Когда нечто твердое и холодное даже через рубашку ткнулось ему под ребра в правый бок, а чья-то левая рука дружелюбно обняла его за плечи и задушевный голос обещающе предложил ему прямо в ухо:
— Давай, Сева, покатаемся в моей машине, — Всеволод Всеволодович Горелов понял, что сопротивляться неполезно. Во всяком случае, для здоровья. Он покорно пошел туда, куда его вели. Его усадили в немолодую «восьмерку», что стояла в тихом переулке за боксами. Он не видел того, кто вертел его как куклу, но узнал его по наглости. Находящийся во всероссийском розыске за попытку ограбления банка Георгий Сырцов с веселым нахальством взял его на пороге этого самого банка.
Сырцов усадил Горелова на сиденье рядом с водительским местом и предупреждающе поинтересовался:
— Надеюсь, рыпаться не будешь?
— Не буду, — искренне и обреченно ответил Всеволод Всеволодович.
Сырцов не спеша обошел радиатор и сел за баранку. Поехали.
В привычный уголок у Лужников привез Сырцов компьютерщика. Нравилось ему тут. Выключил мотор, спокойно откинулся, развернувшись в уголок, чтобы лучше видеть собеседника, и сообщил:
— Говорить будем.
— О чем? — спросил Горелов.
— О наших общих делах, Сева.
— Спрашивайте — отвечаем, — предложил правила игры Сева.
— А чего мне тебя спрашивать. Я и так все знаю. Я буду тебе советовать, друг мой, и ненавязчиво настаивать, чтобы ты последовал моим советам.
— Готов прислушаться, — охотно и насмешливо откликнулся Горелов.
— Вот и молодец, — похвалил его Сырцов. — Перво-наперво я бы посоветовал устроить мне встречу с твоим братом Никитой.
— Мой брат погиб, — нетвердо заявил Сева.
— Сева, ну что мы зря время теряем?! — взмолился Сырцов. — Дело надо делать, а не в жмурки играть. Так устроишь?
— Я не знаю, где он сейчас.
— Да и я не знаю, где он сейчас. Может, в Третьяковской галерее. А вообще-то он, как хорошо известно и тебе и мне, в банкирских дворцах поселился. Когда ты с ним встречаться будешь?
— Так я тебе и сказал.
— Извини, неправильно поставил вопрос. Да и договорились мы — без вопросов. Он мне очень нужен, Сева, и как можно скорее. Но я думаю, что я нужен вам даже больше, чем вы мне.
— Ха! — междометием выразил свои сомнения Горелов.
Сырцов помолчал недолго, изучая насмешливого клиента, изучил и спросил:
— Знаешь, как кончали твоего дружка Леву Корзина? — Ничего не сказал в ответ Сева, ни «да», ни «нет», и поэтому Сырцов решил сам ответить на свой вопрос. В подробностях. — Ему отрезали голову стальной удавкой. Он еще стоял на ногах, а голова катилась по земле…
— Зачем ты мне это рассказываешь? — перебивая, глухо спросил Горелов.
— Я не рассказываю, — поправил Сырцов и без жалости известил Севу: — Я рисую ближайшую перспективу для вас с брательником.
— Не пугай, — для порядка отбрехнулся Горелов.
— Ты что, дурачок с мороза? Малахольный, больной, неумный? Рано или поздно Витольд, зная твои связи с Левой и его московскими командами, обнаружит прямой выход на него самого по поводу всяческих подслушивающих и сигналящих штучек, обнаружит и твою осведомленность о всех преступных операциях и разумно решит избавиться от тебя. О твоем брате, разлюбезном уголовнике Цыпе, я уж и не говорю. Как только отпадет надобность в нем, как связнике, его тотчас кончат.
— Я, Сырцов, не знаю, согласится ли Никита…
— Ты-то согласился.
— Если с пистолетом под ребром, всякий согласится.
— А ты его чем-нибудь другим, Сева, но таким же убедительным.
— Что ты можешь нам гарантировать?
— Тебе — свободу и безопасность. Никите — малый срок, если он не в крови.
— Немного. Но не так уж и мало. Я попробую.
— Не пробуй, просто сделай, Сева!
— Легко говорить.
— И говорить нелегко. — Сырцов передвинулся из угла к баранке и спросил, глядя на коробку малого дворца спорта: — Он на надежном крючке у этой суки, да?
— И про Светлану, выходит, знаешь, — понял Горелов.
— Я же тебе сказал, что знаю все. У него это действительно серьезно или она просто его умелым передком держит?
— Это слишком серьезно, Сырцов.
— Тогда хуже. Но ты попытайся, попытайся.
— Я боюсь, Сырцов. Я боюсь довериться тебе. И не довериться боюсь. Я всего боюсь, Сырцов.
— Давай подумаем, как тебе перестать бояться.
— Ничего придумать нельзя. Мне суждено жить в страхе.
— Странный ты человек, Сева. Ему, видите ли, суждено жить в страхе! Ты что, собираешься жить вечно? Ты — вечный жид, Агасфер? Тебе суждено жить совсем немного, если ты не поможешь мне. И страх кончится вместе с тобой. А если поможешь, кончится всего лишь твой страх.
— Я поговорю с Никитой, — окончательно решил Горелов. — Как мне с тобой связаться?
— Когда ты с ним будешь говорить?
— Сегодня ночью.
— К утру будешь дома?
— Постараюсь.
— Я позвоню тебе ровно в девять.
Черный мотоциклист на скорости под сто вывернулся из-за ограды Лужников и, завалясь в глубоком вираже, отчаянно тормознул. «Сузуки» вскинулся задом, как строптивый, желающий сбросить всадника необузданный конь, но не сбросил и замер метрах в двадцати от мирной пожилой «восьмерки». Черный мотоциклист (черные джинсы, черная рокерская куртка, черный шлем, закрывавший лицо), не давая упасть мотоциклу, циркулем встал обеими ногами на землю и приподнялся в седле.
— Ложись! — заорал Сырцов и, не веря в силу слов, за шиворот кинул Всеволода в щель между сиденьем и приборной доской. А сам, падая затылком, спиной вывалился на асфальт под веселый стрекот автомата «узи».
Длинная очередь крушила стекла вечной страдалицы-«восьмерки». Сырцов перекатился к задним колесам, вырвал «вальтер» из сбруи и, прижавшись щекой к горячему шершавому асфальту, глянул туда, где должен был находиться мотоциклист. Он еще был там, но уже бил кованым башмаком по газам. И автомата уже не было видно: сунул под кожаную куртку. Ничего не скажешь, умелец.
Сырцов подавил в себе томительное желание залепить в удалявшуюся черную спину пару пулек из «вальтера»: вероятность попадания была невелика, да и вряд ли следовало обнаруживать свою готовность к продолжению веселых смертельных игр. Пусть пока черный человек остается в неведении.
Всеволод Всеволодович, присыпанный стеклянной крошкой, продолжал лежать на полу и не проявлял особой охоты вставать.
— Быстро мотаем отсюда! — крикнул ему Сырцов. Закатив глаза под лоб, чтобы увидеть его, Всеволод Всеволодович, по-прежнему лежа, пролепетал, как испуганное дитя:
— Кто это? Как это?
Опять же за шиворот Сырцов вытащил его на волю. Подтягивался опасный, но любопытный народец: бомж, две испуганных до оргазма девицы, гражданин кавказской национальности.
С бриллиантовым блеском и сладким звоном посыпались осколки. Горелов-старший по-собачьи отряхнулся.
— Быстро! Быстро! — торопил Сырцов и действительно быстро зашагал к углу лужниковской ограды и, на ходу и не оборачиваясь, приказал: — Отряхни меня!
Народец восторженно взирал на них до тех пор, пока они не скрылись за углом. Всеволод послушно бил ладонями по сырцовскому пиджаку. Уже за углом взмолился:
— Я не могу на бегу! — потому что Сырцов бежал. И бежал, не отзываясь, до спасительной калитки под метромостом. Бежал и по лужниковским аллеям — туда, к всепоглощающей ярмарочной толпе. Смешавшись наконец с покупавшими и торговавшими, перешел на шаг.
— А почему мы бежим? Ведь он уехал? — задыхаясь от непривычной нагрузки, робко поинтересовался Всеволод. Сырцов остановился, обернулся, подмигнул:
— Потому что другие должны приехать.
— Какие еще другие?
— Те, с которыми я встречаться не хочу, — объяснил Сырцов и облегченно осмотрелся. Их толкали, и это было приятно. Они никого не интересовали, они здесь никому не нужны. Сырцов спросил: — Выпить хочешь, пластун?
— Выпил бы, — признался Всеволод.
В киоске Сырцов приобрел две жестяных трехсоттридцатиграммовых банки с водкой «Петров», две банки тоника и пару гамбургеров. Устроились за высоким столиком. Хотя и неудобно тянуть водяру из минимальной дырки, но тем не менее сразу же споловинили. Уже без напряга запили тоником. Гамбургеров не хотелось.
— Вот так и убивают? — спросил Всеволод.
— Так как раз и не убивают. Мы же с тобой живые и водку пьем.
— Почему он не подошел и не прикончил нас?
— Потому что он знает меня. И понимал, что, если я хоть чуть-чуть живой, он в одночасье может стать мертвым.
Всеволод откусил от гамбургера и немного пожевал. Ждал воздействия крупной дозы. Дождался — стало тепло, уютно, комфортно в этой жизни — и сработал в полную сознанку:
— Никогда не думал, что могу так испугаться.
— То ли еще будет, — открыл перед ним радужные перспективы Сырцов.
— Да сказал же я, сказал, что обязательно поговорю с ним! — прокричал Всеволод.
— Не поговорю, а уговорю, — железным голосом поправил Сырцов.