Коридоры эти были ему знакомы, а люди, встречавшиеся в этих коридорах, — нет. Казарян вернулся словно в прошлое, населенное настоящим и будущим. Он не сразу поднялся в святая святых — приемную Самого, куда его настойчиво позвали. Он гулял по этажам, вспоминая, как был молодым.
Пора и честь знать: опаздывал ровно на задуманные пятнадцать минут.
Порученец — молодой, интеллигентный или интеллигентно выглядевший оттого, что в хороших очках — встретил его малоодобрительно. Поздоровавшись как положено, заметил с наигранной индифферентностью:
— Не знаю уж как и быть. К сожалению, вы опоздали на двадцать минут.
— Тогда я пойду?! — страшно обрадовался Казарян.
Урока пожилому нахалу не получилось. Порученец замер в легко обнаруживаемом недоумении. Сказать, чтобы ждал, — имеет полное право обидеться и действительно уйти. Разрешить тотчас навестить начальство — признать никчемность своего замечания, потерять лицо и, если по-простому, кругом обосраться.
Спас порученца отец-командир. Открылась дверь шкафа-предбанника, и седой генерал задушевно поприветствовал сивого, с малой, но заметной плешью посетителя:
— Рад, рад видеть тебя, Роман Суренович!
— А я уж как рад, и словами не передать! — излишне горячо откликнулся Казарян. Сам подозрительно посмотрел на него, вздохнул и буднично предложил:
— Заходи.
— Гостем буду? — тотчас поинтересовался Казарян.
Уселись за заседательский стол, напротив друг друга.
Поулыбались неопределенно. Генерал начал как положено:
— Как драгоценное здоровье нашего народного артиста? Кстати, ты нашу поздравительную телеграмму получил?
— Телеграмму получил, здоровье — замечательное, — отрапортовал Казарян и сей же момент взял быка за рога: — На кой хрен я тебе понадобился, Валерий?
— Хочу тебе парочку вопросов задать, Суреныч.
— Мог бы и по телефону.
— Не мог.
— Ну, не мог, значит, не мог, — простил генерала Казарян, поморгал, демонстрируя мыслительный процесс и поделился результатом процесса: — Тебя, надо полагать, Валерием в честь Чкалова нарекли. Так, значит, в будущем году тебе шестьдесят. Пересиживаешь, голубок, пересиживаешь. Пора и молодым бровку уступать.
— Это вашему дружку Леньке Махову, что ли? — обиженно посопев, понял генерал.
— А что, разве плох? Умный, красивый, лихой. И без видимого пуза, — Казарян осуждающе посмотрел на форменный генеральский галстук, лежащий на рубашечном взгорье.
Сам допер, что коварный армянин заводил его нарочно. В связи с чем показал прекрасные искусственные зубы, очаровательно улыбаясь, и, дав время Казаряну налюбоваться своей приветливой обходительностью, служебно посерьезнел:
— К делам, к делам, Роман Суренович.
— К вашим, к вашим услугам, Валерий Дмитриевич.
Не принял во внимание наглую пародийность в удвоении слов деловой и энергичный руководитель столичного масштаба. Только слегка нахмурил брови. Не от обиды, нет, от серьезности предстоящего разговора.
— Вчера случилась беда с вашим автомобилем…
— Это не беда. Беда может случиться только со мной.
— Ну, не беда, — поспешно согласился генерал, — пусть неприятность. И, насколько мне известно, во второй раз за одну неделю. В первый раз неизвестный преступник произвел пять выстрелов, как вы утверждаете, в вашего сына, находившегося в автомобиле…
— Это не я утверждаю, это он утверждает, мой сын Армен, — поправил генерала Казарян. — Меня там не было.
— А может быть, и вашего сына Армена там не было?
— Я на допросе? — задал встречный вопрос Казарян.
— Зачем же так, Роман Суренович!
— Ты со мной на «вы» перешел. Следовательно, пишешь разговор.
Опять сбивал, черт паршивый. Генерал, подперев щеку ладошкой, тускло посмотрел на собеседника — не на допрашиваемого. Принес извинения:
— Будь добр, прости. Давно с тобой не общались. С отвычки.
— Общайся дальше, — разрешил Казарян.
Сбил все-таки. Опять со старта разгоняться приходилось.
— И вот случай у Лужников. И опять выстрелы в вашу… — Поправился: — В твою машину. Злой рок какой-то. Или закономерность?
— Закономерность всего одна: много бандитов на Москве. Плохо работаете, милиционеры!
— Кто был за рулем твоего автомобиля?
— Не знаю.
— Что думаешь по этому поводу?
— Угнана для единовременного использования в преступных целях.
— Кто же тогда стрелял?
— Конкуренты, Валера, конкуренты!
— Так считаешь?
— Как же еще?
— И так же думаешь?
— Безусловно.
— Хочешь знать, что я думаю по этому поводу? — Сам старательно интонацией подчеркнул местоимение «я».
— Крайне любопытно было бы узнать.
— В обоих случаях за рулем твоей машины был находящийся во всероссийском розыске Георгий Петрович Сырцов.
Бесшумно впорхнул в кабинет интеллигентный порученец. Склонился над розовым генеральским ухом, быстро-быстро зашептал. Казарян, откинувшись на спинку стула, рассматривал люстру.
— Извини, — обратился к нему генерал, — я выйду на минутку.
— Лучше будет, если ты меня извинишь, — гаденько улыбаясь, Казарян выбрался из-за стола. — Это я выйду. Насовсем.
— Хотелось бы договорить… — сказал, чтобы что-то сказать, генерал.
— Зачем ты меня вызывал, Валера? — задал риторический вопрос Казарян.
— Вот теперь и я думаю: зачем? — честно признался генерал Валера.
Казарян энергично потряс генеральскую руку и направился к выходу.
В приемной, лихорадочно прогуливаясь, маялся майор Демидов. Вежливо кивнули друг другу — шапочно были знакомы — и разошлись. Казарян — по своим неотложным кинематографическим делам, а Демидов — в кабинет к начальству.
— Есть, товарищ генерал! — едва прикрыв за собой дверь, шепотом прокричал Демидов. — Он на крючке!
— Сырцов? — боясь ошибиться, тихо спросил Сам.
— А кто же еще! — Демидова била охотничья дрожь. — Что будем делать?
— Кто его сейчас пасет? — потребовал ответа генерал.
— Игорь Нефедов.
— Один? — удивился Сам.
— Вы же сами запретили частым гребнем, — обиженно напомнил Демидов.
— Запретил-то запретил, но больно зверь матерый. И слежку в любой момент просечь может и оторваться вмиг…
— Не оторвется, Валерий Дмитриевич! — в эйфории удачи Демидов позволил себе назвать генерала по имени-отчеству.
— Значит, Нефедов его зацепил?
— Так точно!
— Ой, молодец, ой, поощрю! — пообещал, ликуя, генерал, но взял себя в руки и деловито поинтересовался подробностями: — Когда, где, как?
— Нефедов сегодня с раннего утра Сокольники отрабатывал, в основном подходы от Ярославской железной дороги. И вдруг ниоткуда — Сырцов.
— Как это — ниоткуда?
— Ну, во всяком случае, не от железной дороги.
Генерал просчитывал быстро:
— Ты прав, Володя. У него там берлога. В каком-нибудь нежилом здании.
— Вот я и говорю! — порадовался догадливости начальства Демидов. — Прочесать весьма ограниченный участок — дело техники. Поэтому я и приказал Нефедову вести нашего друга на длинном поводке. От греха. Но я жду ваших распоряжений, товарищ генерал. Что делать будем? Вязать?
— Вязать! — передразнил генерал весьма похоже. — Повяжем, и шум на все министерство. По-настоящему поработать над концами не придется: воленс-ноленс мы будем Сырцова отмывать, а не делом заниматься. Так что, Володя, чем меньше шума, тем лучше. Надеюсь, ты обнаружение преступника, находящегося во всероссийском розыске, в официальных бумагах не зафиксировал?
— Обижаете, товарищ генерал.
— А чего это мы стоим? — вдруг удивился Сам. Они действительно стояли посреди казенного ковра и глядели друг на друга. — Сядем, обстоятельно все обговорим, чаю попьем и, помолясь, приступим, наконец, к главному. — Говоря это, Валерий Дмитриевич прошел к своему рабочему месту, потрогал какую-то штучку и сказал столу, слегка клонясь: — Сергуня, чайку нам.
Интеллигент Сергуня объявился с подносом ровно через две минуты. Секрет такой оперативности был прост: для начальника, московского водохлеба, всегда кипел электрический самовар. Сергуня поставил поднос с двумя (один — большой с кипятком, другой — маленький с заваркой) чайниками на стол для заседаний и быстро глянул на Демидова: крайне редко кто-либо из подчиненных удостаивался столь высокой чести — чаепития с генералом в служебном кабинете.
Генерал с хлюпом дважды отхлебнул из чашки, поставил ее на блюдце и задумался. Демидов повторил действия начальства в точности и, поняв, что надо приступать к главному, попросил совета:
— Как действовать, товарищ генерал?
— Действовать будете вдвоем, только вдвоем. Ты и Нефедов.
— Каким образом?
— Я же тебе сто раз твердил: Сырцов мне нужен для беседы. Брать его опасно и не следует. Разговорить его сможешь?
— Попытаюсь.
— Не пытайся, а разговори! Только где-нибудь в безлюдном месте, чтобы от вашего разговора никто не пострадал.
— Вы думаете, он палить начнет?
— Не думаю, но черт его знает, может, одичал от гона, нервишки-то на пределе. Так что и вы с Нефедовым остерегайтесь.
— Если уговорим, его доставить сюда?
— Так он с вами и пошел! Соглашайтесь на все его условия, только бы мое с ним свидание состоялось. Где угодно и когда ему угодно.
Демидов поспешно допил поостывший чай и встал.
— Разрешите приступить, товарищ генерал?
— Приступай. Я на тебя надеюсь, Володя.
В его временной приемной Нефедов кокетничал с Катериной, которая, увидев временное же свое начальство, сообщила новости о постоянном:
— Леонид только что звонил. Через два часа вылетает из Нью-Йорка.
Не до Леонида было. Демидов бешеными глазами посмотрел на Нефедова и тихим страшным голосом распорядился:
— А ну зайдем!
— Зайдем так зайдем! — весело согласился Нефедов.
Демидов вошел в кабинет, пропустил вперед Нефедова, прикрыл дверь и тут же прихватил жизнерадостного подчиненного за грудки:
— Ты его упустил, да?!
— Рубашку разорвешь, — сказал Нефедов и оторвал от себя демидовские руки. — И остынь, будь добр.
— Где он?
— По своим делам по Москве мотается.
— А ты?
— А я к тебе. Доложить. Я, Вова, его лежбище обнаружил. Так что хвостом за ним ходить не имеет смысла. Не дай Бог, слежку обнаружит и уж тогда наверняка с концами уйдет. А брать его следует лучше всего прямо в берлоге.
— Ты — молоток! — похвалил Демидов. — Но брать его мы не будем ни в коем случае. Сам решил с ним разговоры на воле разговаривать. А наша с тобой задача — склонить к этому самому разговору Жорку Сырцова.
— Ничего себе задача! А если он нас с тобой постреляет?
— Не постреляет!
Задумчивый Нефедов почесал нос и предложил:
— Тогда нам с тобой пора у его берлоги залечь.