Книга убийств

ГЛАВА 8

Так же быстро, как у него менялось настроение, Швинн выскочил из машины.

Шагая за ним, Майло подумал, что у напарника явно не все в порядке с психикой.

Передняя дверь была открыта. Справа на стене висело двенадцать почтовых ящиков. Квартиры в доме располагались точно так, как представил себе Майло.

Иди к черту, эксперт!

На ящике с цифрой 11 красовалась смазанная надпись красной шариковой ручкой — «Инголлс». Они поднялись по лестнице, и к третьему этажу Швинн начал задыхаться. Поправив узел галстука, он постучал в дверь, которая тут же открылась.

На пороге стоял мужчина с тусклыми глазами, тощий, но с брюшком.

Обвисшая, нездорового цвета кожа обтягивала кости, худые руки напоминали кривые палки — и при этом солидное брюшко, похожее на дыню. Он был в грязной, когда-то желтой безрукавке и синих плавках. Ни бедер, ни задницы, толстый живот. И больше ни унции лишнего жира или мяса на теле. Его живот казался каким-то ненатуральным, и Майло подумал: беременный.

— Боуи Инголлс? — спросил Швинн.

Тип целых две секунды обдумывал вопрос, потом едва заметно кивнул. По лбу его стекал пот, видимо, уже выпил не одну бутылочку пива, и противный кислый запах наполнил коридор перед дверью.

Швинн ничего не рассказал про Инголлса, чтобы подготовить Майло к встрече. Перед ним стоял мужчина за сорок, с густыми, вьющимися волосами, которые отросли до самых плеч — слишком роскошными для человека его возраста, — и пятидневной седой щетиной, не скрывавшей изможденного лица. Там, где белки глаз не покраснели, виднелись желтые пятна, и он никак не мог сфокусировать взгляд. А еще Майло обратил внимание на темно-карие зрачки, совсем как у убитой девушки.

Инголлс принялся изучать их жетоны. По-видимому, время для него давно остановилось, как на часах со сломанным механизмом. Потом он поморщился и спросил:

— Ш-ш-што слу-чилсь?

Его слова выплыли на алкогольных парах и смешались с запахами, давно пропитавшими стены дома: плесень, керосин, ароматы домашней кухни.

— Мы можем войти? — спросил Швинн.

Инголлс приоткрыл дверь. У него за спиной Майло разглядел грязную мебель, кучи мятой одежды, картонки из-под еды, принесенной из китайского ресторана, пустые пивные банки.

Куча грязной посуды, одни банки смяты, другие еще целенькие. Их количество указывало на то, что Боуи Инголлс пьет уже не один день.

Значит, у него запои. Возможно, есть и собутыльники. Впрочем, даже и с их помощью выпито тут немало.

Его дочь пропала четыре дня назад, а он не сообщил в полицию, сидит дома и поглощает одну бутылку за другой. Майло вдруг пришел в голову самый худший поворот в деле: папаша убил собственную дочь. И он принялся искать на лице Инголлса следы испуга, беспокойства, вины, может, царапины, которые все объяснили бы…

Но увидел только замешательство. Инголлс стоял на пороге и ничего не понимал — его мозги были пропитаны спиртными парами.

— Сэр, — сказал Швинн, и это слово прозвучало как оскорбление, так умеют говорить только полицейские. — Мы можем войти?

— А… Угу, ясное дело… а зачем вам?

— Нам нужна ваша дочь.

Инголлс опустил глаза. Никакого беспокойства. Покорность. Словно он хотел сказать — ну вот, снова. Приготовился выслушать лекцию о том, как следует воспитывать детей.

— Чего, снова школу прогуляла? Теперь из-за этого вызывают копов?

Швинн улыбнулся и вошел в квартиру, так что Инголлсу пришлось сдвинуться в сторону — он споткнулся и чуть не упал. Когда все трое оказались внутри, Швинн закрыл дверь. И они с Майло тут же принялись изучать помещение.

Когда-то белые стены, в углах и трещинах бурые и черные пятна. Передняя метров пятнадцать, гостиная, соединенная с кухней, на столах пустые коробки из-под еды, использованные бумажные тарелки, банки из-под супа. Два крошечных окна закрыты желтыми пластиковыми жалюзи. Серо-коричневый старый диван и красный пластмассовый стул завалены засаленной одеждой и смятой бумагой. Рядом со стулом покосившаяся стопка пластинок. На самом верху

Майло заметил долгоиграющую пластинку, выпущенную лет пятнадцать назад. Рядом дешевый проигрыватель, на который наброшен грязный халат. В открытую дверь виднелась пустая стена.

В комнате обнаружилась очередная батарея пустых банок из-под пива.

— В какую школу ходит Джейни, сэр? — спросил Швинн.

— Голливудская средняя школа. Ну и куда она опять вляпалась?

Боуи Инголлс почесал подмышку и выпрямился в полный рост, стараясь изобразить отцовское возмущение.

— Когда вы видели ее в последний раз, сэр?

— Хм… она была… она ночевала у подруги.

— Когда, сэр? — повторил свой вопрос Швинн, продолжая осматривать комнату.

Холодный деловой тон. Если бы его сейчас кто-нибудь видел, ни за что бы не поверил, что этот человек способен произнести безумную тираду, которой он разразился пять минут назад.

Майло стоял в стороне и пытался успокоиться. Его ум рвался в бой, но тело никак не могло справиться с яростью, которая его охватила от слов Швинна. Сердце колотилось в груди, щеки пылали. Несмотря на важность задачи, которая перед ними стояла, Майло то и дело представлял, как Швинн плюхается на задницу, пойманный на месте преступления с Тоней или еще каким-нибудь «информатором». От таких мыслей он заметно повеселел, но тут же задал себе вопрос: если Швинн ему не доверяет, почему же он тогда развлекался с Тоней прямо у него под носом? Может, он сумасшедший… Майло посмотрел на Боуи Инголлса. По-прежнему ни капли страха, только раздражающая тупость и непонимание, чего от него хотят.

— Хм… вечером в пятницу, — не слишком уверенно ответил Инголлс. — Можете сесть, если хотите.

В этом свинарнике сесть можно было только одному — на небольшое свободное пространство среди грязной одежды, набросанной на диване. Вероятно, Инголлс там спит. Уютно.

— Нет, спасибо, — отклонил предложение Швинн и вытащил блокнот. Майло подождал пару минут, прежде чем достать свой. Ему не хотелось выглядеть героем бездарного водевиля на полицейскую тему. — Итак, Джейни ночевала у подруги в ночь пятницы.

— Да. В пятницу.

— Четыре дня назад.

Швинн вынул золотую паркеровскую ручку, шариковую, и что-то нацарапал в блокноте.

— Да, она все время так делает.

— Спит у подруги?

— Ей уже шестнадцать, — жалобным голосом сообщил Инголлс.

— Как зовут подругу? Ту, у которой она провела ночь пятницы?

Инголлс пожевал нижнюю губу.

— Линда… нет, Мелинда.

— Фамилия?

Ответом Швинну был тупой взгляд.

— Вы не знаете фамилии Мелинды?

— Эта сучка мне совсем не нравится, — заявил Инголлс. — Она плохо влияет. Я не люблю, когда она приходит.

— Мелинда плохо влияет на Джейни?

— Угу. Ну, вы понимаете.

— Из-за нее у Джейни бывают неприятности?

— Вы же знаете, — повторил Инголлс. — Дети. Они все время куда-то вляпываются.

Майло подумал: что может расстроить типа вроде Инголлса?

— Вляпываются, — согласился Швинн.

— Точно.

— Например?

— Сами знаете. — Ответы Инголлса не отличались разнообразием. — Прогуливают школу, шляются где попало.

— Наркотики?

— Про это ничего не знаю.

— Хм… — продолжая писать, протянул Швинн. — Значит, Мелинда плохо влияет на Джейни, но вы позволяете своей дочери ночевать у нее в доме.

— Позволяю? — закашлявшись, спросил Инголлс. — У вас есть дети?

— Не посчастливилось их иметь.

— Тогда понятно. В наше время дети не спрашивают у родителей разрешения — ни на что. Они делают что хотят. Мне даже не удается заставить ее сказать, куда она идет. Или посещать школу. Я даже пытался сам ее туда отводить, но она входила в здание, дожидалась, когда я уйду, и сбегала. Вот почему я решил, что вы пришли из-за школы. А что-нибудь случилось? Она попала в какую-нибудь передрягу?

— У вас были проблемы с Джейни раньше?

— Нет, — ответил Инголлс. — Настоящих не было. Я же вам сказал, она прогуливает школу и болтается где-то — не знаю где. Иногда не приходит домой по несколько дней. Но всегда возвращается. Знаете, что я вам скажу, ребята? Контролировать их невозможно. Как только появились хиппи и захватили город, порядка не стало. Ее мать была хиппи еще в те времена. И наркоманка. Она сбежала и бросила нас с Джейни.

— Джейни принимает наркотики?

— Дома нет, — ответил Инголлс. — Не смеет. — Он моргнул несколько раз и поморщился, пытаясь привести мысли в порядок — ничего у него не вышло. — Что случилось? Что она натворила?

Не обращая внимания на его вопросы, Швинн продолжал писать, а потом спросил:

— Голливудская средняя школа… какой год?

— Второй.

— Второгодница.

Инголлс снова кивнул, но далеко не сразу. Интересно, сколько банок пива он выпил сегодня утром?

— Второгодница, — записал Швинн. — Когда она родилась?

— Хм… в марте, — ответил Инголлс. — Март… десятого.

— Значит, в прошлом марте ей исполнилось шестнадцать?

— Угу.

Второгодница шестнадцати с половиной лет, подумал Майло. Отстает от сверстников на год. Задержка развития? Или проблемы с учебой? Еще один фактор, толкнувший ее на путь, который привел к трагическому исходу. Если это, конечно, она…

Он посмотрел на Швинна, но тот что-то писал в блокноте, и Майло решился задать вопрос:

— Джейни трудно учиться в школе?

Швинн на мгновение приподнял брови, но писать не перестал.

— Она ненавидит школу, — сказал Инголлс. — Едва научилась читать. Вот почему она ненавидит… — В воспаленных глазах появился страх. — Что все-таки происходит? Что она сделала?

Теперь он смотрел на Майло, искал у него ответа на свой вопрос, но тот не решался сказать ему об их подозрениях, и Инголлс перевел взгляд на Швинна.

— Слушайте, что, черт подери, случилось? Что она натворила?

— Может быть, ничего, — ответил Швинн и достал голубой конверт. — Или что-то сделали с ней.

Он снова разложил веером снимки и, вытянув вперед руку, протянул их Инголлсу.

— Что? — спросил Инголлс, не сдвинувшись с места. Затем: — Нет.

Совершенно спокойно, без какого бы то ни было выражения. Майло подумал: Ладно, это не она. Ложный след. Хорошо для него и плохо для нас. Итак, мы не продвинулись ни на шаг. Швинн оказался прав. Как всегда. Вонючий ублюдок теперь до конца дня станет важничать, и находиться рядом с ним будет невозможно.

Но Швинн не убирал фотографий, а Боуи Инголлс продолжал на них смотреть.

— Нет… — повторил Инголлс и попытался схватить снимки, впрочем, он не слишком старался, лишь с жалким видом к ним потянулся.

Швинн не выпускал фотографий из рук, и Инголлс, сжав голову руками, сделал шаг назад, словно хотел оказаться как можно дальше от страшных картин. Потом топнул ногой так сильно, что задрожали половицы.

И вдруг схватился за свой огромный живот и скорчился, словно у него начались колики, снова топнул и взвыл:

— Нет!!!

И опять завыл.

Швинн подождал немного, потом усадил его на диван и приказал Майло:

— Принеси ему успокоительного.

Майло удалось найти целую банку с пивом, он открыл ее и поднес к губам Инголлса, но тот лишь покачал головой:

— Нет, нет, нет. Уберите это от меня к чертовой матери.

Он живет в алкогольном тумане, но, погружаясь на самое дно, не желает использовать спиртное в качестве лекарства. Значит, какое-то достоинство у него все-таки еще есть, решил Майло.

Майло показалось, что они со Швинном молчат целую вечность. Швинн с непроницаемым лицом — Майло к такому уже успел привыкнуть. Может, даже получает удовольствие от происходящего?

Наконец Инголлс поднял голову.

— Где? — спросил он. — Кто?

Швинн вкратце рассказал ему, что произошло, тихо, спокойно. Инголлс время от времени стонал:

— Джейни, Джейни…

— Вы можете сообщить нам что-нибудь полезное? — спросил Швинн.

— Ничего. Что я могу рассказать… — Инголлс вздрогнул. Потом начал дрожать. Скрестил костлявые руки на груди. — Что… кто мог… о Господи… Джейни.

— Вспомните что-нибудь, — настаивал Швинн. — Пусть самые незначительные детали. Помогите нам.

— Что? Я не знаю… Она не… с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, она фактически от меня ушла, иногда приходила сюда, но потом исчезала. Говорила, чтобы я от нее отстал и не лез в ее дела. Понимаете, большую часть времени ее здесь не было.

— Она ночевала у друзей, — вставил Швинн. — У Мелинды и еще у кого-то.

— Наверное… о Господи, не могу поверить…

Глаза Инголлса наполнились слезами, и Швинн протянул ему свой белоснежный платок, в углу которого золотом была вышита монограмма «П.Ш.».

Его речи переполняли отчаяние и пессимизм, но он отдал накрахмаленный платок пьянице — чтобы сделать свою работу.

— Помогите мне, — прошептал он Инголлсу. — Ради Джейни.

— Я бы с радостью… но я ничего не знаю. Она… мы с ней не разговаривали. С тех самых пор, как… она была моей малышкой, а потом вдруг больше не захотела и постоянно говорила, чтобы я от нее отвязался. Я, конечно, не идеальный отец, но ведь без меня Джейни пришлось бы… ей исполнилось тринадцать, и вдруг все вокруг надоело. Она надолго уходила из дома, а в школе всем было на нее наплевать. Джейни прогуливала уроки, и никто ни разу ко мне не пришел. Ни разу.

— А вы им звонили? Инголлс покачал головой:

— Зачем? Какой смысл разговаривать с людьми, которым ни до чего нет дела? Если бы я им позвонил, они бы обязательно напустили на меня полицию, а копы привязались бы… уж можете не сомневаться, нашли бы за что. Приписали бы плохое обращение с ребенком, да все что угодно. А я был занятым человеком. Работал… в студии «Парамаунт».

— Правда? — проговорил Швинн.

— Правда. В отделе рекламы. Передача информации.

— Джейни интересовалась кино?

— Не-ет, — протянул Инголлс. — Ее не интересовало ничего из того, чем я занимался.

— А что интересовало ее?

— Ничего. Шляться, и больше ничего.

— А ее подружка Мелинда? Если Джейни никогда не говорила вам, куда идет, почему вы знаете, что она была у Мелинды в пятницу вечером и ночью?

— Потому что я видел ее с Мелиндой в пятницу.

— Во сколько?

— Около шести. Я спал, а Джейни пришла взять кое-что из одежды, ну, я и проснулся. Но когда я сел на кровати, она уже шла к двери, и я выглянул в окно. — Он показал пальцем на крошечное окошко. — Я видел, как она уходила с Мелиндой.

— В какую сторону они пошли?

— Туда.

Инголлс показал на север.

Значит, они направились в сторону Сансет и дальше на бульвар Голливуд.

— С ними был еще кто-нибудь?

— Нет, никого.

— Они шли пешком или уехали на машине? — спросил Швинн.

— У Джейни нет прав. У меня есть машина, но она еле жива. Я бы ни за что… да ей она и не нужна. Джейни всюду добиралась на попутках. Я ее Предупреждал. В молодости, когда это было безопасно, я тоже часто пользовался попутками, но сейчас, когда столько… вы думаете, так все и произошло? Она подсела к какому-то, а он… о Господи…

Похоже, Инголлс не знает, что Джейни изнасиловали в городе. Если так, значит, он действительно давно потерял дочь.

— Что вы имели в виду, когда сказали «к какому-то»? — спросил Швинн.

— Ну… вы же понимаете, — простонал Инголлс. — Ее подобрал… кто-то чужой.

Снимки снова вернулись в конверт, но Швинн продолжал держать его в руках, а потом помахал им перед самым носом Инголлса.

— Я бы сказал, сэр, что такое мог сотворить только кто-то чужой. Если, конечно, у вас нет других предположений.

— У меня? Нет, — заявил Инголлс. — Она пошла в мать. Ничего не рассказывала… Дайте-ка пиво.

Когда банка опустела, Швинн снова помахал в воздухе конвертом.

— Давайте вернемся назад, в пятницу. Джейни пришла домой, чтобы взять кое-что из вещей. Во что она была одета?

Инголлс задумался.

— Джинсы и футболка — красная… и ужасные черные туфли с безумными каблуками — на платформе. Она взяла нарядную одежду.

— Нарядную?

— Когда я проснулся и увидел, как она выходит из квартиры, то успел разглядеть одну вещицу из тех, что она положила в мешок.

— Какой мешок?

— Обычный, из магазина. Белый, наверное, «Зоди», потому что она все там покупает. Джейни всегда складывает свои наряды в такие мешки.

— И что вы увидели в мешке?

— Красный топик размером с кусок пластыря. Я ей постоянно говорил, что в таких ходят шлюхи и ей следует его выбросить, грозился отнести на помойку.

— Но не отнесли.

— Нет, — сказал Инголлс. — Зачем? Ничего бы не изменилось.

— Красный топик, — повторил Швинн. — Что еще?

— Больше я ничего не заметил. Может, еще юбка. Микро-мини, других она не покупает. Туфли были у нее на ногах.

— Черные, на высоких каблуках.

— Блестящие, — добавил Инголлс. — Лакированные, на немыслимых каблуках. Я ей все время повторял, что она упадет и свернет себе шею.

— Итак, нарядная одежда, — сказал Швинн и все записал.

Красно-черный наряд для вечеринки, подумал Майло и вспомнил время, проведенное в средней школе. Как мальчишки сидели кружком и со смешками разглагольствовали о том, что красный и черный цвета означают: девчонка на все готова. Он веселился вместе со всеми, делая вид, что его это тоже волнует…

— Кроме джинсов и футболок, она ничего другого не покупает. Еще наряды для вечеринок.

— Кстати, о нарядах, — проговорил Швинн. — Давайте посмотрим ее вещи.

В квартире имелись две спальни размером с тюремную камеру и разделенные ванной без окна, где стояла отвратительная вонь.

Швинн и Майло мельком посмотрели на спальню Боуи Инголлса, когда проходили мимо. Огромный матрас занимал почти весь пол. Грязные простыни сползли и кучей валялись на дешевом ковре. Крошечный телевизор, казалось, вот-вот свалится с тумбочки из прессованного дерева. И снова пустые банки из-под пива.

Спальня Джейни оказалась еще меньше. В ней едва помещались матрас и тумбочка из такого же искусственного дерева. Вырезки из журналов для молодежи украшали стены под самыми диковинными углами. На тумбочке сидела грязная меховая игрушка — коала, рядом с ней мятая пачка «Кента» и полупустая коробка леденцов от кашля. Комната была такой маленькой, что матрас мешал полностью открыть дверь шкафа, и Швинну пришлось изогнуться, чтобы заглянуть туда.

Он поморщился, сделал шаг назад и сказал Майло: — Давай ты.

Комплекция Майло усложняла задачу, но он не стал спорить.

В «Зоди» продаются уцененные товары, но даже несмотря на их дешевизну, гардероб Джейни представлял собой жалкое зрелище. На пыльном полу стояла пара спортивных тапочек восьмого размера, рядом с ними босоножки на платформе и белые пластиковые сапоги с прозрачной подошвой. Две пары джинсов размера S кое-как болтались на вешалках, одни потертые, с дырками, явно проделанными специально, а другие — с заплатами. И те, и другие сделаны на Тайване. Четыре полосатые футболки с криво обрезанными рукавами, блузка из хлопка с яркими цветами и проеденная молью на кармане, а также три блестящих топика из полиэстра, размером с носовой платок, которым Швинн поделился с Инголлсом, — ядовито-голубой, черный и жемчужно-белый. Красный джемпере надписью «Голливуд» выпуклыми золотыми буквами, коротенькая черная курточка, якобы кожаная, потрескавшаяся и сморщенная, точно лицо старухи.

На верхней полке лежали крошечные трусики, лифчики, колготки и куча пыли. Все провоняло табаком. Карманов оказалось совсем немного. Кроме грязи и оберток от мятной жвачки, Майло в них ничего не обнаружил. Какая невыразительная, пустая жизнь — почти как его собственная квартира, которую он не стал обживать по-настоящему, поскольку не был уверен, что задержится здесь надолго.

Он обыскал комнату. Постеры из журналов — вот единственное, что хотя бы отдаленно подходило под категорию «личные вещи». Ни дневника, ни записной книжки, даже фотографий друзей нигде нет. Возможно, когда-то Джейни и называла этот хлев домом, но те времена остались в прошлом. Может, у нее было какое-то другое место, убежище, где она хранила то, что считала ценным?

Майло проверил под кроватью, но там была только грязь. Когда он оттуда выбрался, шея и плечи у него отчаянно болели.

Швинн и Инголлс вернулись в гостиную, а Майло зашел в ванную. Стараясь не дышать, заглянул в аптечку. Ничего особенного — анальгетики, слабительное, средство от поноса, антациды — целый склад. Что-то грызет Инголлса изнутри? Чувство вины или всего лишь алкоголь?

Майло вдруг ужасно захотелось выпить.

Войдя в гостиную, он увидел, что Инголлс с отсутствующим видом сидит на диване и спрашивает:

— Что мне теперь делать?

Швинн стоял в стороне, словно хотел оказаться как можно дальше от него. Инголлс был ему больше не нужен.

— Вам придется уладить ряд формальностей — опознание, заполнение официальных бумаг. Опознание можно провести после вскрытия. Возможно, у нас появятся к вам новые вопросы.

Инголлс поднял голову:

— О чем?

Швинн протянул Инголлсу визитку:

— Если что-нибудь вспомните, позвоните по этому номеру.

— Я уже все сказал.

— Джейни могла еще где-нибудь ночевать? — спросил Майло.

— В каком смысле?

— Ну, всякие там тайные убежища, где дети любят прятаться от взрослых и где хранят свои сокровища.

— Понятия не имею, где любят прятаться дети. Я и про свою-то дочку не знал, куда она ходит. Откуда мне про других…

— Ладно, спасибо. Нам очень жаль, что так случилось, мистер Инголлс.

Швинн знаком показал Майло на дверь, но уже около нее повернулся и спросил:

— И еще одно: как выглядит Мелинда?

Важный вопрос, подумал Майло, но ему самому он в голову не пришел. А Швинну пришел, он все тщательно продумал и задал его в самое подходящее время. Возможно, он сумасшедший, но дело свое знает не в пример лучше Майло.

— Невысокая, большие сиськи — от рождения, — пухленькая. Светлые волосы, очень длинные и прямые.

— Соблазнительная, — с удовольствием заключил Швинн.

— Как скажете.

— И она ровесница Джейни?

— Может, чуть старше, — ответил Инголлс.

— Тоже второгодница?

— Откуда мне знать?

— Дурное влияние, — сказал Швинн.

— Точно.

— У вас есть фотография Джейни? Которую мы могли бы показать в случае необходимости?

— У меня должна быть, верно? — ответил Инголлс так, словно сдавал устный экзамен.

С трудом поднявшись на ноги, он поплелся в свою спальню и вернулся через несколько минут с фотографией три на пять.

Темноволосая девочка лет десяти в платье с коротким рукавом смотрела на Микки-Мауса ростом в пять футов. Ничего общего с жертвой на Бодри.

— Диснейленд, — доложил Инголлс.

— Вы возили туда Джейни? — спросил Майло, пытаясь представить себе их путешествие.

— Нет, они ездили со школой. У них там скидки для групп.

Швинн вернул Инголлсу фотографию.

— Мне нужно что-нибудь посвежее, — сказал он.

— У меня должно быть, — проговорил Инголлс, — но так сразу не найти. Если найду, позвоню.

— Я заметил, что в комнате Джейни нет дневника, — вмешался Майло.

— Вам виднее.

— Вы никогда не видели у нее дневник или записную книжку, может, альбом с фотографиями?

Инголлс покачал головой:

— Я старался не трогать ее вещи, но ничего подобного у нее и быть не могло. Джейни терпеть не могла писать. Ей письмо давалось с трудом. Точно такая же, как мать: даже по-настоящему читать не научилась. Я пытался с ней заниматься, ведь школе было на нее наплевать.

Папаша-алкоголик сидит рядом с Джейни и учит ее грамоте. Трудно себе представить.

Швинн нахмурился — ему надоели вопросы Майло, и он сердито дернул ручку двери.

— До свидания, мистер Инголлс.

Когда дверь закрылась, Инголлс выкрикнул им вслед:

— Она была моей девочкой!

— Какой болван, — заявил Швинн, когда они ехали в школу, где училась Джейни Инголлс. — Идиоты родители, идиоты дети. Гены. Ты ведь это имел в виду, когда задавал свои вопросики про школу?

— Просто я думал, что, если у нее были проблемы в школе, она скорее могла стать жертвой, — ответил Майло.

— Жертвой может стать любой, — проворчал Швинн.

Школа занимала уродливое здание, выкрашенное в серо-коричневый цвет, которое тянулось на целый квартал вдоль северной стороны бульвара Сансет, к западу от Хайленд. Такая же безликая, как аэропорт, и Майло понял, что они приехали сюда зря, в тот самый момент, когда вошел на ее территорию. Они прошли мимо, наверное, тысяч детей — все мрачные, скучающие, каждый сам по себе. Улыбки и смех звучали редко, а если кто-нибудь встречался с ними глазами, в них тут же вспыхивала враждебность.

Они спросили у учительницы, как пройти к директору, та ответила ледяным тоном. Впрочем, точно так же их встретили и в кабинете директора. Пока Швинн разговаривал с секретаршей, Майло разглядывал девушек, которые проходили По пропахшему потом коридору. Казалось, здесь пользуются особой популярностью плотно облегающие или очень короткие юбки и платья, выставляющие напоказ только что оформившиеся тела, обещающие то, чего они, вполне возможно, дать не смогут, и вдруг спросил у себя: сколько здесь учится потенциальных Джейни?

Директор был на совещании в городе, и секретарша направила их к завучу, который отослал к другому представителю педагогического коллектива, стоявшему на следующей ступеньке иерархической лестницы, — к психологу. Их встретила симпатичная молодая женщина по имени Эллен Сато, евроазиатка, крошечная, с длинными распущенными волосами, светлыми на концах. Когда Швинн сообщил ей об убийстве Джейни, она переменилась в лице и чуть не расплакалась, а Швинн воспользовался ее замешательством и начал задавать вопросы.

Но все оказалось бессмысленно. Она никогда не слышала про Джейни и в конце концов призналась, что работает в школе меньше месяца. Швинн продолжал давить на нее, и учительница ненадолго ушла, но вскоре вернулась и принесла плохие новости: Джейни Инголлс не направляли на беседы с психологом, а также ей не назначали никаких дисциплинарных наказаний.

Девочка регулярно прогуливала школу, но не числилась среди нарушителей дисциплины. Боуи оказался прав насчет одного — никому не было до нее дела.

Майло подумал, что у девушки не было ни единого шанса, и вспомнил свой собственный опыт, когда он один раз прогулял школу. Тогда его семья жила в Гэри, отец работал на сталелитейном заводе, получал приличные деньги и считал себя главой семьи, который всех кормит. Майло исполнилось девять, с самого лета ему снились ужасные сны — про мужчин. Как-то раз, в понедельник, он вылез из школьного автобуса, но вместо того чтобы пойти в школу, бесцельно зашагал вперед, ни о чем не думая. В конце концов он оказался в парке, где тяжело, словно уставший от жизни старик, опустился на скамейку. И провел на ней целый день. Его заметила подружка матери и рассказала родителям. Мама удивилась; отец, человек действия, отлично знал, что следует сделать. Десять фунтов пропитанного маслом ремня. Майло очень долго не мог сидеть.

Еще одна причина ненавидеть отца. Однако он больше не делал ничего подобного и закончил школу с хорошими оценками. Несмотря на свои сны. И на все, что случилось потом. Он не сомневался: если бы отец узнал о том, что происходит в действительности, он бы его убил.

Итак, уже в девять лет Майло знал, что будет делать. Тебе необходимо убраться от них как можно дальше, как только появится возможность.

Теперь же он подумал, что, возможно, ему повезло.

— Ладно, — сказал Швинн, обращаясь к Эллен Сато, — вы про нее ничего не знаете…

Молодой психолог едва сдерживала слезы.

— Извините, сэр, но я уже сказала, я всего… А что с ней случилось?

— Ее убили, — ответил Швинн. — Мы ищем ее подругу, возможно, она тоже здесь учится. Ее зовут Мелинда, лет шестнадцати или семнадцати. Длинные светлые волосы. Пухленькая, соблазнительная.

Он поводил руками около своей тощей груди. Сато слегка покраснела.

— Мелинда — довольно распространенное имя…

— А как насчет того, чтобы заглянуть в классные журналы?

— Журналы… — Сато взмахнула изящными руками. — Я могу найти для вас списки учащихся.

— У вас нет журналов?

— Мне… известно, что у нас имеются списки, но они в кабинете директора. Кроме того, необходимо заполнить соответствующие формы. Хорошо, я схожу посмотрю. Но я знаю, где лежат списки. Здесь, у нас.

Она показала на шкаф.

— Отлично, — не слишком вежливо заявил Швинн.

— Бедняжка Джейни, — проговорила Сато. — Кто мог такое сотворить?

— Кто-то очень плохой, мэм. Вам никто не приходит на ум?

— О Господи, нет… я не… пойду поищу список.

Детективы уселись на скамейку перед кабинетом психолога и принялись просматривать книги, не обращая внимания на презрительные взгляды учеников, которые входили и тут же выходили из комнаты. Они записали имена всех белых девочек по имени Мелинда, включая тех, кто только поступил в школу, поскольку уверенности в том, что Боуи Инголлс правильно назвал ее возраст, у них не было никакой. Они не слишком выделяли блондинок, поскольку девочки-подростки частенько красят волосы.

— А как насчет светлокожих мексиканок? — предположил Майло.

— Нет, — ответил Швинн. — Инголлс обязательно упомянул бы это.

— Почему?

— Потому что она ему не нравилась, и он бы с радостью добавил еще одну отрицательную черту к ее портрету.

Майло снова принялся разглядывать юные лица. В конце концов у них получился список из восемнадцати имен.

Швинн просмотрел его и нахмурился:

— Имена и никаких цифр. Нам все равно понадобится классный журнал, чтобы найти ту, что нам нужна.

Он говорил очень тихо, но его тон не вызывал никаких сомнений, и секретарша, сидевшая неподалеку, подняла голову.

— Привет, — сказал Швинн громко и угрожающе ухмыльнулся, глядя женщине в глаза.

Она вздрогнула и занялась своей машинкой.

Майло посмотрел на фотографию Джейни Инголлс, сделанную, когда она поступила в школу. Никаких записей о внешкольных занятиях. Роскошные темные волосы обрамляют хорошенькое овальное личико, изуродованное тоннами косметики и неестественного цвета тенями на веках — привидение, да и только. Девушка не имела ничего общего с десятилетней девчонкой, стоящей около Микки-Мауса, как, впрочем, и с трупом, найденным у дороги. Всего шестнадцать, но сколько же разных лиц! Майло попросил у секретарши разрешения снять копию фотографии; она неохотно кивнула и посмотрела на снимок.

— Знаете ее, мэм? — спросил Майло как можно более мягким голосом.

— Нет. Вот, я включила. Только получается не слишком хорошо. Давно пора его починить.

Вернулась Эллен Сато, она подкрасилась, но Майло заметил, что женщина плакала.

— Ну, как дела? — вымученно улыбнувшись, спросила она. Швинн быстро вскочил на ноги и встал перед ней, всем своим видом показывая, как ему нравятся порядки в школе.

— Прекрасно, леди, — злобно улыбнувшись и помахивая в воздухе списком из восемнадцати имен, заявил он. — А теперь представьте-ка нас этим милым леди.

Чтобы найти Мелинду из списка, понадобилось еще сорок минут. Двенадцать Мелинд оказались в школе и по очереди входили в комнату с невероятно скучающим видом. Только две из них слышали о Джейни Инголлс, ни одна не сказала, что дружит с ней или знает ее подруг, и, похоже, все говорили правду.

Никто не спросил, почему их вызвали для разговора с полицейскими. Словно присутствие копов в школе никого не удивляло. Или им ни до чего не было дела.

В результате удалось выяснить только одно: Джейни не слишком популярна в школе. Девушка, которая сказала хоть что-то существенное, стояла последней в очереди к Майло. Не так чтобы настоящая блондинка, да и не слишком соблазнительная. Мелинда Кантор.

— Ах, эта. Она ведь наркоманка, так?

— Правда? — переспросил он.

Девушка пожала плечами. У нее было удлиненное хорошенькое лицо, немного лошадиное. Двухдюймовые ногти сверкали ярко-голубым лаком, никакого лифчика.

— А она общается с другими наркоманами? — спросил Майло.

— Нет, она не любит больших компаний. Джейни — наркоманка-одиночка.

— Наркоманка-одиночка?

— Точно.

— А это что значит?

Девушка посмотрела на него так, словно хотела спросить: Ты что, полный тупица или еще только учишься?

— Она сбежала из дома или еще чего-нибудь вроде того?

— Еще чего-нибудь.

— Ну, — сказала Мелинда Кантор, — может, она на бульваре.

— На Голливудском бульваре?

Прозвучавший смешок без слов сказал ему, что он задал еще один дурацкий вопрос. Майло понял, что совсем упал в глазах девушки.

— На бульваре, куда отправляются наркоманы-одиночки. Теперь Мелинда Кантор смотрела на него так, будто у него вообще нет ни одной извилины.

— Я всего лишь предположила. Что она сделала?

— Возможно, ничего.

— Да уж, — заявила девушка. — Странно.

— Что странно?

— Обычно парни, которые занимаются наркотиками, бывают молодыми и симпатичными.

Эллен Сато сумела добыть адреса и номера телефонов шести девушек, которые не пришли в этот день в школу, и Майло со Швинном остаток дня провели, навещая их на дому.

Первые четыре девушки жили в маленьких, но аккуратных домиках на одну семью на границе Голливуда и Лос-Фелиз. Выяснилось, что они больны. Мелинда Адаме, Мелинда Гринберг и Мелинда Джордан лежали в постели с простудой. Мелинда Холмейстер — с приступом астмы. Все четыре матери оказались дома, все были напуганы визитом полицейских, но разрешили поговорить с дочерьми. Предыдущее поколение продолжало уважать — или бояться — представителей власти.

Мелинда Адаме, которая первый год училась в этой школе, оказалась крошечной четырнадцатилетней девочкой с платиновыми волосами и вела себя, как ребенок. Мелинда Джордан — пятнадцать, тощая брюнетка с ужасающим насморком и жуткими угрями. Гринберг — длинные светлые волосы, довольно большая грудь. Они с матерью говорили по-английски с легким акцентом — недавно приехали из Израиля. По всей кровати были разбросаны книги по математике и естествознанию. Когда детективы вошли в комнату, девочка что-то подчеркивала желтым маркером и заявила, что не имеет ни малейшего понятия, кто такая Джейни Инголлс.

Мелинда Холмейстер оказалась робкой, пухленькой, заикающейся домашней девочкой с пшеничного цвета кудряшками, высшими оценками по всем предметам и гнусавым от простуды голосом.

Ни одна из них никак не отреагировала на имя Джейни.

В большом белом и очень современном доме, где жила Мелинда Ван Эппс, им никто не открыл. Соседка, собиравшая цветы неподалеку, сообщила, что вся семья уехала в Европу примерно две недели назад. Отец семейства работает в администрации «Стандард ойл», Ван Эппсы постоянно забирают всех своих пятерых детей из школы, когда отправляются путешествовать, а потом берут им учителей, чтобы дети наверстали упущенное, очень милые люди.

В видавшем лучшие времена бунгало на Норт-Гауэр, где жила Мелинда Уотерс, им тоже не открыли. Швинн стучал изо всех сил, потому что звонок был заклеен пластырем, на котором красовалась надпись: «Сломан».

— Ладно, напиши записку, — сказал он Майло. — Тут, наверное, тоже пустышка.

Но, когда Майло просовывал в щель для писем записку с просьбой позвонить им и свою визитку, дверь распахнулась.

Женщина, стоявшая на пороге, вполне могла быть духовной сестрой Боуи Инголлса. Лет сорока, худая, обрюзгшая, в вылинявшем коричневом халате, лицо цвета горчицы, волосы, крашенные перекисью, кое-как заколоты сзади. Тусклые голубые глаза, потрескавшиеся губы, никакой косметики. И бегающий взгляд.

— Миссис Уотерс? — спросил Майло.

— Меня зовут Эйлин, — ответила она прокуренным голосом. — Что случилось?

Швинн показал ей свой жетон.

— Мы бы хотели поговорить с Мелиндой.

Эйлин Уотерс отшатнулась, как будто он ударил ее по лицу.

— О чем?

— О ее подруге Джейни Инголлс.

— А, о ней, — обрадовалась Уотерс. — А что она натворила?

— Ее убили, — ответил Швинн. — С особой жестокостью. Где Мелинда?

Эйлин Уотерс приоткрыла губы, и Майло увидел неровные желтые зубы. Она полагалась на подозрительность, которая заменила ей достоинство, а теперь, лишившись и того, и другого, без сил прислонилась к дверному косяку.

— О Боже!

— Где Мелинда?

Уотерс покачала опущенной головой.

— О Боже, Боже.

Швинн взял ее за руку и строгим голосом спросил:

— Где Мелинда?

Эйлин опять покачала головой, а когда заговорила снова, перед ними стояла совсем другая женщина: пристыженная, испуганная, дрожащая.

Она заплакала, но через некоторое время успокоилась и сказала:

— Мелинда не вернулась домой. Я не видела ее с пятницы.