Казнь по кругу

37

Хорошо Севке говорить: жди! А как ждать, если весь в чесотке от нетерпения? Не умел Лева ждать, совсем не умел.

Холуи и охранники почтительно здоровались с ним, когда он решительно, размашистыми шагами следовал от входа в банк до дверей своего кабинета. В предбаннике рассеянно, как и положено по макушку занятому крупному бизнесмену, глянул на трепетно поднявшуюся из-за компьютера жопастенькую, титястенькую, интеллигентную свою секретаршу Инночку, задумался на мгновение (а не трахнуть ли ее в кабинете в порядке отвлечения от забот?), решил, что не стоит, спросил строго:

— Есть что-нибудь срочное?

— Ничего, Лев Семенович.

Он и знал, что ничего нет. Чисто финансовые дела его не касались, он отвечал за связи, контакты, взаимоотношения с крупными клиентами и конкурентами, и расписание занятий, не затрагиваемое суетностью повседневщины, было известно давным-давно. За четкость ответа и готовность услужить поблагодарил: ласково похлопал Инночку по упругой щечке. Она как бы в головокружительном беспамятстве потянулась к нему, призывно приоткрыв пухлый рот. Все-таки оказалось нечто срочное.

Сдвинув мини-юбку к талии, она стояла, склонившись и опершись о край заседательского стола, а он действовал с тыла, жадно вцепившись обеими руками в налитые титьки. Он шумно дышал и все убыстрялся… В момент обоюдного оргазма она под напором супертемпераментного партнера слишком резко и далеко двинулась вперед, сбив лбом со стола бюрократический графин с водой. Вдобавок, как гром небесный, грянул звонок прямого телефона. Скомкали заслуженное удовольствие.

Инночка ловко прибралась в кабинете, а он расслабился, сидя за своим письменным столом — чудом оргтехники. Расслабился и вспомнил семью, томившуюся в домике на морском курорте неподалеку от Барселоны. Представил синее море, желтый песок, веселое солнышко. И он у моря, на песке, под солнышком. Валяться, лениться, ни о чем не думать.

…А рядом опостылевшая Софа, наглые дети, пустота и уныние полной бездеятельности…

Он нажал на кнопку и сказал по селектору:

— Инночка, вызови Алтухова.

— Соединить? — уточнила Инночка.

— Нет. Пусть зайдет.

Через минуту Роберт Васильевич Алтухов стоял в дверях.

— Вызывали, Лев Семенович?

Убивец, натуральный убивец, а посмотришь со стороны — вполне приличный господин. Высокооплачиваемый служащий. Разумное, слегка одутловатое личико, малозаметное чиновничье брюшко под дорогим и ладным официальным костюмом, взгляд, ожидающий распоряжений начальства.

— Просил зайти. Садись, Боб, — сказал Лев Семенович и объяснил свою излишнюю, может быть, фамильярность: — Я там, за бугром, привык всех Робертов Бобами называть. Сойдет? Не обидишься?

— Сойдет. Не обижусь, — успокоил начальника Алтухов, устраиваясь в углу меж двух столов. — Я к вашим услугам, Лев Семенович.

Лева, не глядя, открыл ящик стола, извлек оттуда упитанный конверт и небрежно кинул на зеленое сукно заседательского стола. Поближе к Алтухову.

— Пользуйся.

Роберт Васильевич, отныне именуемый Бобом, взял конверт, раскрыл его, увидел пачку стодолларовых купюр. Спросил без радости:

— За что?

— Еще один аванс, Боб.

— Аванс за что? — упрямо пер Алтухов.

— Там посмотрим.

— Так дело не пойдет, Лев Семенович, — Алтухов жестко поднялся. — Вы покупаете, я продаю. Себя ли, свои дела в будущем — неважно. Важно то, что я — продавец, а вы — покупатель, и, несмотря ни на что, наши отношения чисто деловые. И поэтому не надо благодетельствовать.

Удивился Лев Семенович, искренне и глубоко удивился.

— Вот уж не ждал, не гадал. Ей-богу, не хотел тебя обижать.

— Хотели как лучше, а получилось как всегда, — к месту вспомнил великую фразу премьер-министра Алтухов и дружески улыбнулся Леве. — Добились взаимопонимания, сняли противоречия, с удовлетворением отметили и принялись за конкретные дела. Да?

Не хотел терять лицо Лева, не хотел вот так, сразу подчиниться упрямому напору купленного им же с потрохами человечка. Лева цыкнул зубом, изображая простолюдина, сморщился как от изжоги и лениво сказал:

— Все дела, дела. Дела потом, Боб. Ты лучше расскажи, что у тебя там с домом. Купчую оформил?

Роберт Васильевич официально доложил:

— Оформление документации на покупку завершилось вчера. С сегодняшнего дня я вступаю во владение этой недвижимостью.

— Недвижимость! — передразнил его Лева. — Дом, коттедж, замок! Мой дом — моя крепость! А ты — недвижимость. Когда на новоселье позовешь?

— Скоро, — Алтухов дежурно просиял. — Кое-какую мебелишку завезу и тотчас приглашу.

— Ох, и погуляем! — закатив глаза, помечтал Лева. Без эмоций проследив за рядом чудесных изменений милого лица, Алтухов сухо напомнил:

— Я жду ваших распоряжений, Лев Семенович.

— Ты деньги бери, бери деньги-то!

— Возьму, когда буду знать за что.

— Ох, и зануда ты, — устало констатировал Лева. — Ну, раз так хочешь — пожалуйста. Необходимо, чтобы ты свел меня с командирами всех ваших региональных подразделений.

— Немедленно собрать всероссийское совещание? — с солдафонской готовностью внес предложение Алтухов. На грани с неуловимой издевкой.

— Я полагаю, что ты шутишь, — тяжело сказал Лева. — И считаю, что так со мной шутить не стоит. Ты понял меня, Боб?

— Хотел, чтобы поскорее…

— Ты кончай передо мной ваньку ломать! Я знаю, что ты хотел. Так вот: никаких волевых действий. Ты будешь представлять мне командиров по одному, по мере их прибытия в Москву по своим делам. Они ведь часто бывают в Москве?

— Довольно часто. Перед их встречей с вами я как-то должен предварять возможные переговоры?

— Лучше не надо. Просто будешь говорить каждому из них, что с ними желает познакомиться один из руководителей банка. — Лева хмуро прищурился, созерцая белый конверт на зеленом сукне. — Теперь деньги возьмешь?

— Теперь — да, — согласился Алтухов и притянул к себе конверт. — Здесь сколько, Лев Семенович?

— Тридцать тысяч.

— Щедро, щедро.

— На мебель, Боб.

Роберт Васильевич встал. Легким кивком обозначил прощальный поклон и сделал сугубо рабочее заявление:

— Завтра у вас первая встреча, Лев Семенович. Сегодня вечером прибывает командир челябинцев.

Не понравился сегодня Леве господин Алтухов. Если уж решил продаться, то продавайся тихо и покорно. А он ежеминутно взбрыкивал. Но а если какой другой в такой ситуации восторженно хвостом бьет, это хорошо? Ни до чего не додумавшись, Лева вздохнул и глянул на часы. На свои, ручные. Никак не мог привыкнуть к тому, что следует для солидности определять время по старинным напольным английским часам орехового дерева с замысловатым циферблатом и бронзовыми гирями. В порядке исключения сверил ручные с напольными. И те, и другие показывали без семи шесть. Конец законного рабочего дня. Пора и честь знать, а то заработаешься. Он вызвал Инну. Тут как тут. Вся — внимание.

— Слушаю вас, Лев Семенович.

— Что будем делать вечером, киска? Куда поедем?

Зарделась, зарделась застенчивая девушка.

— Куда вы хотите, Лев Семенович.

— В детектив-клуб, а? Там сегодня тусовка по первому разряду.

— С удовольствием. Но мне надо переодеться.

— У матросов нет вопросов! — прокричал Лева. — Времени — вагон и маленькая тележка. Поехали!

Поехали. Водитель и охранник впереди, а он с Инночкой — сзади.

Соблюдая столь необходимый барский покой, обширный «мерседес» плавно катил по московским улицам.

Инна коротко посмотрела вперед на торчавшие за стеклом затылки, положила голову на Левино плечо, закрыла глаза и с тихим восторгом поведала:

— Вы сами не знаете, какой вы замечательный, Лев Семенович!

— Чего, чего, а это я знаю! — изволил пошутить Лев Семенович и сладостно содрогнулся. По-хозяйски тихонько расстегнув его пиджак, рубашку и брюки, она тайно, медленно и умело трогала его губами и руками за всевозможные места. Лева кряхтел и тихонько подвывал.

Вот ведь чертовка! Довела его до точки кипения как раз в тот момент, когда «мерседес» остановился у ее дома. Она распахнула дверцу и шаловливой девочкой выскочила на тротуар. Придерживая дверцу, склонилась и, страстно разглядывая замечательного Льва Семеновича, предложила:

— Не зайдете, Лев Семенович? Пока я собираюсь, вы чашечку кофе выпьете.

— Не зайду. Ты тогда час копаться будешь, а то и два. Здесь подожду, — сурово сказал Лева, нервно застегивая свои одежды.

— Я буду стараться, — кокетливо пообещала Инночка и забежала в подъезд, слава Богу. Поднимешься, и обязательный пистон. Ночью нечем выстрелить будет. С трудом избежавши соблазна, Лева облегченно и одновременно жалеючи вздохнул и стал рассматривать дом, где жила Инночка. Рассматривал с удовольствием: квартиру Инночке в этом доме он купил самолично.

Она почти уложилась в час. Двадцать минут сюда, двадцать минут туда — какое это имеет значение? Час и двадцать минут туда же — и вот она, Инночка. С удовлетворением разглядывая ее наряд, он для порядка поворчал неубедительно. Она шелковой ладошкой прикрыла ему рот, чтобы он эту ладошку поцеловал. Он и поцеловал.

Рано было. Заплатив щедро сверху за вход, Лева торжественно ввел Инночку в полупустой, даже скорее в почти пустой зал. Охранник Женя настойчиво следовал за ними. Устроились за столиком у темной еще эстрады. Почему-то обидно стало. Никто не встречает, никто не приветствует, никто не радуется приходу такого милого, такого обаятельного и широкого бизнесмена, который платит за все и за всех. Пообижался Лева и успокоился. Хоть раз за много-много вечеров можно поужинать с чувством. Отвлекал только охранник Женя, раздражая тем, что старался есть бесшумно. В общем, поужинали по-человечески.

Вместе с официантом, принесшим кофе по-турецки, пришел и бородатый поц средних лет с гитарой. Поц забрался на эстраду и в свете включенной рампы оказался знаменитым бардом. Бард подсоединил гитару, потрогал струны, проверил микрофон и тихо запел. Он пел о листе бумаги под дождем, по которой звонко стучат капли непогоды. Он пел о себе и, очень стараясь, для себя.

Не получалось, потому что его слушал Лева. Лева ловил кайф: человек, который обличал Софью Власьевну, теперь ублажал его, Льва Семеновича Корзина, доброго и великодушного хозяина жизни.

— Браво! — солидно и поощрительно воскликнул Лева, тепло глядя на вставшего и покорно кланявшегося барда.

Потом выскочил на сцену педерастический балет. Вроде все как надо: один небритый мужичок с подведенными глазами и две тощих девицы в оскаленных улыбках. Но все равно педерастический. Не любил всего этого Лева, но надо было смотреть. Ныне пидарасы в моде.

Кто-то сверху сказал кому-то:

— Только не дергайся, пацаненок.

Лева поднял глаза. Здоровенный роскошный мэн как бы прикрыл сзади спину охранника Жени. Левой полой фирменного блейзера горчичного цвета. Но Женя все-таки дернулся. Скорее от испуга, чем от строптивости. Мэн через полу ткнул Женю в шею чем-то увесистым и все объяснил:

— Еще раз вздрогнешь, застрелю как собаку. Мне, сявка, терять нечего, я во всероссийском розыске.

Сказав это, мэн, с неподдельным любопытством глядя на извивавшегося пидара, засунул свою правую руку за пазуху Жене, малозаметно извлек привлекательную профессиональную «беретту» и переложил ее себе в карман. Лева, моргая, смотрел на мэна, и диафрагма у него внутри ощутимо опускалась, вызывая опасную слабость в желудке. Он уже знал, что это и не мэн вовсе, а никак не ловящийся Сырцов, но для того, чтобы самому заговорить, все же спросил:

— Кто вы такой? — тихо, негрубым голосом.

— Я-то? — Сырцов задумчиво погладил Женю по головке. — Я-то Сырцов Георгий Петрович. Уже надо было догадаться, дорогой Лев Семенович.

— Что вам надо? — задал очередной дежурный вопрос Лева.

— Разрешите присесть за ваш столик? — формально спросил Сырцов, отодвигая стул. Не услышав ни «да», ни «нет», тотчас уселся и наконец увидел роскошные декольтированные Инночкины плечи во всей красе. Не отрывая восхищенных глаз от этой изумительной части ее тела, он кивком указал на сцену и сладко поинтересовался ее мнением: — Оригинальный номер, не правда ли?

— Правда, — еле слышно пролепетала Инночка, тоже не глядя на сцену.

— Оригинальный номер — ваш, — нашел-таки в себе силы держаться с достоинством известный банкир. — Но я не понимаю его смысла.

Почувствовав некоторую уверенность босса, охранник Женя, стараясь показать ему, что хотя он и обосрался самую малость, но служит, верно служит, осторожно повел головой в поисках подмоги.

— Сказано же тебе, гаденыш, не шевелись! — никого не стесняясь, гаркнул раздраженный Сырцов, держа правую руку с реквизированной «береттой» под столом. — А то придется мне твоему хозяину яйца отстрелить. Чем крайне огорчу заботливую секретаршу. Не так ли, Инночка?

Нечего было ответить Инночке. Женин же фонтан был заткнут надолго. Как говорится, тишина за Рогожской заставой, которую прервал через трагическую паузу душевным голосом Лев Семенович:

— Зачем вы здесь?

— Полюбоваться Инночкой и тебя до поноса напугать, хорек вонючий, — просто и доходчиво объяснил цель своего присутствия здесь Сырцов.

— Как вы можете! — воскликнула Инночка и заплакала.

— Я сейчас уйду, — успокоил ее Сырцов и Жене: — У тебя запасные обоймы есть, доблестный телохранитель? Больно мне твой пугач понравился.

Женя в вопросительном испуге обратил свой фейс к Льву Семеновичу, который без размышления жалко приказал:

— Отдай, отдай ему все!

На эстраду выходили цыгане обоего пола. Штук семь-восемь. Атаман с надеждой глянул на Леву: а не грянуть ли сразу величальную «К нам приехал, к нам приехал Лев Семеныч дорогой!» за хорошие бабки, но, увидев некоторую озабоченность на лице перспективного клиента, решил пока погодить. Для затравки понеслись обязательные «Очи черные». Под страстное пение Женя выложил из карманов две запасные обоймы и пачку патронов.

— От роты отстреливаться собирался? — несказанно удивился Сырцов и рассовал боеприпасы по своим карманам.

— Все? — робко спросил Лева.

Пугать так пугать. Сидеть необъяснимо долго, глядеть поверх их голов, вгонять в неизвестность непредсказуемыми поворотами разговора…

Томно прикрыв глаза и музыкально покачивая головой, Сырцов шепотом подпевал цыганам. По окончании песни обратился к даме:

— Вам нравятся песни таборных цыган, Инночка?

— Нравятся, — покорно прошелестела в ответ Инна.

— К сожалению, эти — не таборные, эти — ресторанные. Но все равно послушаем, да?

— Да, — согласилась она. Содержательный разговор был прерван новой песней. Да и не песней даже, а неким синтетическим номером: цыгане и пели, и били в бубны, и плясали, и цыганки непрерывно трясли плечами. Сырцов перевел взгляд с цыганских плеч на Инночкины и почувствовал разницу. Прокричал, пробиваясь сквозь цыганский гам:

— А вы так умеете, Инночка?

— Нет.

— Жаль. С вашими бы плечами… Впечатляющая была бы картина.

Цыгане завершили вступительную часть и пошли бродить меж столиков. Лев Семенович взглядом отверг атамана и, собравши последние силы, осудил некультурное поведение Сырцова:

— Вы можете сделать с нами все, что угодно. Но издеваться над женщиной, это вне всяких человеческих норм!

— Это ты, гад ползучий, говоришь мне о человечности? — не сдержался все-таки Сырцов. Слишком много личного накопилось. Опомнился тотчас и продолжил, уже застыло лыбясь: — Если я обидел вас, Инночка, приношу глубокие извинения. А вам, господин Ицыкович, посоветую запомнить: если что, то я, Георгий Петрович Сырцов, всегда рядом. — Он встал и заботливо осмотрел всех троих. — Вопросы имеются?

Не было вопросов у Инночки и Жени. Вопросов не было и у Льва. Одни ответы. Ицыкович, десять лет как покойный Ицыкович, добил его. Если Сырцову известно, что он перебрался за бугор под этой звонкой фамилией и под ней даже несколько раз навещал покинутую Родину, то это в любой момент может стать достоянием правоохранительных органов. И уже не легкая возбуждающая опасность межведомственных разборок, осуществляемых и не им вовсе, а реальная и страшная гроза, которая обычно завершается длительным сроком в колонии строгого режима. Веселая присказка «У матросов нет вопросов», где ты?

— Продолжайте веселиться, коли жизнь у вас без вопросов и проблем, — разрешил Сырцов и только к одному Льву Семеновичу обратился известными стишками: — Прощай, прощай и помни обо мне.

Сырцов вальяжно и неспешно шел через пестрый зал, и даже видя только его спину, можно было понять, что он спокоен, уверен в себе и ничего не боится. Так кто же хозяин жизни — он, Лев Семенович Корзин, несметно богатый банкир, или нищий сыскарь Георгий Петрович Сырцов, которого в любую минуту могут схватить, скрутить, просто уничтожить?