в любимую Европу, из которой рукой подать до Елисейских полей.
Витольд Германович глянул на часы. Семь без двадцати. Ишь как за оптимистическими мечтами пролетело время! Что ж, нерабочее время мечтаний закончилось, пришло время действия.
Он набрал номер дублера Алтухова — Феликса Ильича Тамаева. Сгоряча набрал служебный, в магазине, уже хотел было перезвонить, но не успел: на первом же гудке его бывший закадычный сослуживец и подчиненный снял трубку. Не ожидая ответа, заведенный приличной дозой водочки Витольд Германович назвался, не называясь:
— Это я, Феликс.
— Господи! — облегченно откликнулась трубка. — Я уже полтора часа ищу!
— И, слава Богу, найти никак не можешь, — самодовольно за Феликса продолжил Витольд Германович. — Значит, у меня все в порядке.
— Совсем не в порядке, — опроверг его Феликс. — Ночью взяли взрывника.
Уйти и отдохнуть. Скорее, скорее на Елисейские поля.
— Он не много знает, Феликс.
— Он знает все. И этого достаточно.
— Что ты предлагаешь?
— Вам надо уходить.
— Сильно обо мне заботишься?
— И о себе.
В принципе Феликс прав. Берут его, берут и Феликса с командой. Но то, с какой легкостью Феликс подставил своего номинального начальника Леву Корзина, должно было внушать некоторые опасения. Хотя что ему было делать? Он изначально его человек, Витольда Германовича Зверева. Но все-таки…
— Не слишком ли спешишь, Феликс?
— Совсем наоборот. Мы опаздываем.
— Есть план? — спросил Витольд Германович для того, чтобы, узнав план Тамаева, поступить по-своему.
— Несколько вариантов.
— Излагай по порядку.
— Сегодня, сейчас же, вы, как простой советский человек, электричкой отправляетесь в Тверь, и тверская команда прячет вас в никому недоступном тайнике на оршанских мхах.
— А дальше? — ехидно поинтересовался Витольд Германович.
— А дальше мы устраиваем вам фиктивную смерть.
— Не надо. Не надо мне смерти, ни фиктивной, ни настоящей.
— Следовательно, решили за бугор? Тогда азербайджанские друзья.
— Нет, Феликс.
— На вас не угодишь. Предлагайте сами.
— Не обижайся, — Витольд Германович хотел быть участливым начальником. — У меня к тебе только одна просьба: к середине дня, допустим, к часу, подготовь мне скоростной автомобиль с запасом бензина на тысячу верст.
— «Мерседес», «лендровер», «ягуар»? — быстро спросил Феликс. Вот ведь мерзавец, по характеру автомобиля хотел определить возможное направление предстоящего путешествия. Витольд Германович улыбнулся и ответил:
— Не надо шику, Феликс. Подойдет «девятка» с форсированным мотором.
— Наши гаражи у Ярославской железной дороги подойдут?
— Да.
— К часу дня «девятка» с форсированным мотором и запасом бензина будет вас ждать в восьмом боксе.
— Одна, — уточнил Витольд Германович. — Без какого-либо сопровождения.
— Понятно. Ключ от бокса — за задней стеной под драным пластиковым пакетом.
— Спасибо, Феликс, и до свидания.
— До свидания, — дисциплинированно не называя шефа по имени, попрощался Феликс.
Витольд Германович выпил еще полстакана и вернулся на мучительную кровать — спать, чтобы хорошо отдохнуть перед броском на Запад.
… Феликс, положив трубку, тотчас снял ее снова.
— Слушаю вас, — с партийно-правительственной неторопливостью отозвался баритональный тенор.
— Он только что позвонил мне, Юрий Егорович, — доложил Феликс.
… Юрий Егорович, положив трубку, обеими ладонями пригладил остатки волос вокруг того места, что именовалось плешью, вздохнул и снова поднял трубку. Набрал номер. Зудело, гудело. Наконец раздался интеллигентный женский голос:
— Алло? — с сугубо дамской вопросительной интонацией.
— Он позвонил, Светлана, — отчитался Юрий Егорович.