В девять утра я открыл Майло дверь, старательно делая вид, что успел проснуться и похож на человека. Прошлой ночью мой сон прерывался каждые несколько часов, и меня мучили разъедающие душу мысли.
Три звонка Робин так и остались без ответа. Служащий отеля отказался мне сообщить, выписалась она или нет — охрана безопасности гостей. Следующая остановка — Денвер. Я представил себе Робин в автобусе: Спайк прикорнул у нее на коленях, она смотрит в окно.
И думает обо мне или вовсе нет?
Майло протянул мне голубую папку. Я быстро ее просмотрел и впустил его в кабинет.
— Ты и тогда плохо печатал, — заметил я. — Кто мог доставить тебе папку?
— Тот, кто умеет мастерски красть автомобили.
— Тот же человек, который прислал мне альбом?
— Вполне возможно.
— Что-то не похоже на подружку Швинна, — сказал я. — Впрочем, нельзя исключать, что я тайный женоненавистник; на самом деле женщины тоже умеют воровать машины.
— Нет, тут явно был профессионал. Я обработал руль и ручку двери. Ничего. На альбоме ведь тоже не оказалось никаких отпечатков. Они поставили сигнализацию на место — им удалось ее вскрыть.
— Вопрос остается тем же, — продолжал я. — Либо профессиональный преступник, либо полицейский, который не в ладах с законом.
— Если полицейский, значит, у Швинна имелся приятель среди копов. Однако я ни разу не видел, чтобы он с кем-то общался. Остальные детективы его избегали.
— Почему?
— Сначала я объяснял это его великолепными манерами, но, может быть, они понимали, что Швинн близок к гибели. Все, кроме меня. Я оказался в роли не слишком сообразительного новичка, запутавшегося в собственных проблемах. Тогда я спрашивал себя: не объединили ли нас в пару из-за того, что меня тоже считали парией? Теперь я уверен.
— Ну, только не парией, — возразил я. — От него они действительно избавились, а тебя перевели в западный Лос-Анджелес.
— Или я не успел накопить достаточное количество компрометирующих меня улик.
— Или обзавестись осведомителями. Вроде того, который помог Швинну с Джейни.
Майло провел пальцем по краю синего альбома.
— Еще один полицейский наркоман… возможно. Но зачем присылать мне это досье через неделю после роскошного альбома?
— Он хотел подстраховаться, — ответил я. — Хотел быть уверен в том, что ты взялся за расследование. Теперь он убедился в этом и прислал тебе новые улики.
— Ты считаешь, что будут еще послания?
— Не исключаю.
Майло встал, пересек комнату, подошел к письменному столу, но так и не сел. Шторы были раскрыты, и острый луч света упал на его тело по диагонали, словно оставляя кровавый след.
— Вот тебе другая теория, — предложил я. — Второй офицер из отдела внутренних расследований, который допрашивал тебя вместе с Брусардом, — Поулсен. Тебе известно, что с ним сталось?
— Лестер Поулсен, — задумчиво проговорил Майло. — Я давно пытался вспомнить его имя, и вдруг оно всплыло. Нет, ничего о нем не слышал. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что настоящей целью расследования может быть уничтожение Брусарда. Джон Дж. построил свою карьеру на безупречной репутации, а если подобная история станет известна общественности — ему конец. У Лестера Поулсена могут иметься серьезные причины ненавидеть Брусарда. Сам подумай: чернокожий и белый стали партнерами, но черный переиграл белого. Потом черный забирается на самую верхушку лестницы, а о белом больше никто ничего не слышал. Может быть, Поулсена уволили из полиции за плохое поведение. Или он не умел хранить секреты. В любом случае речь идет о весьма рассерженном джентльмене.
— И Поулсен наверняка знал об обидах Швинна… да, любопытно выяснить его дальнейшую судьбу. Я не могу явиться в главное управление и засунуть нос в файлы…
Майло нахмурился, позвонил в отдел транспортных средств, представился неким лейтенантом Горацием Батиста. Через несколько минут он получил информацию на трех Лестеров Поулсенов, живущих в Калифорнии, но все были слишком молодыми, чтобы играть роль второй скрипки при Джоне Дж. Брусарде.
— Он мог уехать из штата, — предположил я. — И тогда не представляет для нас интереса. Или тоже исчез без следа.
Майло встал и принялся расхаживать по комнате; яркий луч света метался по его плечам. Вернувшись к альбому, он коснулся голубой обложки.
— Новый выпуск — эй, ребята, вступайте в клуб!
Мы разделили работу следующим образом.
Я попытаюсь побольше узнать о Лестере Поулсене, проверить газеты за последние двадцать — двадцать пять лет на предмет полицейских, совершивших проступки, обращая внимание даже на мельчайшие подробности. Не слишком перспективная линия, поскольку департамент полиции старается замять подобные истории, взять, к примеру, дело Пирса Швинна. Впрочем, иногда им это не удается, когда поднимается слишком большой шум.
Майло самостоятельно проверит собственную гипотезу, ничего не сообщая мне о своих действиях.
Мне не удалось найти в Интернете никаких упоминаний о Лестере Поулсене, который нас интересовал. Я сделал еще один бесполезный звонок в Ванкувер, пожалел себя и решил съездить в университет.
За три часа я просмотрел газетные статьи за пять лет, где упоминались случаи коррупции среди офицеров полиции. Два детектива предложили свои услуги в качестве наемных убийц. Оба отбывали пожизненное заключение в тюрьме штата, расположенной возле залива Пеликана. Офицер транспортной полиции из Глендейла арестован за сексуальные отношения с тринадцатилетней девочкой. После десятилетнего заключения его выпустили на свободу, но я сомневался, что Швинн стал бы иметь дело с растлителем несовершеннолетних. Женщина-полицейский, которая занималась бандами несовершеннолетних, переспала с несколькими из них, а два патрульных из Ван-Найса пойманы на месте преступления во время ограбления ломбарда. Суд с последующим отбыванием заключения в тюрьме. В обоих случаях их связь со Швинном выглядела не слишком вероятной. На всякий случай я записал имена, а затем набрал имя Лестера Поулсена. О нем нашлось единственное упоминание — и глаза у меня полезли на лоб.
Речь шла о событиях двадцатилетней давности.
«Л. Л. Поулсен, ветеран ПДЛА, найден мертвым в Уоттсе».
«Сакраменто би». Я отыскал соответствующий микрофильм, вставил в проектор и принялся бешено прокручивать пленку, пока не нашел нужный материал. Сообщение «Ассошиэйтед Пресс». Газеты Лос-Анджелеса не стали его перепечатывать.
«Би» поместила небольшое сообщение на последней полосе под заголовком «В нашем штате», между заметкой об умершем черном носороге в зоопарке Сан-Диего и банковском ограблении в Беркли.
Сообщение было датировано пятым января. Через четырнадцать дней после того, как Кэролайн Коссак покинула «Школу успеха» — или ее оттуда забрали.
Я сделал фотокопию и прочитал статью.
«Полиция Лос-Анджелеса расследует смерть полицейского, погибшего в результате огнестрельного ранения. Злоумышленники пытались скрыть следы преступления, организовав пожар. Тело Лестера Луиса Поулсена, детектива отдела служебных расследований, недавно переведенного в отряд «Метро» по расследованию особо важных преступлений, найдено в горящем доме в Уоттсе. Поулсен, 39 лет, в течение тринадцати лет работал детективом ПДЛА, был найден пожарными, которые пытались потушить огонь в доме на сто пятьдесят шестой улице. Представитель полиции сообщил, что Поулсен убит двумя выстрелами в голову, что наводит на мысль о заказном убийстве.
«Это криминальный район, и здесь немало преступных группировок», — заявил один из наших источников, который не подтвердил, но и не опроверг предположение, что Поулсен вел в Уоттсе официальное расследование. Небольшой дом, где обнаружено тело, давно пустовал».
Я продолжал просматривать газеты, рассчитывая найти продолжение. Ничего.
Настоящее безумие: ничто так не мобилизует департамент, как убийство полицейского. Однако больше мне не удалось найти никаких упоминаний о расследовании.
Недавно переведенного в отряд «Метро». Иными словами: Поулсену поручили расследование убийства Инголлс?
Двадцать лет назад два полицейских из отдела служебных расследований допрашивали Майло. Один сделал блестящую карьеру, а другой убит семь месяцев спустя.
Белый полицейский застрелен в черном районе, как и Борис Немеров. В стиле, напоминающем заказное убийство — как и в случае с Борисом Немеровым.
А потом поджог. Майло говорил об огне. Мастерское предвидение.
Я позвонил ему, но ни один из телефонов не отвечал. Чем же заняться?
Отличное утро, самое время помыть машину.
Через два часа моя «севилья» блестела как новенькая — впрочем, не следует требовать многого от автомобиля 79-го года — и я катил по Глен в сторону Вэлли. Я не ограничился обычным мытьем, а еще отполировал все блестящие детали, колпаки колес, виниловый верх, привел в порядок обивку, прошелся пылесосом по коврикам. Я купил этот автомобиль пятнадцать лет назад у одной замечательной старой леди (вышедшая на пенсию учительница с тяжелой походкой) и с тех пор с нежностью обращался с «севильей». И все же пройденные сто пять тысяч миль давали о себе знать, и в самом ближайшем будущем мне предстояло сделать выбор между заменой двигателя и покупкой новой машины.
Но я еще не был готов к столь серьезным переменам. Я не мог изменить моей «севилье».
Компания по восстановлению автомобилей являлась одним из множества ориентированных на автолюбителей заведений, расположенных на бульваре Ван-Найс, между Риверсайд и Окснард. Достаточно скромное место, которое больше напоминало двойной гараж с жестяной крышей за открытой стоянкой, где блистали хромом и лаком отреставрированные автомобили. Над гаражом красовалась огромная сияющая вывеска: «Индивидуальная покраска, гофрировка, восстановление кузова» — на фоне красного фаллического корпуса «феррари».
Я припарковал машину на улице и начал пробираться между мощными старыми автомобилями. Мое внимание привлек удлиненный белый «мерседес» со срубленным верхом и накрытый брезентом. Много лет назад издали закон, запрещающий производить покраску на открытом воздухе, но около мастерской витали ароматы, которые не вызывали никаких сомнений в своем происхождении.
Посреди стоянки двое мужчин в грязных футболках и обрезанных джинсах изучали дверцы старого автомобиля цвета медной сковородки. Оба были молодыми латиноамериканцами с бритыми головами. На шее у каждого болталась маска; руки, плечи и шею покрывали татуировки. Грубая работа — скорее всего сделана в тюрьме. Внешне они не обратили на меня ни малейшего внимания, но когда я им кивнул, оба нахмурились.
— Вэнс Коури? — спросил я.
— Там, — сказал тот, что повыше, указав большим пальцем в сторону гаража.
У него был высокий голос, под глазом красовалась синяя татуированная слеза. Обычно это означает, что ее владелец кого-то убил, но некоторые любят похвастать. Впрочем, судя по равнодушному холодному взгляду и мощным плечам, этот тип не нуждался в дополнительной рекламе.
Я прошел мимо.
Подойдя к гаражу, я понял, что ошибся, когда решил, что это небольшое заведение. Подъездная дорожка уходила влево, где обнаружилась обширная площадка в пол-акра, отгороженная связанными между собой покрышками, бамперами, разбитыми фарами и прочим мусором. В дальнем конце находились две камеры для окраски распылением, чуть в стороне стояла пара вполне приличных автомобилей, но большую часть площадки использовали в качестве свалки.
Я возвратился к гаражу. Левая дверь в стене из гофрированного железа была закрыта на замок. За открытой правой дверью я увидел красно-бело-голубой «корвет-стингрей». Стекла фиолетового оттенка, нос удлинен на целый фут, задний спойлер дугой изгибается над багажником, двадцатидюймовые хромированные колеса на несколько дюймов шире корпуса. Дверь со стороны пассажира была покрыта пятнами грунтовки, а еще один бритоголовый латиноамериканец занимался шлифовкой.
Четвертый парень с татуировкой производил сварку в задней части гаража. Голые стены, цементный пол, свисающие с потолка электрические лампочки, острый запах бензина. На потолочных балках кто-то наклеил автомобильные календари и плакаты с обнаженными женщинами — очевидно, фотограф неравнодушен к лобковым волосам и был гинекологом-любителем. Впрочем, среди фотографий попадалась и чистая порнография; кому-то из парней нравились худые блондинки с одурманенными глазами, занимающиеся оральным сексом.
Шлифовальщик не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я обходил «корвет», стараясь держаться подальше от искр, летящих из сварочного аппарата. В закрытой части гаража стояла половина черного «порше-родстера». Гоночный автомобиль был так аккуратно рассечен на две части, что цифра 8 превратилась в цифру 3. В задней части помещения за металлическим письменным столом сидел широкоплечий мужчина, пальцы которого бегали по клавиатуре калькулятора. Плечом он прижимал к уху телефонную трубку.
Ему было за сорок, длинные густые волосы с сединой падали на спину, оставляя открытыми неожиданно черные брови и бородку. Висящая над столом лампа придавала оливковой коже зеленоватый оттенок. Под грустными темными глазами выделялись мешки. Мягкая морщинистая шея, дряблая кожа. Я с трудом узнавал красивое лицо выпускника, которое видел на фотографии, но мне не хотелось его рассматривать. К тому же Вэнс Коури не спускал с меня глаз, продолжая считать и разговаривать по телефону.
Я подошел к столу. От Коури исходил аромат лосьона. Он закатал свободные рукава черной шелковой рубашки, высокий стоячий воротник почти доходил до мочек ушей. На шее золотая цепочка. Золотой «Ролекс» размером с небольшую пиццу плотно сидел на широком волосатом запястье.
Он изучал меня, никак не реагируя на мое появление. Продолжал беседу по телефону, перехватив трубку поудобнее. И все это время нажимал на кнопки калькулятора. Весь стол был завален бумагами. Наполовину пустая бутылка пива служила в качестве пресс-папье.
Я отвернулся от него и подошел к половинке «порше». От машины осталась лишь оболочка. Края были тщательно обработаны. Они практически закончили — никто не собирался восстанавливать машину.
«И вся королевская конница…»
— Эй, — послышался скрипучий голос у меня за спиной. Я обернулся.
— Что вы хотите? — спросил Коури.
Он был настороже, но говорил равнодушно. Одна рука все еще сжимала калькулятор. Другую он протянул в мою сторону, словно хотел что-то получить от меня.
— Меня интересует индивидуальная работа.
— О какой машине идет речь?
— «Севилья». Семьдесят девятого года. Вы мистер Коури? Он оглядел меня более внимательно.
— Кто меня рекомендовал?
— Я прочитал ваше имя в журнале, — ответил я. — Насколько мне известно, вы работаете с автомобилями, которые одерживают победы на соревнованиях.
— Да, такое случается, — кивнул он. — Значит, «севилья» семьдесят девятого года? Коробка. Их делали на основе ходовой части «шевроле-нова».
— Я знаю.
— Какие работы вам нужны?
— Пока точно не знаю. Он ухмыльнулся:
— Вот только не представляю, в каких соревнованиях вы могли бы участвовать — разве что связанных со СПИДом.
— Со СПИДом?
— Ну, они устраивают шоу, чтобы собрать деньги для борьбы со СПИДом. Ко мне приезжал один такой типчик, хотел, чтобы я подновил его «БМВ-45».
— Вы взялись за работу? — поинтересовался я. Коури отмахнулся от моего вопроса.
— «Севилья» семьдесят девятого года, — повторил он, словно ставил диагноз. — Ну, коробку придется оставить, если не хотите радикальных изменений. И естественно, двигатель. Он никуда не годится.
— Меня он вполне устраивает. Я езжу пятнадцать лет — и никаких проблем.
— Ржавчина на капоте?
— Нет. Я забочусь о своей машине.
— Хорошо, — сказал Коури.
— Она здесь, вы можете на нее взглянуть.
Коури посмотрел на калькулятор и нажал на пару кнопок.
— Где машина?
— Осталась на въезде.
— На въезде?
Он усмехнулся и встал.
Оказалось, его рост никак не меньше шести футов и трех дюймов. Массивная верхняя часть тела, мясистые плечи и раздувшийся живот не вязались с узкими бедрами и длинными тонкими ногами. Черные обтягивающие брюки лишь сильнее подчеркивали не слишком благоприятное впечатление. Черные сапоги из крокодиловой кожи с серебряной пряжкой довершали картину. Позвякивая цепочкой, Коури обошел письменный стол и решительно зашагал к моей машине.
Взглянув на нее, Коури рассмеялся:
— Вот что я скажу: мы разберем ее на детали, и я отдам вам четыреста долларов. Отличная сделка.
Я рассмеялся в ответ:
— «Севилья» отлично служит мне вот уже пятнадцать лет.
— Тогда оставьте ее в покое — что с этим можно сделать?
— Например, открытый верх.
— Отличная идея, — презрительно буркнул он. — И как вы это себе представляете? Отпилить верхнюю часть кузова?
— Такую штуку можно сделать с «роллсом-силвер-клаудом», — ответил я. — Только у его ходовой части хватит прочности. Я собирался убрать крышу, укрепить каркас, установить автоматически опускающийся мягкий верх с мохеровой подкладкой, хромировать и покрасить в родной цвет. Вы можете потом сделать лакировку.
— Это противозаконно, — ответил Коури. — Послушайте, если хотите машину с опускающимся верхом, лучше всего купить небольшую «мазду».
— Я хочу, чтобы моя машина имела опускающийся верх. Он повернулся ко мне спиной.
— Для вас это слишком сложная работа?
Он остановился. Прикусил нижнюю губу зубами. Глаза превратились в щелки. Двое парней, возившихся на площадке, посмотрели в нашу сторону. Коури покачал головой, продолжая покусывать губу.
— Да, — отозвался он. — Слишком сложно.
Он оставил меня на тротуаре, а сам решительно зашагал обратно. Однако потом остановился и, когда я уезжал, посмотрел мне вслед.