38

Витольд Германович Зверев в полосатой, застегнутой до ворота, пижаме и босиком стоял в прихожей и, подняв брови, внимательно и равнодушно слушал Льва Семеновича Корзина, который, впрочем, не говорил, а визжал:

— Служба безопасности называется! Секреты! Тайны! Новейшее вооружение! Спецавтомобили! Миллионы и миллионы! А он мог беспрепятственно меня убить, — на секунду Лева пожалел себя и сделал малый перерыв, чем сейчас же воспользовался Витольд Германович:

— Но не убил. Кстати, кто он?

— Как кто? — крайне удивился Лева тому, что Витольду еще неизвестно имя злодея, покусившегося на его драгоценную жизнь. — Сырцов! Сырцов, которого вы уж скоро месяц как не можете поймать и обезвредить. Ищете, ищете его по закоулкам, а он спокойно себе гуляет в самых людных местах Москвы! Тоже мне секретная служба!

— Я не понял, Лев Семенович, что вы от меня хотите?

А Лева уже и забыл, что хотел, так увлек его пафос разоблачения всех и вся. Замер остолбенело и, напрягшись, вспомнил:

— Я хочу за те бешеные деньги, которые мы платим службе безопасности, ощутить себя в безопасности, — соорудив такую сногсшибательную залепуху, Лева горделиво посмотрел на Витольда.

— Вы, я вижу, сильно переволновались, Лев Семенович, — участливо отметил Витольд и предложил: — Пойдемте ко мне в кабинет, посидим, спокойно поговорим и все обсудим. Вам бы и выпить немного не помешало. Выпить хотите?

— В общем-то, выпил бы, — успокоившись, Лева понял, что ему надо: — Водки. Стакан.

Витольд провел Леву в такой усредненный кабинет, что сразу и не понять: на службе ты, в конторе или дома. Лева присел на диван в возрасте не менее тридцати лет, а Витольд ушел исполнять хозяйские обязанности. От нечего делать Лева подошел к одному из двух книжных шкафов и наугад вытащил книгу. То были иллюстрации к Библии Гюстава Дорэ. Если Лева имел кое-какое представление о событиях, рассказанных в Новом завете (и то по «Библии для детей», купленной лет десять тому назад для отпрысков), то Ветхий завет был для него темным лесом. Он с интересом разглядывал картинки, когда вернулся сменивший пижаму на адидасовский костюм Витольд Германович с подносом в руках, на котором стояла бутылка водки «Привет», две бутылки боржоми (откуда взял в бутылках-то?), тарелка с салом, тарелка с черняшкой, три стакана и одна рюмка. Все предусмотрел. Поставил поднос на стол, сразу же наполнил один из стаканов и, протянув его Льву Семеновичу, предложил, как доктор предлагает пациенту лекарство:

— Выпейте это.

Хотелось, чтобы растеклись сжавшиеся до каменной твердости мышцы, хотелось, чтобы перестала дергаться диафрагма, хотелось в сортир. Хотелось, чтобы было хорошо. Чего ломаться-то? Лева опорожнил стакан в два глотка и занюхал хлебушком. Витольд Германович уже подавал стакан боржоми. Гулко запив, Лева замер, ожидая благоприятных последствий. Ждал и Витольд. Недолго, правда. Сказал:

— Теперь сядем, и вы обо всем расскажите подробно.

Лева сел и рассказал.

— Для чего он это сделал, как вы думаете? — спросил Витольд.

Он сидел за столом и канцелярской скрепкой сладострастно ковырялся в ухе. Грустно хихикнув, Лева, уже дошедший до того, что иронизировал над собой, ответил:

— Он же сам сказал: напугать меня до поноса. И напугал. А если серьезно, в жажде мщения, в ярости красовался перед собой, вытирая об меня ноги.

— Я немного знаю Сырцова. Он не пижон и тем более не дурак.

Кто о чем, а вшивый о бане. Лева задал вопрос, который его мучил:

— Как он вышел на меня?

— Ну, это проще простого. Вероятнее всего, основательно потряс одного из ваших бойцов и вышел на командира. Дальше — нетрудная работа для профессионального сыщика. А Сырцов не просто сыщик, он суперсыщик.

Тогда Лева повторил вопрос Витольда:

— Для чего же он это сделал?

— Давайте вместе думать, Лев Семенович. Начало Сырцов обозначил правильно: напугать вас. Для чего? Ответ напрашивается сам собой: чтобы вы наделали глупостей. И первая — налицо. Вы приехали ко мне.

— А что мне было делать?

— Позвонить по телефону.

— Я не мог доверить такие сведения телефону!

— А что доверять? Доверять-то и нечего.

От возмущения Лева зашелся до краткой немоты. Преодолев недуг, гневно выкрикнул:

— Моя безопасность, моя жизнь — для вас ничто?!

Витольд Германович скривился как от лимона и брюзгливо сказал:

— Да не о том я вовсе.

— Тогда о чем же?

— Когда вы отъезжали от этого клуба, не заметили случайно, поехала ли вслед какая-нибудь машина?

— По-моему, вы держите меня за идиота, Витольд Германович.

— Но зачем же так! — протестующе воскликнул Витольд. Но Лева ровным голосом продолжил краткий монолог:

— Держите, держите. И, по-моему, напрасно. Мы проверялись на поворотах, мы трижды отрубались на светофорах, на проспектах у университета мы отследили всех возможных и невозможных преследователей.

— Дельно, дельно, — одобрил Витольд. — Можно даже сказать, профессионально. Откуда?

— У меня водитель из бывшей вашей конторы, — похвастался Лева.

Упоминание о бывшей его конторе Витольду радости не прибавило. Он продолжил беседу все так же вяло и заунывно:

— Следовательно, выявление и проверка ваших концов отпадают. Тогда единственное: отвлекающий маневр. Отвлекающий от чего?

— Чего не знаю, того не знаю, — недовольно откликнулся Лева.

Его очень обижало, когда он переставал быть основной темой беседы.

— А нам следовало бы знать, — назидательно заметил Витольд.

— Нам много чего следовало бы знать, — бодро отмахнулся Лева. — Что со мной делать будем?

— Ничего мы с вами делать не будем… Вы в безопасности.

— Кто же тогда в опасности?

— Наше дело.

Неправильно понял Витольда Лева. Понял так, будто Витольд сунул его носом в свое дерьмо и сказал: «Не суйся куда не надо, не твое это дело!» Обиделся:

— Ваше оно, обязательно ваше. Но, извините, и мое.

— Вот я и говорю: наше общее дело.

Поняв на этот раз все как надо, Лева ощутил себя руководящим мужем:

— Ваши соображения и предложения, Витольд Германович.

— Соображение одно: пора убирать Сырцова. А предложения появятся только после этого.

— Вы его уж сколько времени не то что убрать, отыскать не можете.

— Справедливый упрек. Пока он был пассивен, мы вели поиск обычным, я бы сказал, рутинным методом. Но пришла пора включить аварийную систему. Сегодня я нажму на красную кнопку.

— Нажимайте, а я посмотрю! — поерничал успокоившийся Лева.

— Извините, но я это сделаю в тиши и одиночестве.

— Да понимаю я, все понимаю! — Лева жизнерадостно наполнил повторно свой стакан, спохватился тут же — налил и в рюмку, кивком предложил Витольду выпить совместно и приступил к тосту: — За ваши будущие дела пить не будем. За успех не пьют. Выпьем же, Витольд Германович, за то, чтобы в этом мире все было хорошо. Для нас с вами.

Витольд вышел из-за стола, и они стоя, торжественно выпили. Витольд поставил рюмку на поднос и, соболезнуя, посоветовал:

— Вам бы отдохнуть, Лев Семенович.

— Что верно, то верно, — обрадовался Лева. — Так вы думаете, что мне ничто не грозит?

— Гарантирую.

Они сердечно расстались в прихожей. Витольд вышел на балкон. Он жил в мрачном ведомственном доме в начале Фрунзенской набережной. Внизу и через дорогу была Москва-река, а просто внизу — малая дорожка, на которой стоял широкий «мерседес». Из нелепой арки сбоку дома вышел Лев Семенович и шустро уселся в автомобиль. «Мерседес» двинулся к кинотеатру «Фитиль». На разворот.

Витольд Германович извлек из заднего кармана миниатюрный переговорник и, вызвав нужного человека, приказал в микрофон:

— Поднимитесь ко мне, Валентин.

Валентин поднялся через три минуты. Был он мелок, непритязателен, незаметен. Так, техник-смотритель из домоуправления.

— Слушаю вас, Витольд Германович.

— Где вы приняли этот «мерседес»?

— Второй пост засек его у станции метро «Парк культуры» перед спуском на набережную и опознал номера. После этого мы сразу же известили вас.

— Хвост не обнаруживался?

— Нет.

— Совсем-совсем нет, ни малейшего намека?

— Нет, — решительно подтвердил Валентин.

— Корзин говорил, что они проверялись у университета, а подъехали сюда не с Комсомольского, а по Садовому. Почему?

— Скорее всего, Витольд Германович, они отрубились на светофорах при повороте на Хамовнический вал и у Пироговки. Очень там удобные светофоры для этого. А уж потом по Пироговке. На Комсомольском же не за что зацепиться.

— Логично, логично. — Витольд постучал переговорником по передним зубам. — Значит, хвоста не было. Стопроцентно уверены, Валентин?

— Девяностопятипроцентно, — улыбаясь, выговорил длинное слово Валентин. — Пять процентов — на чудеса.

— Выпить хотите? — предложил Витольд, вспомнив «приветливые» остатки. Не пропадать же добру. Валентин улыбнулся еще раз и признался:

— Хочу, но не буду. Я могу идти?

— Спасибо вам, Валентин.

И этот ушел. Дом вдовца. Витольд привычно осмотрел столовую, неизменную со дня смерти жены. Десять лет. Одно позволял себе ныне руководитель службы безопасности крупнейшей банковской системы: картины, писанные маслом хорошими художниками. Вот с этих он скромно начинал, будучи действующим полковником. Парижский пейзаж Фалька, степь Кузнецова с юртами. Дерево в поле однофамильца. А эти, новые, недавно приобретенные. Два портрета Григорьева. Сирень Кончаловского. Филоновский этюд. Театральный эскиз Сапунова. Галантные проказы кавалеров восемнадцатого века, исполненные Сомовым. Крымов. Осьмеркин. Тышлер. И нет казенной столовой, есть стена красоты.

Нет, не на одну кнопку следовало нажать. На две.

* * *

… Проводив Леву, Сырцов отсидел положенный срок на набережной и неспешно двинул к ближайшему телефону-автомату.

Он, конечно, рисковал, не ведя Леву, а сразу направившись сюда. Но если бы повел, то просто бы провалил операцию. Не обнаружил бы Лева со своими козлами, обязательно засекла бы очень хорошо подготовленная проверочная группа Зверева.

Витольд Германович Зверев, родной до слез. Дед почувствовал его на расстоянии, ощутив гебистский почерк в деле. И подсказал. Вот поэтому он и рискнул.

Трубку снял сам Казарян.

— Армянчика можно? — до невозможности противным девичьим голосом заговорил Сырцов. Казарян мгновенно поправил:

— Не Армянчика, а Арменчика.

— Ну, это все равно, — не согласилась с ним отвратительно беспечная девица.

— Не все равно. Я тоже армянчик.

— Но вы старый армянчик.

— Что тебе надо? — взревел Казарян.

— Я и говорю. Армянчика.

— Ты знаешь, который час, идиотка?

— Мой дедушка, как всегда, прав. Вам надо принимать витамины. От нервов.

Казарян швырнул трубку. Обрадовался, черт нетерпеливый. Представив его, Сырцов скривился от самодовольства, вышел из кабины и направился в Теплый переулок, где оставил «восьмерку». Замечательное у него было настроение. У ночной палатки дал слабину: высосал две банки пива. И пошел дальше, громко насвистывая уже постаревший шлягер «Два кусочика колбаски».

Просчитали они их генерального конструктора, вычислили по всем правилам математики. Теперь бы конструктора в саночки усадить, чтобы с горки бесповоротно покатился.

Загрузка...