ГЛАВА 14

Когда мы снова выехали на шоссе номер тридцать три, я сказал:

— Итак, теперь мы знаем, откуда взялся альбом.

— Он проколол себе ухо и стал мистером Умиротворение, — проворчал Майло.

— Это Калифорния.

— «Он никого не осуждал». Ты же понял, что она имела в виду, ведь понял? Швинн признал мое право быть геем.

Как я счастлив. Я получил официальное разрешение заниматься чем хочу.

— Когда вы с ним были напарниками, он высказывался по этому поводу?

— Открыто — нет. Просто ужасно себя вел. Но какой мужчина его поколения любит голубых? Я был постоянно взвинчен, когда находился рядом с ним. Да и со всеми остальными.

— Чудесные были времена, — заметил я.

— О да, замечательные. Я постоянно чувствовал, что он мне не доверяет. Наконец он сказал об этом вслух, но не объяснил, почему не верит мне. Теперь, когда мы кое-что про него узнали, можно предположить, что он страдал от паранойи, навеянной наркотой. Но лично я так не думаю.

— Слушай, как ты считаешь, в управлении знали про то, что он употреблял наркотики?

— Когда меня допрашивали, про наркотики речи не шло, только про то, что он использовал шлюх.

— Знаешь, что меня удивляет больше всего? Они без скандала отпустили его на пенсию вместо того, чтобы предъявить обвинение по полной программе, — сказал я. — Может, боялись, что, если они начнут говорить вслух о копе, который принимает наркотики и путается со шлюхами, на свет выйдут похожие истории? Или его отставка имела отношение к делу Инголлс?

Мы проехали несколько миль молча, потом Майло проговорил:

— Представляешь, он принимал амфетамины. Этот урод страдал бессонницей, был тощим, точно бритва, поглощал галлонами кофе и сироп от простуды, как вампир кровь. Добавь сюда паранойю и резкую смену настроения. Это же сто первая статья — употребление наркотиков. А я ничего не заметил.

— Ты все свое внимание сосредоточил на работе, а не на его вредных привычках. В любом случае оказывается, что, несмотря на неприязнь Швинна к тебе, твои профессиональные качества он ценил высоко. Вот почему он попросил кого-то отправить тебе книгу.

— Кого-то! — возмутился Майло. — Швинн умер семь месяцев назад, а альбом появился только сейчас. Как ты думаешь, этот кто-то может быть милой старушкой Мардж?

— Мне показалось, что она была с нами откровенна, но кто знает? Она прожила большую часть жизни одна, у нее могло развиться обостренное чувство самосохранения.

— Если это она, в таком случае с чем мы имеем дело? Последняя воля Швинна, выполненная женушкой? Все равно непонятно, почему альбом послали тебе, а не прямо мне.

— По той же причине, — ответил я, — Швинн заметал следы. Он, конечно, проколол ухо, но полицейские привычки все равно сохранил.

— Иными словами, до самого конца оставался параноиком.

— Иногда паранойя бывает полезна, — заметил я. — Швинн создал для себя совершенно новую жизнь, у него наконец-то появилось что терять.

Майло задумался над моими словами.

— Ладно, давай забудем на время о том, кто прислал проклятый альбом, и перейдем к главному вопросу: зачем? Швинн что-то скрывал по делу Джейни целых двадцать лет, но его вдруг начала мучить совесть?

— По большей части в эти двадцать лет голова у него была занята совсем другим. Обида на управление, смерть жены, пристрастие к наркотикам. Он постепенно опускался все ниже и ниже — так сказала Мардж. Потом постарел, сумел справиться с наркотиками, снова женился, начал строить другую жизнь, учиться сидеть на крыльце и смотреть на звезды. Наконец у него появилось время подумать.

Когда-то у меня была пациентка, заботливая дочь, которая ухаживала за своей тяжелобольной матерью. За неделю до смерти мать подозвала дочь и призналась, что большим мясницким ножом зарезала во сне ее отца. Моей пациентке тогда было девять лет, все прошедшие с тех пор годы семья верила в миф о том, что в дом забрался ночной грабитель. Всю свою жизнь она прожила в страхе и вдруг услышала признание восьмидесятичетырехлетней убийцы.

— Ты хочешь сказать, Швинн знал, что должен умереть? Он же упал с лошади.

— Я хочу сказать, что возраст и размышления могут стать интересной комбинацией. Возможно, Швинн задумался о не доведенном до конца деле. Решил связаться с тобой по поводу Джейни, но не хотел делать это напрямую. Вот и послал альбом мне. Если бы я не передал его тебе — что ж, старина Швинн выполнил свой моральный долг. А если бы передал и ты сумел бы его разыскать, он бы с тобой поговорил. Ну а если бы ты решил ему угрожать, он вполне мог все отрицать.

— Он собрал целый альбом фотографий, только чтобы напомнить мне о Джейни?

— Возможно, альбом появился на свет как своего рода извращенное хобби — может, таким способом Швинн надеялся изгнать своих демонов. Не случайно, что на его последних снимках нет людей. Он навидался людей в их самых худших проявлениях.

Дальше мы некоторое время ехали молча.

— Получается, он был очень непростым человеком, — сказал я.

— Швинн был ненормальным, Алекс. Крал фотографии из дел и вклеивал в альбом ради собственного удовольствия. Может, он получал сексуальное удовлетворение, листая страницы. Потом постарел, и снимки перестали его возбуждать, вот он и решил их отдать. — Майло нахмурился. — Не думаю, что Мардж знала про «Книгу убийств». Вряд ли Швинн хотел, чтобы она считала его извращенцем. Значит, ее прислал кто-то другой. По словам Мардж получается, будто они создали что-то вроде уютного гнездышка, но я думаю, что она сильно ошибается.

— Другая женщина? — предположил я.

— А почему бы и нет? Он навещал ее, когда ему хотелось немного отдохнуть от нирваны на вершине холма. Не забывай, этот тип трахался с проститутками на заднем сиденье полицейской машины. Лично я не слишком верю в то, что человек может так сильно измениться.

— Если была другая женщина, — сказал я, — возможно, она живет далеко от Оджая. Это маленький городок, и здесь все на виду. В таком случае понятно, почему на посылке стояла марка Лос-Анджелеса.

— Ублюдок! — тихо выругался Майло. — Он мне никогда не нравился, а теперь даже из могилы пытается дергать меня за веревочки. Давай предположим, что он чувствовал моральную вину в связи с делом Джейни. Что означает альбом? Куда я должен его отнести? Да будь оно все проклято, не желаю я играть в эту игру!

Мы больше не разговаривали, пока я снова не выехал на автостраду. В районе Камарильо я поехал по скоростной полосе, и моя «севилья» помчалась вперед на скорости восемьдесят миль в час.

— Чтоб ему пусто было! — пробормотал Майло. — Ублюдка замучила совесть, а я, точно дрессированная блоха, должен плясать под его дудку.

— Ты ничего не должен, — заметил я.

— Точно, не должен, я же проклятый американец. Имею право на жизнь, свободу и быть несчастным.

Мы пересекли границу штата Калифорния примерно в середине дня, остановились в кафе в Тарзане, купили пару гамбургеров, выехали на бульвар Вентура, потом свернули направо около газетного киоска у Ван-Найс и направились дальше в сторону Вэлли-Виста и Беверли-Глен. По дороге Майло позвонил мне домой по своему мобильному телефону и выяснил, что Робин так и не объявилась.

Когда мы добрались до моего дома, Майло по-прежнему был не в настроении разговаривать, но я все равно сказал:

— Я все время думаю про Кэролайн Коссак.

— Почему?

— Знаешь, отравить собаку — это не невинная шуточка. Про ее братьев в газетах полно всякой дребедени, а про нее ни слова. Ее мать организовала бал для девушек — ну там, первый выход в свет и все такое, — так вот, Кэролайн в списках не значилась. Она даже на похоронах матери не присутствовала, по крайней мере ее имя не упомянуто. Если бы ты не рассказал мне историю про собаку, я бы вообще не знал, что она существует. Такое ощущение, будто семья ее просто вышвырнула и забыла. Вполне возможно, что у них имелись веские причины.

— Соседка — сумасшедшая старая докторша Шварцман — вполне могла все придумать. Она не слишком жаловала Коссаков.

— Но хуже всего относилась к Кэролайн.

Майло даже не пошевелился, чтобы выйти из машины.

— Девушка, прибегающая к помощи яда, что тут необычного? Яд не требует физических усилий, поэтому большинство отравителей — женщины. Думаю, тебе не нужно говорить, что психически больные убийцы начинают с животных, но, как правило, это мужчины, которых возбуждает вид крови. То, что юная девушка совершила такой поступок, должно было стать для ее родных предупреждением. Я бы не удивился, если бы оказалось, что все эти годы она провела в каком-нибудь заведении для душевнобольных. Возможно, из-за гораздо более серьезного преступления, чем убийство собаки.

— Или она умерла.

— Должно быть свидетельство о смерти. Майло потер глаза и посмотрел на мой дом.

— Яд — тайное оружие. То, что сотворили с Джейни, было слишком откровенным. Вспомни, как ее тело бросили у дороги. Девушка на такое не способна физически.

— А я и не говорю, что Кэролайн сама убила Джейни, но она могла быть соучастницей — например, заманила Джейни к тому, кто ее зарезал. Многие убийцы использовали женщин в качестве приманки. Вспомни, например, Чарли Мэн-сона. Кэролайн могла стать отличной приманкой для Джейни и Мелинды — их ровесница, не представляющая никакой опасности, симпатичная, богатая. А потом Кэролайн стояла и наблюдала, как кто-то другой делал грязную работу, или участвовала в развлечении, как подружки Мэнсона. Может, их была целая группа, как в деле Мэнсона, а дальше все пошло наперекосяк. Женщины обладают сильно развитым стадным чувством — даже убийцы. В группе они гораздо чаще склонны забывать о моральных запретах.

— Сахар и перец, — заметил Майло. — Родители узнали, заставили управление замять дело, а ненормальную Кэролайн заперли в какой-нибудь клинике — вот вам и скелет в шкафу.

— Большие деньги могут сделать этот шкаф весьма уютным местом.


Майло вошел со мной в дом, я занялся почтой, а он стал названивать в службу социального обеспечения и в архив округа. Свидетельства о смерти Кэролайн Коссак не было; а также она не получала водительских прав и не имела номера социального обеспечения.

Мелинда Уотерс получила карточку в возрасте восемнадцати лет, но никогда не водила машину в Калифорнии, не работала, не платила налогов. Что неудивительно, если она умерла молодой. Но свидетельства о ее смерти тоже не было.

— Она исчезла, — заметил я. — Наверное, Мелинда умерла той же ночью. Кэролайн либо надежно спрятана, либо тоже умерла, а ее семья все замяла.

— Спрятана в том смысле, что госпитализирована?

— Или за ней тщательно присматривают. Она же из богатой семьи, у нее наверняка есть собственный доверительный фонд, вот она и живет на вилле где-нибудь в Средиземном море, где ее охраняют двадцать четыре часа в сутки.

Майло начал расхаживать по комнате.

— Маленькая Мисс Неизвестность… но ведь до определенного момента, когда она была ребенком, у нее имелась собственная личность. Интересно установить, когда она ее потеряла.

— Школа, — сказал я. — Поскольку они жили в Бель-Эйр, ее могли отдать в «Палисейдс» или школу при университете, если, конечно, Коссаки выбрали государственную школу. Беверли, если они сообщили фальшивый адрес. Если же Кэролайн училась в частной школе, тогда, возможно, «Гарвард-Уэстлейк» — которая в те времена называлась «Уэст-лейк», — «Мальборо», «Бакли», «Джон Томас Дай» или «Кросс-роудс».

Майло открыл блокнот и что-то записал.

— Или, — добавил я, — школа для трудных детей.

— Ты имеешь в виду какую-нибудь определенную?

— Я как раз тогда проходил практику и могу вспомнить три очень дорогих заведения. Одно находилось в западном Лос-Анджелесе, два других — в Санта-Монике и в Долине, Северный Голливуд.

— А как они назывались?

Я ответил, и Майло вернулся к телефону. Школа в Санта-Монике закрылась, но «Школа успеха» в Шевиот-Хиллз и Учебная академия в Северном Голливуде продолжали работать. Он дозвонился до обеих школ, но довольно быстро повесил трубку.

— Они не желают со мной разговаривать. Конфиденциальность и все такое.

— На школы не распространяется закон о конфиденциальности, — сказал я.

— А ты имел дело с каким-нибудь из этих заведений? — спросил Майло.

— Один раз был в «Школе успеха», — ответил я. — Родители мальчика, с которым я работал, постоянно угрожали, что отправят его туда. «Если ты не исправишься, мы отдадим тебя в "Школу успеха"». Мне показалось, такая перспектива его пугает, и потому я решил посмотреть, в чем дело. Поговорил с социальным работником, и мне устроили пятиминутную экскурсию. Школа размещалась в бывшем жилом доме и была очень маленькой — там жили двадцать пять или тридцать учеников. Значит, обучение стоило целое состояние. Никаких карцеров и ничего такого я не видел. Позже я поговорил со своим пациентом и выяснил, что его беспокоило клеймо «сумасшедшего неудачника», которое он мог получить.

— У «Школы успеха» такая плохая репутация?

— Он считал, что любое специальное заведение имеет плохую репутацию.

— Его туда отправили?

— Нет, он убежал, и его не видели много лет.

— О! — выдохнул Майло.

— Ты, наверное, хотел сказать: «Понятно», — улыбнувшись, заметил я.

Он расхохотался. Налил себе грейпфрутового сока, открыл холодильник, посмотрел на водку, но передумал.

— Убежал. Твоя версия проблемы, не решенной до конца.

— В те времена у меня их было полно, — сказал я. — Цена интересной работы. Кстати, у того мальчишки жизнь сложилась просто прекрасно.

— Он поддерживал с тобой связь?

— Позвонил после того, как у него родился второй ребенок. Якобы чтобы спросить, как справиться с ревностью старшего, когда появился маленький. Потом принялся извиняться за то, что оказался трудным подростком. Я ответил, что ему не стоит извиняться. Ведь в конце концов от его матери я узнал всю правду. Старший брат обижал мальчика с тех пор, как ему исполнилось пять лет.

Лицо Майло стало суровым.

— Семейные ценности.

Он еще немного походил по комнате, допил сок, вымыл стакан, снова сел к телефону. Сначала связался с «Пали-сейдс», университетом и средними школами Беверли-Хиллз, затем с частными школами. Майло включил на полную мощь все свое обаяние, сказал, что собирает информацию о выпускниках для «Кто есть кто».

Ни в одной из школ не значилось имя Кэролайн Коссак. «Маленькая Мисс Неизвестность». Майло немного поговорил о том, что умывает руки и не намерен больше заниматься делом Джейни Инголлс, но щеки у него раскраснелись и плечи были напряжены, как у охотника, решившего непременно поймать свою жертву.

— Я тебе не сказал, — признался он, — но вчера я побывал в Паркеровском центре и попытался найти дело Джейни. Оно исчезло. Его не оказалось ни в «Метро», ни в архиве, ни у медэкспертов. Нет даже пометки, что оно не раскрыто или передано в другой отдел. Ни клочка бумаги, на котором говорилось бы, что такое дело вообще было заведено. А я знаю, что оно было заведено, поскольку сам это сделал. Швинн перекладывал на меня бумажную работу. Я заполнил формы, переписал свои заметки, сделанные на месте, где мы нашли Джейни, — в общем, все как полагается.

— Даже у медэкспертов ничего нет. Вот вам и научные методы, — заявил я. — А когда ты видел дело в последний раз?

— Утром, перед тем как меня допрашивали Брусард и тот швед. После того как они меня измочалили, я был в таком состоянии, что не стал возвращаться наверх, просто уехал из управления. На следующий день я получил письмо о переводе на новое место службы, а мой стол освободили от моих вещей.

Он откинулся на стуле, вытянул перед собой ноги и вдруг как будто расслабился.

— Знаешь, дружище, я слишком много работаю. Может быть, как раз в этом мне следует взять пример со старого мистера Умиротворение. Пришла пора остановиться и понюхать навоз.

Неожиданно широкая улыбка промелькнула на его губах. Он несколько раз повертел головой, словно она затекла, убрал с лица черную прядь. А потом вскочил на ноги.

— Увидимся. Спасибо, что съездил со мной.

— Ты куда собрался? — спросил я.

— В жизнь полного раздумий безделья. У меня полно отгулов. По-моему, пришла пора их использовать.


Загрузка...