Казнь по кругу

53

В Троицкое Горелов-страший прикатил еще засветло, в начале одиннадцатого. Пристроил автомобиль на площадке у нефункционирующего уже магазина и шаловливо извивающейся тропкой спустился к причалу. Никого здесь не было: последняя «ракета» на Москву давно ушла.

Он присел на бетонную тумбу и стал смотреть на воду. На ту, что внизу, и на ту, что завоевательно тянулась к горизонту. И слушать звуки, приходившие по воде издалека. Детский смех, шум ветерка, крик чайки, шлеп весел невидимой лодки.

Хотелось, чтобы так было всегда. Но не получалось, потому что покой рвали в клочья невеселые мысли и картинки. Всеволод глянул на часы. До условленных двенадцати еще пятьдесят минут. Вернулся к машине и в бензинно-парфюмерной тишине салона отхлебнул из фляжки «Смирновской». Потом включил музыку. Любимое — классическую симфонию Прокофьева. Дождался финала и вернулся на пристань.

Темь укладывалась на воду. Ее черноту потревожил многопалубный пассажирский теплоход, объявившийся вдали. Теплоход, не приближаясь, повернул и спрятался в устье канала. Темь воцарилась окончательно.

Шум моторки родился в комарином писке. Его писк поначалу был одним из многих, но вскоре перекрыл все звуки и мелодично, со злой настойчивостью застучал по гореловскому темечку.

Моторная лодка бешеным ревом и белым боком обнаружилась у причала как-то внезапно. И вдруг утихла, бортом глухо ткнувшись в резину ската, прикрепленного к бетонной стене. Белая рубашка поднялась в лодке и негромко сказала:

— Ты здесь, Сева?

— Здесь, здесь, — подтвердил свое присутствие Горелов-старший. — Вылезай.

— Я лодку на берег загоню, — решила рубашка, и снова ненадолго застучала моторка. Потом заскрипело где-то рядом. По плотному береговому песку. Всеволод пошел на этот звук.

Никита в шортах и белой рубашке стоял уже на берегу. Вопросительно посмотрели друг на друга брательники и обнялись. Лежа подбородком на плече брата, Никита тоскливо признался:

— Худо, когда тебя рядом нет, Сева.

— А совсем худо станет, когда меня просто не будет.

— Это ты о чем? — недобро спросил Никита, предчувствуя тяжелый разговор.

— Пойдем на травке поваляемся, — предложил Всеволод. — Устал чего-то. Поганый у меня был день, Никита.

Устроились неподалеку на по-ночному уже холодной траве. Всеволод прилег на живот, а Никита сел, вытянув ноги. Помолчали для порядка. Для порядка же Всеволод поделился своими ощущениями:

— Забыл, как трава пахнет. А пахнет она нашим детством, Никита.

Знал брата Никита, как себя знал. Поэтому спросил:

— Что случилось?

Всеволод нежно погладил траву ладонью, на ощупь оторвал от земли лист подорожника и, дырявя его зубами, ответил невнятно:

— Сегодня меня Сырцов теребил.

— Насчет меня? — догадался Никита.

— Насчет тебя. Он хочет встретиться с тобой.

— Нет, — мгновенно высказался Никита.

— Зачем так вот сразу, Никита? Он довольно толково объяснил, что, если ничего не предпринимать, нам с тобой, братик, будет полный абзац.

— Что-то предпринимать — это мне сдать всех?

— Никаких предварительных условий. Он просто хочет поговорить с тобой.

— Ха! — выдохнул частицу полусмеха Никита. — Простой Сырцов просто хочет просто поговорить со мной. Простак Сырцов! Прелестная картинка! Святая простота! Он, как та бабуля, с удовольствием подкидывает дровишки в костер, на котором меня будут зажаривать!

— Ты — не Джордано Бруно, дорогой мой братец! — Всеволод начинал злиться.

— Не Бруно, — согласился Никита. — Но и не дурак.

— Ты в крови, Никита? — тихо спросил Всеволод. Не смотрел он на брата, что там в темноте увидишь! Никита подтянул колени к подбородку, обнял их руками и с трудом ответил вопросом на страшный вопрос:

— Тебе это обязательно надо знать?

— Значит, в крови, — горестно понял Всеволод. — Доказуемо?

— Хрен кто что-нибудь может доказать! — хамски прокричал Никита.

— Тогда забудь, забудь об этом, Ника! Ты никого не убивал!

— Следствие закончено — забудьте! — вспомнил название итальянского фильма Никита.

— Следствие не закончено. Оно еще и не начиналось. И надо сделать так, чтобы оно и не началось. Во всяком случае, по делу, которое ты должен забыть.

— Ты посоветовал, и я забыл? А если мне это снится каждую ночь?

— Напивайся на сон грядущий.

— Севка, Севка! — Никита ударился лбом о колени. — Почему все так?

— Потому что ты связался с подлой сукой, — просто ответил Всеволод.

— Помолчи, а? — беспомощно попросил Никита.

— Я, идиот, слишком долго молчал. А надо было криком кричать. Она сломала тебя, она превратила тебя в ничто!

— Я люблю ее, Сева.

— Она — безжалостная развратная гадина!

— Я знаю, Сева.

Сева сердцем понял, что брат заплакал. Он потянулся к нему, сел рядом, обнял за плечи и утешил, как маленького:

— Все будет хорошо, Ника, все будет хорошо.

Никита мокрым носом потерся о его плечо и не поверил, что все будет хорошо:

— Я пропал, Сева.

— Ты не пропал, пока я рядом, — Всеволоду хотелось защитить родного человека, спрятать его ото всех. Он был сейчас старшим братом. Истинно. И Никита ощущал это. Он прижался к брату и по-детски попросил спасительного совета:

— Что мне делать, Сева?

— Завтра ты пойдешь на встречу с Сырцовым.

— Не пойду.

— Пойдешь, пойдешь. И будешь делать так, как он скажет.

— Он ничего не скажет, Сева.

— Это еще почему?

— Он — покойник, Сева.

— Он живее нас с тобой, дорогой братец.

— Это сегодня, Сева. А завтра…

— Что завтра? Что будет завтра? — быстро заговорил Всеволод. Он схватил Никиту обеими руками за голову и все заглядывал, заглядывал ему в глаза: — Ты его должен убить, да?

— Я не буду его убивать, — твердо сказал Никита.

— Его убьют другие, — приделал окончание к Никитиной фразе Всеволод. — Хрен они его убьют, Ника. Так ты встретишься с ним?

— Не знаю, ничего не знаю, Сева.

— Ты выжидаешь. Чего?

— Мне пора, Сева, — решил закончить разговор Никита.

— В Светланину койку? — поинтересовался старший брат, уже не чувствовавший себя старшим братом.

— Хотя бы, — холодно откликнулся Никита и встал. Поднялся и Всеволод. Напористо и жестко заявил:

— Завтра я опять буду ждать тебя здесь.

— Ну что ты мне душу мотаешь! — криком простонал Никита и зашагал к воде, к спасительной моторной лодке, которая могла отделить его от брата. Напрягшись, толкнул нос — посудина соскользнула в воду, он ловко прыгнул в нее.

— Я буду мотать тебе душу, — пообещал Всеволод.

Мотор чихнул и заработал. Перекрикивая его, Никита произнес последнее:

— Наташку за меня поцелуй!