Книга убийств

ГЛАВА 9

Дом Эйлин Уотерс не так уж сильно, но все-таки немного отличался от квартиры Инголлса. Он был обставлен старой уродливой мебелью, скорее всего выброшенной какой-нибудь состоятельной семьей из богатого района. Потемневшие салфеточки на ручках кресел говорили о том, что когда-то здесь заботились об уюте. Повсюду стояли пепельницы, наполненные пеплом и окурками, в застоявшемся воздухе пахло куревом. Вместо банок из-под пива Майло заметил на кухонном столе полупустую бутылку «Дью-арса» рядом с банкой с чем-то красным. Все занавески были закрыты, и в комнате царили вечные сумерки. Солнце не слишком благосклонно к тем, кто поддерживает свои жизненные силы спиртным.

Либо Швинну сразу не понравилась Эйлин Уотерс, либо у него окончательно испортилось настроение, а может, имелись собственные причины вести себя с ней жестко. Так или иначе, он уселся на диван и принялся забрасывать женщину вопросами.

Она не слишком старалась отбиваться, лишь курила «Парламент», одну сигарету за другой, и легко отвечала на его вопросы.

Мелинда давно стала неуправляемой и отчаянно сражалась с попытками матери призвать ее к порядку. Да, она употребляет наркотики — марихуану точно. Эйлин нашла у нее в карманах сигареты, но не была уверена, принимает ли дочь наркотики. Впрочем, такой возможности она не отрицала.

— А что насчет Джейни Инголлс? — спросил Швинн.

— Вы шутите? Именно она приучила Мелинду к наркотикам.

— С чего вы взяли?

— Она постоянно под кайфом.

— Сколько лет Мелинде?

— Семнадцать.

— В каком она классе?

— В одиннадцатом. Я знаю, Джейни в десятом, но если Мелинда старше, это еще не значит, что она у них заводила. Джейни вечно болтается на улице. Я уверена, она уговорила Мелинду курить травку… Господи, где она может быть?

Майло вспомнил комнату Джейни, где не нашел ничего, что указывало бы на наркотики, не было даже бумаги для сигарет или трубки.

— Мелинда и Джейни были отличной парочкой. Обеим плевать на школу, они постоянно прогуливали.

— А вы как с этим боролись?

— Вы правы. — Она рассмеялась, но тут же опять ощутила страх. — Мелинда вернется. Она всегда возвращается.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Джейни болтается на улице? — спросил Швинн.

— Ну, вы ведь сами понимаете, — ответила Уотерс. — Это всегда видно. Опыт.

— Сексуальный?

— Наверняка. Мелинда была хорошей девочкой.

— Джейни проводила у вас много времени?

— Нет. Как правило, она заходила за Мелиндой, и они куда-то шли.

— В прошлую пятницу тоже?

— Не знаю.

— В каком смысле?

— Я ходила в магазин. Когда вернулась домой, Мелинда уже ушла. Я знаю, что она заходила, ее нижнее белье было разбросано по полу, а на кухне я заметила остатки еды.

— Ел один человек? Уотерс задумалась.

— Одна обертка от конфеты и пустая банка от пепси. Думаю, она была одна.

— Значит, в последний раз вы видели Мелинду в пятницу утром, но вы не знаете, приходила ли за ней Джейни.

Уотерс кивнула:

— Она сказала, что идет в школу, но думаю, наврала. У нее была сумка с кучей одежды, а когда я спросила: «Что это?», сказала, что вечером собирается на вечеринку, может быть, не будет ночевать дома. Мы с ней разругались, но что я могла сделать? Я спросила, где вечеринка, а она ответила, что в Вест-Сайде, и что она будет роскошная.

— Где в Вест-Сайде?

— Я же вам только что сказала: она мне не ответила. — Женщина поморщилась. — Роскошная вечеринка. Дети богатых родителей. Она повторила это несколько раз. Заявила, что мне нечего беспокоиться.

Она посмотрела на Швинна, а потом на Майло в поисках поддержки, но увидела лишь холодные каменные лица.

— Роскошная вечеринка в Вест-Сайде, — повторил Швинн. — Может быть, Беверли-Хиллз… или Бель-Эйр.

— Наверное… Я спросила, как она собирается туда добираться, а она ответила, что придумает. Я сказала, чтобы она не садилась в машину с чужими людьми, и она пообещала, что не будет.

— Вы против того, чтобы она голосовала на дороге?

— А вы на моем месте были бы не против? Представьте себе, она стоит на бульваре Сансет, ловит машину. Любой извращенец может… — Она замолчала и вся напряглась. — Где была… где вы нашли Джейни?

— Недалеко от центра. Уотерс расслабилась.

— Ну вот, видите. В противоположной стороне. Мелинда была не с ней. Она собиралась в Вест-Сайд.

Швинн прищурился и едва заметно повернулся к Майло. Боуи Инголлс видел, как Мелинда зашла за Джейни в пятницу и обе направились в сторону Тамб-Элли. Впрочем, сейчас это не важно.

— Мелинда вернется, — повторила Уотерс. — Она иногда так делает. Не приходит по несколько дней, но потом всегда возвращается.

— Иногда, — проговорил Швинн. — Например, раз в неделю?

— Нет, ничего подобного. Иногда, редко.

— И сколько времени она отсутствует?

— Ночь, — ответила Уотерс и съежилась, а потом попыталась утешиться двадцать второй затяжкой.

Рука ее дрожала. Она вдруг сообразила, что так надолго Мелинда еще не пропадала. Затем женщина выпрямилась.

— Однажды ее не было два дня. Она ездила к отцу. Он служит на флоте. Раньше жил в Окснарде.

— А сейчас?

— В Турции. На военно-морской базе. Уплыл два месяца назад.

— А как Мелинда добралась до Окснарда? Эйлин Уотерс подумала и ответила:

— Голосовала. Я ему ничего не скажу. Даже если мне удастся разыскать его в Турции, он все равно начнет бросать мне дурацкие обвинения… да еще его сучка.

— Вторая жена? — спросил Швинн.

— Его шлюха! — прошипела Уотерс. — Мелинда ее ненавидит. Мелинда вернется домой.

Задавать вопросы дальше было бессмысленно. Эйлин Уотерс ничего не знала про «роскошную вечеринку в Вест-Сайде», постоянно повторяла, что место, где убили Джейни, находится в противоположной стороне от Вест-Сайда и, значит, Мелинда была не с ней. Им удалось получить фотографию Мелинды. В отличие от Боуи Инголлса у нее имелся целый альбом со снимками, и хотя последних фотографий Мелинды набралось не слишком много, они нашли подходящую.

Боуи Инголлс был несправедлив к Мелинде Уотерс. У нее оказалась прекрасная фигура, с высокой грудью и тонкой талией. Прямые светлые волосы окутывали спину до самой попки. И еще ослепительная улыбка.

— Она похожа на Мэрилин, правда? — сказала ее мать. — Может быть, она тоже когда-нибудь станет кинозвездой.

По дороге в участок Майло спросил:

— Когда мы обнаружим ее тело?

— Кто, черт подери, знает? — ответил Швинн, разглядывая фотографию Мелинды. — Судя по тому, как все это выглядит, Джейни у него была на закуску, а Мелинда выступала в качестве главного блюда. Посмотри на сиськи. Есть чем поиграть. Да, легко представить, как он с ней развлекся.

Он убрал снимок в карман.

Майло представил себе комнату пыток. Светловолосая обнаженная девушка в наручниках…

— Ну и как мы будем ее искать?

— Никак, — ответил Швинн. — Если она мертва, подождем, когда объявится труп. Если же он все еще где-то ее держит, он в этом не признается.

— А как насчет вечеринки в Вест-Сайде?

— А что насчет вечеринки?

— Мы можем связаться с западным районом, шерифами, полицейским участком Беверли-Хиллз. Иногда такие вечеринки выходят из-под контроля, и кто-нибудь вызывает полицию.

— И что? — поинтересовался Швинн. — Мы позвоним в дверь какого-нибудь богатого ублюдка и скажем: «Извините, сэр, вы зарезали эту девушку?» — Он шмыгнул носом, закашлялся, достал свою бутылочку с лекарством и сделал большой глоток. — Черт, какая там ужасная грязь, у этой Уотерс! Такая американская мамаша — еще одно дурацкое оправдание для взрослого человека. Откуда нам знать, была ли вообще какая-нибудь вечеринка?

— В каком смысле?

— Дети врут своим родителям. — Швинн резко повернулся к Майло. — Слушай, а зачем ты задавал свои идиотские вопросики? Ты что, собираешься учиться на адвоката?

Майло придержал язык, и остаток пути прошел в обычном счастливом молчании. За квартал до участка Швинн сказал:

— Хочешь узнать, не вызывал ли кто-нибудь полицию на вечеринку в Вест-Сайд, валяй, но лично я считаю, что Блондиночка наврала мамаше, ведь роскошная вечеринка — как раз то, что ей понравится. Сто к одному, Джейни и Блондинка собирались где-нибудь проголосовать, добыть дозу, может быть, расплатиться натурой или что-нибудь в таком же духе. Но сели не в ту машину и в результате попали в центр. Джейни оказалась слишком глупа, чтобы учиться на собственных ошибках — или, как я уже говорил, ей нравилось, когда ее связывают. Она ведь была наркоманкой.

— Твой осведомитель упоминал вечеринку в Вест-Сайде.

— То, что болтают на улицах, похоже на арбуз — все время приходится вынимать косточки. Главное, что Джейни обнаружили в центре. Существует высокая вероятность того, что Мелинда найдется где-нибудь неподалеку, если мерзавец захватил и ее, а потом прикончил. Вполне возможно, она лежала у него в багажнике, когда он оставил Джейни на Бодри. Если он выехал на автостраду, то вполне может быть уже в Неваде.

Швинн покачал головой:

— Какие дети все-таки глупые. Две девчонки думали, что весь мир у них в ручках, а он взял, да и оттяпал им их.

Вернувшись в участок, Швинн собрал со стола свои вещи и ушел, не сказав Майло ни слова. Даже не кивнул. Никто ничего не заметил. Никто из других детективов вообще не обращал внимания на Швинна.

Он тут изгой, понял Майло. Интересно, меня случайно сделали его напарником?

Отбросив эти мысли, он развлекался с телефоном до наступления темноты, связался со всеми полицейскими участками, расположенными к западу от Голливудского подразделения, пытаясь выяснить, не поступало ли к ним звонков с вечеринок. Даже не поленился и позвонил в патрульную службу Бель-Эйр и частные агентства, которые следят за порядком в районах Беверли-Вуд, Шевиот-Хиллз и Пасифик-Палисейдс. С этими было труднее всего — они отказывались разговаривать с Майло без разрешения высшего начальства, требовали назвать имя и номер жетона, а потом ему оставалось ждать, когда они сами позвонят — скорее всего напрасно.

Однако он продолжал искать и раскинул свою сеть до Санта-Моники и даже дальше, до южной границы округа Вентура, потому что Мелинда Уотерс как-то раз отправилась на попутках навестить отца, который жил в Окснарде. А кроме того, молодежь просто обожает устраивать вечеринки на пляжах. Майло провел не одну бессонную ночь, катаясь взад и вперед по прибрежному шоссе, глядя на костры, горящие на берегу и отбрасывающие яркие блики на воду, на едва различимые очертания парочек, и пытаясь понять, каково это — любить кого-то.

За четыре часа работы ему удалось нащупать две призрачные зацепки — либо Лос-Анджелес впал в спячку, либо люди перестали жаловаться на шум.

Два громадных нуля: в Беверли-Хиллз, на Роксбери-драйв, глазной хирург праздновал в пятницу свое пятидесятилетие, и какой-то полоумный сосед пожаловался на шум.

— Молодежь? Нет, не думаю, — рассмеялся дежурный офицер. — Гости там были в черных галстуках, страшно важные, и все такое. Оркестр Лестера Ланина играл свинг. Очень пристойно и мирно. Но все равно кому-то не понравилось. Всегда находится какой-нибудь зануда, которому охота испортить людям настроение, верно?

Второй звонок был из Санта-Моники. Празднование бар-мицвы на Пятой улице к северу от Монтаны закончилось после двух часов ночи, когда разбушевавшиеся тринадцатилетние подростки высыпали на улицу и начали запускать фейерверки.

Майло положил телефонную трубку и потянулся. Уши у него горели, шея отчаянно болела. Когда он вышел из участка около часа ночи, в голове злобной мантрой звучал голос Швинна.

Я тебе говорил, болван. Говорил тебе, болван.

Он поехал в бар — самый обычный, на Восьмой улице. Майло пару раз проезжал мимо — довольно жалкое на вид заведение, расположившееся на первом этаже кирпичного жилого дома, видавшего лучшие времена. Посетители, пившие в такое позднее время, тоже были не первой молодости, и его появление снизило средний возраст клиентов на пару десятков лет. Мел Торм на древнем катушечном магнитофоне, неаппетитного вида креветки и миски с крекерами украшали стойку полутемного бара.

Майло выпил несколько порций виски, затем пива и отправился на север, на бульвар Санта-Моника, некоторое время поездил по «Бойзтауну», но ему даже не пришлось сражаться с искушением: сегодня все, кто предлагал себя, казались Майло хищниками, ищущими добычу, и он вдруг понял, что не хочет быть ни с кем, даже с самим собой. Когда Майло добрался до своей квартиры, он снова начал представлять себе, что могло происходить с Мелиндой Уотерс, и ему пришлось достать из шкафа на кухне бутылку виски «Джим Бим». Он устал, ужасно нервничал и беспокоился за девушку. Снять одежду оказалось делом тяжелым, а увидев свое белое тело, Майло зажмурился.

Он лежал в кровати и жалел, что в комнате не кромешный мрак. А еще, что в голове у него нет выключателя, который помог бы избавиться от страшных картин, маячивших перед глазами. В конце концов выпитое спиртное убаюкало Майло, и он провалился в сон.

На следующее утро Майло остановился около газетного киоска и купил свежие номера «Таймc» и «Геральд экзаминер». По поводу убийства Джейни Инголлс репортеры еще не беседовали ни с ним, ни со Швинном, но газетчики непременно должны были пронюхать про столь страшное преступление.

Но не пронюхали. В газетах не было ни строчки.

Очень странно. Журналисты слушают полицейскую волну и прекрасно знают, что происходит в моргах.

Майло поспешил в участок, проверил свой и Швинна ящики на предмет журналистских запросов, но обнаружил лишь бумажку с телефоном. Дель Монте из патрульной службы Бель-Эйр. Никаких сообщений, только номер. Он набрал его, поговорил с несколькими безжизненными, скучающими голосами и наконец добрался до Дель Монте.

— А, это вы звонили нам по поводу вечеринок.

У Дель Монте был резкий деловой голос, и Майло сразу понял, что разговаривает с бывшим военным средних лет, скорее всего воевавшим в Корее, а не во Вьетнаме.

— Да. Спасибо, что позвонили. Что у вас?

— В пятницу было две вечеринки, оба раза подростки устроили безобразие. Первая на Страделла: шестнадцатилетние девицы собрались у подруги, где намеревались ночевать, а какие-то уроды попытались к ним ворваться. Не местные. Черные и мексиканцы. Нам позвонили родители, и мы их шуганули.

— А откуда были уроды?

— Они заявили, что из Беверли-Хиллз. — Дель Монте рассмеялся. — Точно.

— У вас возникли с ними проблемы?

— Какое там! Они сделали вид, что убрались из Бель-Эйр — мы ехали за ними до Сансет, затем отстали и начали следить. Эти идиоты проехали мимо университета, а потом попытались через несколько минут вернуться. — Дель Монте снова фыркнул. — Им не повезло, там уже были наши люди, которые выехали по вызову соседей. Они даже из машины вылезти не успели.

— А другая вечеринка?

— Там было настоящее веселье, ужасный шум и все такое. Стоун-Кэньон-драйв, за отелем.

Место, о котором говорил осведомитель Швинна.

— Кому принадлежит дом?

— Он пустует, — ответил Дель Монте. — Семья купила дом побольше, а этот так и не продала. Родители уехали отдыхать, детей оставили — и почему меня это нисколько не удивляет? Ну так вот, детки решили повеселиться в старом доме, и такое впечатление, что пригласили весь город. Там собралось человек двести или триста, машины — «порше» и другие дорогие тачки, кажется, люди понаехали отовсюду. Когда мы появились, там была настоящая вакханалия. Территория у них большая, пара акров, близко соседей нет, но в конце концов терпение лопнуло и у тех, что живут довольно далеко.

— В конце концов? — переспросил Майло. — Значит, это уже не первый раз?

Молчание.

— Нас туда вызывали несколько раз. Мы попытались разыскать родителей, но у нас ничего не вышло, их постоянно нет в городе.

— Избалованные ублюдки. Дель Монте расхохотался:

— Я этого не говорил. А в чем, собственно, дело?

— Мы ищем девушку, которую, возможно, убили. Молчание.

— Убийство? Нет, тут совсем другое. Ребятишки устроили вечеринку, шумели, слишком громко включили музыку.

— Я не сомневаюсь, что именно так все и было, — проговорил Майло. — Но до меня дошли слухи, что наша потерпевшая, возможно, участвовала в вечеринке в Вест-Сайде, поэтому я должен спросить фамилию людей, которым принадлежит дом.

Молчание затянулось.

— Послушайте, — сказал Дель Монте, — эти люди… Ваши вопросы могут закончиться для меня тем, что я отправлюсь парковать машины. Поверьте, никто ничего особенного там не видел — они, конечно, выпивали и трахались, и еще курили травку, подумаешь, большое дело, верно? Да и в любом случае мы их разогнали.

— Я всего лишь задаю стандартные вопросы, — сказал Майло. — Ваше имя не появится ни в каких отчетах. Но если я не проверю информацию, тогда мне придется парковать машины. Кому принадлежит дом и адрес?

— До вас дошли слухи? — заявил Дель Монте. — В пятницу вечером где только не устраивались вечеринки.

— Мы проверяем все, о которых нам удается узнать. Ваша не привлечет ничьего внимания.

— Ладно… Их фамилия Коссак.

Он произнес это так значительно, словно фамилия известна всему миру.

— Коссак… — неопределенным тоном протянул Майло.

— Офисные здания, широкие аллеи — Харви Коссак. Большая шишка, из той компании, которая хочет, чтобы в Лос-Анджелесе была еще одна футбольная команда.

— А, понятно, — соврал Майло, интерес которого к спорту ограничивался бейсболом. — Коссак на Стоун-Кэньон. Какой адрес?

Дель Монте вздохнул и назвал номер.

— Сколько детей в семье? — спросил Майло.

— Трое — два мальчика и девочка. Девочку я там не видел, но она вполне могла быть на вечеринке.

— Вы знакомы с детьми лично?

— Нет, только видел.

— Значит, сыновья мистера Коссака устроили вечеринку, — подвел итог Майло. — Их имена?

— Старшего зовут Харви, как отца, младший — Боб, но они называют его Бобо.

— Сколько им лет?

— Младшему, Харви, наверное, двадцать один или двадцать два, Бобо, кажется, на год младше.

Уже не совсем дети, подумал Майло.

— Они не доставляют нам никаких неприятностей, — сказал Дель Монте. — Всего лишь парочка парней, которые любят повеселиться.

— А девочка?

— Ее я не видел.

Майло показалось, что в тоне Дель Монте появились новые интонации.

— Как ее зовут?

— Кэролайн.

— Возраст?

— Она младше братьев, ей, может быть, семнадцать. Ничего особенного там не произошло. Все спокойно разошлись. В моем сообщении говорится, что вы из Центрального округа. Где обнаружили труп?

Майло ответил.

— Ну вот видите, — проговорил Дель Монте. — Пятнадцать миль от Бель-Эйр. Вы зря теряете время.

— Вполне возможно. Триста веселых ребятишек спокойно разошлись, когда вы появились?

— Мы умеем справляться с подобными вещами.

— Каким образом? — поинтересовался Майло.

— Вежливость, — ответил полицейский. — Мы обращаемся с ними не как с панками из Уоттса или восточного Лос-Анджелеса, потому что эти ребята привыкли к определенной модели поведения.

— В каком смысле?

— Они привыкли, чтобы с ними обращались, как с важными шишками. Если это не срабатывает, мы грозимся позвонить родителям.

— А если и это не помогает?

— Как правило, помогает. Мне пора. Было приятно с вами поговорить.

— Спасибо, что потратили на меня время. Послушайте, если я приеду и покажу фотографию, может быть, кто-нибудь узнает девушку?

— Какую девушку?

— Жертву.

— Ни единого шанса. Я уже сказал вам, там была куча народа. Через некоторое время все становятся на одно лицо.

— Богатые детки?

— Любые детки.

В десять часов Швинн еще не появился на работе. Майло решил, что лучше раньше, чем позже, показать фотографию Джейни Дель Монте и его приятелям патрульным, надел куртку и ушел из участка.

Дель Монте оказался вполне приличным парнем и позвонил Майло, и куда его это завело?

Добро никогда не остается безнаказанным.

Майло потребовалось целых сорок минут, чтобы добраться до Бель-Эйр. Офис патрульной службы располагался в белом бунгало с черепичной крышей, пристроившимся за западными воротами. Множество архитектурных украшений снаружи и внутри — Майло подумал, что с удовольствием поселился бы в таком доме. Он слышал, что ворота поставили и наняли частных охранников, когда здесь поселился Говард Хьюз[6], который не доверял полицейскому департаменту Лос-Анджелеса.

Богатые заботятся о себе подобных. Вот взять, к примеру, вечеринку на Стоун-Кэньон: соседи возмутились, но не подняли грандиозного шума, даже не стали звонить в участок западного Лос-Анджелеса.

Дель Монте сидел в приемной, и, когда Майло вошел, на круглом, смуглом лице появилось кислое выражение. Майло извинился и вынул снимок с места преступления, который взял из пачки, оставленной на столе Швинном. Наименее страшный из всех — вид лица Джейни сбоку, где след от веревки на шее едва заметен. Дель Монте в ответ лишь мотнул головой. Два других охранника пили кофе и рассмотрели фотографию гораздо более внимательно, но потом покачали головами. Майло показал бы им фотографию Мелинды Уотерс, но Швинн забрал ее с собой.

Он вышел из патрульного здания и направился в дом на Стоун-Кэньон-драйв. Огромный, из красного кирпича, трехэтажный, с шестью колоннами, в колониальном стиле. Черные двойные двери, черные ставни, огромные окна и маленькие слуховые окошки. Майло решил, что в доме двадцать или двадцать пять комнат.

Семья Коссак перебралась в дом побольше.

Громадная неухоженная лужайка с высохшей травой и облупившаяся краска на ставнях говорили о том, что за домом перестали следить с тех пор, как он опустел. Только поломанные кусты и обрывки бумаги на кирпичной дорожке, ведущей к дому, указывали на то, что совсем недавно здесь вовсю веселилась молодежь. Майло заглушил мотор, вышел из машины, подобрал один из обрывков, надеясь обнаружить на нем какую-нибудь запись, но он оказался мягким, пустым и явно хорошо поглощал влагу — толстое бумажное полотенце. Прочная дверь на задний двор была закрыта на задвижку. Майло заглянул через нее и увидел огромный овальный бассейн, зелень, кирпичные патио и стаю соек, которые спокойно что-то клевали на земле. Под одним из кустов блеснуло на солнце стекло — пустые банки и бутылки.

Ближайшие соседи жили к югу от дома Коссаков, их разделяли две громадные лужайки. Их дом был значительно меньше — одноэтажный, в стиле ранчо, в прекрасном состоянии, окруженный клумбами, с кустами можжевельника, подстриженными в японском стиле, перед входом. Вдоль северной границы владений Коссаков шла каменная стена высотой в десять футов, которая тянулась, наверное, на тысячу миль по Стоун-Кэньон. За ней, вероятно, пряталось поместье в несколько акров, с огромным замком, который построили так, чтобы его не было видно с улицы.

Майло прошел по высохшей траве и пустой подъездной дороге, ведущей к дому Коссаков, и направился к передней двери ранчо. Она была из тика и с медным молоточком в форме лебедя. Справа он увидел маленький синтоистский храм из цемента, рядом с которым весело журчал крошечный ручеек.

На звонок открыла очень высокая женщина, которой, по представлениям Майло, уже некоторое время назад исполнилось шестьдесят. Прямая царственная осанка, пухлые нарумяненные щеки, седые волосы стянуты на затылке так сильно, что казалось, ей должно быть очень больно. Она была в кимоно кремового цвета, расписанном вручную цаплями и бабочками. В одной руке, усыпанной гречкой желтых пятен, женщина держала кисточку с ручкой из слоновой кости и острой щетиной, которую, похоже, за мгновение до визита Майло обмакнула в черные чернила. Даже в черных шелковых тапочках она оказалась почти одного роста с Майло. А в туфлях на каблуках, наверное, становилась великаншей.

— Да-а?

Настороженный взгляд, ненатуральное контральто. Майло показал ей свой жетон.

— Детектив Стеджес, миссис…

— Шварцман. Что привело детектива в Бель-Эйр?

— Понимаете, мэм, в прошлую пятницу у ваших соседей была вечеринка…

— Вечеринка, — повторила женщина таким тоном, словно Майло произнес какую-то чудовищную глупость. Она наставила кисть на пустой дом. — Лучше сказать, что они устроили там настоящий свинарник. Их фамилия им очень даже подходит[7].

— В каком смысле?

— Варвары, — заявила миссис Шварцман. — Отбросы.

— У вас раньше были с ними проблемы?

— Они прожили там меньше двух лет, а посмотрите, как все заросло. Это у них манера такая — въехать, все изгадить и убраться.

— В дом побольше.

— Ну, разумеется. Больше — значит, лучше, верно? Они вульгарны. И неудивительно, если вспомнить, чем занимается папаша.

— А чем он занимается?

— Уничтожает исторические здания, памятники архитектуры, а взамен строит уродливых монстров. Упаковочные коробки, которые представляются офисными зданиями… А она… крашеная блондинка, из наглых выскочек. Обоих никогда нет дома. А за своими щенками вообще не смотрят.

— Миссис Шварц…

— Если быть точным, я доктор Шварцман.

— Прошу прощения, доктор…

— Я эндокринолог — на пенсии. Мой муж профессор Арнольд Шварцман, хирург-ортопед. Мы прожили здесь двадцать восемь лет, и имели прекрасных соседей в течение двадцати шести — Кэнтвеллы, он занимался металлами, а она была чудесной женщиной. Оба умерли в течение месяца. Дом пошел с торгов, и они его купили.

— А кто живет с другой стороны?

— Официально Герхард Лёц. Майло удивленно посмотрел на нее.

— Немецкий промышленник, — пояснила доктор Шварцман таким тоном, как будто речь шла о знаменитости. — Барон Лёц владеет домами по всему миру. Точнее, дворцами — так мне говорили. Он редко здесь бывает. Лично меня это вполне устраивает, у нас тут довольно тихо. Владения барона простираются до самых гор, и иногда к нему забредают олени. В каньоне много диких животных. Нам нравится. Все было просто замечательно, пока они не въехали в дом. А почему вы про них спрашиваете?

— Пропала девушка, — ответил Майло. — Нам сообщили, что она была на вечеринке в Вест-Сайде в пятницу.

Доктор Шварцман покачала головой:

— Ну, мне ничего не известно. Я этих дебоширов не рассматривала, да и не желаю их видеть. Я не выходила из дома. Если хотите знать, боялась. Я была одна. Профессор Шварцман уехал в Чикаго читать лекцию. Обычно я отношусь к его отъездам спокойно, у нас установлена сигнализация. А еще мы держали акуту[8]. — Она сильнее сжала в руке кисть, и Майло увидел большие, как у мужчины, костяшки. — Но в пятницу ночью мне стало страшно. Их было так много, они носились взад и вперед и вопили, точно баньши. Я, как обычно, вызвала патруль и отпустила их только после того, как убрался последний варвар. Но я все равно ужасно нервничала. Они ведь могли вернуться.

— Однако они не вернулись.

— Нет.

— Близко вы к ним не подходили и не могли рассмотреть никого из ребят?

— Совершенно верно.

Майло собрался показать ей фотографию, но потом передумал. Возможно, эта история не попала в газеты, потому что так решило начальство. Враждебность доктора Шварцман по отношению к Коссакам может породить еще один слух. Сейчас он работал один и не хотел все испортить.

— Вы вызвали патруль, — сказал он, — а не полицию…

— Мы в Бель-Эйр всегда так поступаем, детектив. Мы платим патрульным, и они выезжают на наши вызовы. Ваше же отделение… складывается впечатление, что среди представителей правоохранительных органов существует мнение, что проблемы… людей, которым повезло в жизни, тривиальны и не заслуживают внимания. Я сделала это открытие на собственном печальном опыте, когда убили Суми — моего пса.

— А когда это произошло?

— Прошлым летом. Суми отравили. Я нашла его вот здесь. — Доктор Шварцман показала на лужайку перед домом. — Кто-то открыл ворота и накормил его мясом, нашпигованным крысиным ядом. Я позвонила в ваше отделение, и они в конце концов прислали своего человека. Детектива. Якобы.

— А вы помните его имя?

Доктор Шварцман яростно тряхнула головой.

— С какой стати? Он вообще не стал тратить на меня свое драгоценное время и отнесся к моему делу совершенно несерьезно. Даже не пошел на место, просто позвонил в Службу защиты животных, а они предложили мне помощь в том, чтобы избавиться от трупа. Большое спасибо за равнодушие и нежелание что-либо делать.

— Они? — спросил Майло.

Шварцман указала кистью на соседний дом.

— Вы подозреваете, что кто-то из Коссаков отравил Суми?

— Я не подозреваю, а знаю, — заявила та. — Но не могу доказать. Их дочь, она определенно сумасшедшая. Разговаривает сама с собой, в глазах такое странное выражение, вся какая-то скрюченная. Носит одну и ту же одежду по нескольку дней. И приводит домой черных молодых людей — явно не в своем уме.

Суми ее презирал. Собаки очень тонко чувствуют безумие. Всякий раз, когда она проходила мимо, Суми начинал яростно лаять и бросаться на ворота. Я потом долго не могла его успокоить. И позвольте, я еще вам кое-что скажу, детектив. Он вел себя так, только когда около нашего дома появлялись чужие. Акита всегда защищают своих хозяев, это их главная задача. Но они милые и умные. Суми любил Кэнтвеллов, даже привык к садовникам и почтальону. Но эту девушку терпеть не мог. Он знал, когда с кем-то не все в порядке. Он ее презирал. Я уверена, она его отравила. В тот день, когда я обнаружила тело бедняжки, я заметила девчонку. Она наблюдала за мной из окна третьего этажа. У нее были безумные глаза, и она не сводила их с меня. Я посмотрела на нее и погрозила кулаком, и, можете мне поверить, занавеска вернулась на место, а мерзавка исчезла. Она поняла, что мне все известно. Но вскоре вышла из дома и прошла мимо — и сверлила меня взглядом. Отвратительное существо. Надеюсь, эта вечеринка станет последней и мы больше их здесь не увидим.

— А она участвовала в вечеринке? — спросил Майло. Доктор Шварцман скрестила на груди руки.

— Вы что, не слушаете, молодой человек? Я же вам сказала, что не подходила к дому настолько близко, чтобы разглядеть, кто там безобразничал.

— Извините, — проговорил Майло. — Сколько ей лет?

— Семнадцать или восемнадцать.

— Значит, она младше братьев.

— Ох уж эта парочка, — проговорила доктор Шварцман. — Какое высокомерие.

— А у вас были проблемы с братьями, если не считать вечеринок?

— Постоянно. Их манеры.

— Манеры?

— Они держатся так, будто они особенные, — заявила доктор Шварцман. — Воображают о себе невесть что. Даже когда я о них думаю, меня переполняет злость, а гнев вреден для здоровья, поэтому я намерена продолжить свои занятия каллиграфией. До свидания.

Прежде чем Майло успел что-нибудь сказать, дверь у него перед носом захлопнулась, и он остался стоять, тупо уставившись на гладкую поверхность. Нет никакого смысла продолжать расспросы. Доктор Шварцман вполне может победить его в рукопашном бою. Майло вернулся к машине, сел и задумался, пытаясь решить, имеет ли для них какое-нибудь значение то, что она сказала.

У братьев Коссак отвратительные манеры и отношение к окружающему миру. Как и у всех отпрысков богатых семей Лос-Анджелеса.

С другой стороны, сестра, судя по всему — если, конечно, верить доктору Шварцман, — совсем не типичное дитя состоятельных родителей. Если подозрения насчет собаки верны, на странности сестрички Коссак следует обратить внимание.

Кэролайн Коссак семнадцать, она ровесница Джейни Инголлс и Мелинды Уотерс. Богатая, с необузданным нравом и доступом к роскошным игрушкам, она вполне могла заинтересовать двух уличных девчонок.

Водит домой черных парней. Если отставить в сторону расизм, это означает протест.

Наркотики, девчонки, решившиеся выбраться из Голливуда на чужую территорию… и тем не менее ничего, кроме слухов, у него нет.

Майло посмотрел на пустой дом, прислушался к тишине Бель-Эйр и подумал, что такая жизнь ему не грозит. Он чувствовал себя здесь в чужой стихии, неопытным, неграмотным новичком.

Да еще придется докладывать о том, что он сделал, Швинну.

Здесь нужно найти убийцу. Это дело сожрет тебя изнутри, а потом выплюнет маленькими кусочками…

Укоризненный голос ублюдка пробрался в голову Майло и устроился там с максимальными удобствами, ядовитый и одновременно исполненный собственной значимости.

Пока Майло занимался ерундой, Швинн сумел отыскать единственную зацепку, которая привела их к отцу Джейни Инголлс.

Ему помог информатор, чьего имени он не пожелал назвать. Швинн даже не пытается держаться доброжелательно или скрывать свои чувства. Набросился на Майло и принялся обвинять в том, что он якобы шпионит за ним по поручению начальства.

А почему? Он знает, что находится под подозрением? Может быть, именно по этой причине остальные детективы сторонятся его. Что бы ни происходило, Майло оказался в самом центре… но он должен отставить все в сторону и сосредоточиться на работе. Однако то, что не удалось ничего узнать, заставляло его чувствовать собственную неадекватность.

Бедняжка Джейни. А Мелинда Уотерс — насколько велики шансы, что она жива? И как будет выглядеть, когда ее найдут?

Был почти полдень, и Майло забыл, когда ел в последний раз. Однако он не смог придумать ни одной причины, чтобы остановиться и перекусить. Да ему и не хотелось есть.