Книга убийств

ГЛАВА 10

Майло вернулся в участок, раздумывая, там ли Швинн, и отчаянно надеясь, что нет. Но когда он направился к лестнице, дежурный сержант, не поднимая головы, сказал:

— Вас ждут.

— Кто?

— Сами увидите. В комнате для допросов номер пять. Что-то в голосе сержанта насторожило Майло.

— В комнате номер пять?

— Угу, — проворчал тот, не поднимая головы и продолжая заниматься своими бумагами.

Комната для допросов. Значит, кого-то там допрашивают — неужели так быстро появился подозреваемый в деле Инголлс? Неужели Швинн снова решил проделать все в одиночку?

— Я бы не стал заставлять их ждать, — сказал сержант и что-то записал, в глаза Майло он по-прежнему не смотрел.

Майло заглянул через перегородку и увидел, что он решает кроссворд.

— Их?

Никакого ответа.

Майло быстро прошел по ярко освещенному коридору, вдоль которого располагались комнаты для допросов, и постучал в дверь под номером пять. Ему ответил голос, не принадлежавший Швинну.

— Войдите.

Он открыл дверь и оказался лицом к лицу с двумя высокими мужчинами лет тридцати с лишним. Оба широкоплечие, симпатичные, в отличных черных костюмах, накрахмаленных белых рубашках и синих шелковых галстуках.

Прямо близнецы Боббси[9], если не считать того, что один из них был белым — скорее всего шведом, судя по розовой коже и коротким пшеничным волосам, а другой — черным, точно ночь.

Вместе они занимали всю крошечную душную комнатку, выстроив линию обороны, состоящую из двух человек. Афроамериканец открыл дверь. У него была гладкая круглая голова в аккуратной шапочке коротко подстриженных бритвой волос и сияющая синевой черная кожа без единого намека на растительность. И холодные жесткие глаза военного инструктора. Губы словно прорезаны на поверхности смолы, под которой зияла яма без дна.

Розовый стоял в дальнем конце маленькой комнаты, но заговорил первым:

— Детектив Стеджес. Садитесь.

Пронзительный голос с интонациями северянина — Висконсин или Миннесота. Он указал на единственный стул в комнате, складной, металлический, стоявший у ближнего конца стола лицом к одностороннему зеркалу. Никто даже не пытался ничего скрывать, и каждый подозреваемый знал, что за ним наблюдают. Вопрос состоял только в том — кто? Теперь этот же вопрос мучил Майло.

— Детектив, — сказал неф и кивнул ему на кресло для подозреваемых.

На столе стоял большой уродливый катушечный магнитофон, точно такого же цвета, как и костюмы близнецов — словно они решили провести психологический эксперимент. Догадайтесь, кому они отвели роль морской свинки…

— Что происходит? — спросил Майло, оставаясь в дверях.

— Входите, и мы вам скажем, — заявил Розовый.

— А как насчет того, чтобы представиться по всем правилам? — спросил Майло. — Хотелось бы знать, кто вы такие и что здесь делаете?

Он удивился собственной уверенности.

Черные костюмы не удивились. Оба приняли чрезвычайно довольный вид, как будто Майло подтвердил их подозрения.

— Пожалуйста, входите, — сказал черный, придав суровости слову «пожалуйста».

Он подошел к Майло и остановился в нескольких дюймах от его носа, Майло уловил запах дорогого лосьона после бритья с цитрусовыми добавками. Афроамериканец оказался выше Майло — шесть футов четыре или пять дюймов, Розовый тоже был внушительных размеров. Майло считал, что рост — одно из преимуществ, которым наградил его Господь, и по большей части он помогал ему избегать ненужных ссор. Однако, похоже, сегодня выдался не совсем подходящий день для использования этого преимущества, решил Майло, глядя на парней и вспомнив вагнеровскую фигуру доктора Шварцман.

— Детектив, — повторил черный.

Его лицо было на удивление бесстрастным — маска африканского воина. И глаза. В них Майло увидел уверенность и понял, что этот тип привык командовать. Очень необычно. Со времени бунта в Уоттсе[10] в отделе произошли кое-какие изменения, но по большей части поверхностные — исключительно для вида. Начальство не любило черных и мексиканцев и направляло их патрулировать районы с самым высоким уровнем преступности. Причем с минимальными шансами на повышение. Но этот тип — в хорошем костюме из дорогой шерсти, строчкой на лацканах, сшитом явно на заказ, — что он сделал, чтобы подняться по служебной лестнице, и кто он такой?

Он шагнул в сторону, когда Майло вошел в комнату, и утвердительно кивнул:

— Вы хотели, чтобы мы представились. Я детектив Брусард, а это детектив Поулсен.

— Отдел внутренних расследований.

— А теперь мы объясним, зачем вы нам понадобились, — улыбнулся Брусард. — Вам лучше сесть.

Майло сел на складной стул.

Поулсен остался в дальнем углу комнаты, но все равно находился достаточно близко от Майло. Настолько близко, что тот мог сосчитать поры у него на носу. Если бы они у него имелись. Как и Брусард, он выглядел так, словно сошел с плаката, призывающего вести здоровый образ жизни. Брусард встал справа от Майло, так, чтобы тому пришлось вывернуть шею, иначе он не видел его губы.

— Вам нравится работать в центральном участке, детектив?

— Вполне.

Майло решил не смотреть в глаза Брусарду, сосредоточить внимание на Поулсене, но оставаться начеку и помалкивать.

— Вам нравится заниматься расследованием убийств? — спросил Брусард.

— Да, сэр.

— А что конкретно вам нравится в этой работе?

— Решать задачи, — ответил Майло. — Сражаться со злом.

— «Сражаться со злом», — повторил Брусард так, словно его поразила оригинальность ответа. — Значит, вы считаете, что зло под названием «убийство» можно победить?

— Не в строгом смысле слова.

Майло начал чувствовать себя так, словно вернулся в университет и участвует в очередном семинаре, на котором профессор Милрад пытается сорвать свое дурное настроение на беззащитных студентах.

Поулсен изучал свои ногти. Брусард продолжал:

— Вы хотите сказать, что вам нравится, когда торжествует справедливость?

— Именно…

— Торжество справедливости, — вмешался Поулсен, — цель любой полицейской работы.

— Естественно, — подтвердил Брусард. — Однако бывают случаи, когда до справедливости дело не доходит.

В его последних словах прозвучал вопрос, но Майло наживку не проглотил, и Брусард продолжал:

— Очень плохо, когда такое случается, верно, детектив Стеджес?

Поулсен подобрался поближе к столу, оба не сводили с Майло глаз.

— Я не понимаю… — начал он.

— Вы были во Вьетнаме, — сказал Брусард.

— Да…

— Служили в медицинском корпусе, участвовали в военных действиях.

— Да.

— А перед этим получили степень магистра.

— Да.

— Университет Индианы. Американская литература.

— Правильно. А в чем…

— Ваш напарник, детектив Швинн, не учился в колледже, — заявил Брусард. — По правде говоря, он даже среднюю школу не окончил, пришел работать в полицию, когда таких, как он, принимали. Вы это знали?

— Нет…

— Более того, детектив Швинн не служил в армии. Он был слишком молод для Кореи и слишком стар для Вьетнама. У вас возникли в связи с этим проблемы?

— Проблемы?

— С точки зрения совместной работы. Сотрудничества с детективом Швинном.

— Нет, я… — Майло не договорил.

— Вы?.. — встрепенулся Брусард.

— Ничего.

— Вы собирались что-то сказать, детектив.

— Ничего важного.

— Да нет, собирались, — заявил Брусард, он вдруг развеселился, Майло невольно повернул к нему голову и увидел, что красноватые губы изогнулись в усмешке. Но рот Брусарда был закрыт, и он даже не смог разглядеть зубы. — Вы определенно собирались что-то сказать, детектив.

— Я…

— Давайте вернемся чуть-чуть назад, детектив, чтобы освежить вашу память. Я спросил, мешает ли вам нормально работать с детективом Швинном отсутствие у него образования и тот факт, что он не прошел военной службы, а вы ответили: «Нет, я…» Совершенно очевидно, вы собирались нам что-то сказать, а потом передумали.

— Я собирался сказать, что у меня нет никаких проблем в общении с детективом Швинном. Мы прекрасно ладим друг с другом.

— Правда? — усомнился Поулсен.

— Да.

— Значит, детектив Швинн согласен с вашим мнением? — спросил Брусард.

— По какому вопросу?

— По вопросу правосудия и справедливости.

— Я… вам лучше спросить у него.

— Вы не обсуждаете с детективом Швинном столь серьезные вопросы?

— По правде говоря, нет. Мы посвящаем все внимание делам, которые…

— Вы хотите сказать, что детектив Швинн ни разу не высказывал вам своего мнения относительно работы? О том, как следует бороться со злом? Как добиться справедливости? Не говорил о своем отношении к тому, что делает полиция?

— Ну, — сказал Майло, — я не могу точно… Поулсен вышел вперед и на ходу нажал кнопку «запись» на магнитофоне. В конце концов он остановился в нескольких дюймах слева от Майло. Теперь оба детектива стояли по бокам Майло, словно закрывая ему путь к отступлению.

— Вам известны случаи недостойного поведения со стороны детектива Швинна? — спросил Брусард.

— Нет…

— Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, детектив Стеджес. Это официальное расследование.

— Поведения детектива Швинна или моего?

— А у нас есть причина обратить внимание на ваше поведение, детектив Стеджес?

— Нет, но я не вижу никаких причин, которые могли бы заставить вас заинтересоваться поведением детектива Швинна.

— Не видите? — переспросил Поулсен и, повернувшись к Брусарду, сказал: — Похоже, он ничего не знает.

Брусард пощелкал языком, выключил магнитофон и вынул что-то из кармана пиджака. Потом помахал перед носом Майло какими-то бумагами. Майло еще сильнее вывернул шею и увидел первый листок — фотокопия полицейского снимка.

Женщина, темнокожая, с неподвижными, ничего не выражающими глазами. Мексиканка или светлокожая негритянка. На груди табличка с номером.

Брусард показал Майло листок.

Дарла Вашингтон, 5-14-54, рост 5-06, вес 134.

Майло инстинктивно опустил глаза и прочитал статью обвинения: 653.2

Занятие проституцией.

— Вы когда-нибудь видели эту женщину? — спросил Брусард.

— Никогда.

— Ни с детективом Швинном, ни с кем-нибудь еще?

— Никогда.

— Она не могла быть в компании с кем-нибудь другим, — весело заявил Поулсен.

Целую минуту ничего не происходило. Красавчики детективы ждали, когда до Майло дойдет смысл последней фразы. Хотели дать понять, что они знают — и меньше всего подозревают, что он будет иметь дело с женщиной проституткой?

Или у него разыгрался очередной приступ паранойи? Речь ведь идет о Швинне, а не о нем. Верно?

— Я ее никогда не видел, — сказал он.

Брусард положил листок в самый низ и достал следующую страницу.

Латона Ходжкинс. Внизу: 653.2

— А как насчет этой женщины?

— Никогда ее не видел.

На сей раз Брусард не стал ничего говорить, просто взял в руки следующую страницу. Игра продолжалась некоторое время. Коллекция скучающих, находящихся под кайфом уличных женщин с грустными глазами, все до одной черные. Донна Ли Бампере, Ройанн Чемберс, Квинта Марта Мастерсон, Дешауна Девин Смит.

Брусард раскладывал фотографии женщин, которых обвиняли по статье 653.2, словно опытный картежник из Лас-Вегаса. Поулсен улыбался и наблюдал. Майло внешне держался спокойно, но внутри у него все сжималось, он прекрасно знал, к чему они ведут.

Она оказалась восьмой в их колоде карт.

Другой цвет волос, совсем не такой экстравагантно рыжий, как вчера вечером, — обесцвеченное светлое облако, точно гриб, окутывало ее голову, отчего она выглядела довольно по-дурацки. Но лицо то же самое.

Девица, с которой Швинн развлекался на заднем сиденье машины.

Тоня Мари Стампф.

Тевтонская фамилия у черной проститутки, интересно, откуда она взялась?

Снимок, сделанный в полицейском управлении, довольно долго плясал у Майло перед глазами, пока он не сообразил, что не ответил на вопрос Брусарда.

— А эта? Детектив Стеджес? — требовательно позвал его Брусард.

Майло понял, что не может говорить и дышать, лицо его пылало. Когда он служил санитаром, то не раз становился свидетелем анафилактического шока. Абсолютно здоровые парни, оставшиеся в живых после тяжелого боя, теряли сознание, съев несколько земляных орехов. Сейчас с ним самим происходило нечто похожее.

У Майло возникло ощущение, будто его насильно заставили проглотить отраву…

— Детектив Стеджес, — повторил Брусард, и в его голосе Майло не уловил дружелюбия.

— Да, сэр?

— Эта женщина. Вы видели ее раньше?

Они наблюдали за их машиной, следили за Швинном и за ним — интересно, как долго? Может быть, побывали в Бодри, где они обнаружили Джейни. Ездили за ними все время, что они работают вместе.

Значит, паранойя Швинна объяснима. Однако он все равно посадил в машину Тоню Стампф и заставил обслужить себя — сукин сын, кретин, который не умеет держать себя в руках…

— Детектив Стеджес, — настаивал Брусард, — мы ждем ответа.

Майло услышал шорох со стороны стола. Магнитофонная пленка медленно перематывалась. Когда они успели его включить?

Майло почувствовал, что вспотел. Он вспомнил, как Швинн разразился тирадой перед домом Боуи Инголлса, его неожиданную злобность, уверенность в том, что Майло специально приставили для слежки, и вот теперь…

Я же тебе говорил.

— Детектив, — сказал Брусард, — отвечайте на вопрос. Немедленно.

— Да.

— Что — да?

— Я ее видел.

— Конечно, видел, сынок, — сказал Брусард и наклонился над Майло, окутав его облаком аромата какого-то цитрусового растения и успеха.

Сынок. Задница. Он всего на пару лет старше Майло, но решил продемонстрировать, кто тут главный.

— Разумеется, ты ее видел.

Его продержали еще полтора часа, записали на магнитофон заявление, затем дали прослушать много раз. Объяснили, что делают это, чтобы не было никаких неточностей, но Майло знал настоящую причину: они хотели, чтобы он услышал страх и неуверенность в собственном голосе, хотели заставить его возненавидеть себя и подготовить к тому, что ждало впереди.

Майло рассказал им только основные факты — то, что они знали и без него, — и не поддался на настойчивые требования выдать подробности. В комнате стало душно и отчаянно пахло страхом, когда они сменили тему и, оставив Тоню в покое, заговорили о поведении Швинна вообще. Они вгрызались в Майло, точно злобные насекомые. Их интересовали политические взгляды Швинна, отношение к расовому вопросу, мнение по поводу работы правоохранительных органов. Они наседали, уговаривали, запугивали, подталкивали, задавали наводящие вопросы — иногда в лоб, иногда завуалированно, пока в конце концов Майло не почувствовал себя так, будто он превратился в кусок мяса, который отбили специальным молоточком и сейчас швырнут на сковороду.

И тут они вернулись к сексуальным развлечениям Швинна. Майло продолжал категорически отрицать, что видел, как проходило общение Швинна с Тоней или другими женщинами. Технически он говорил правду, поскольку сидел за рулем, смотрел на дорогу и не имел ни малейшего желания становиться свидетелем того, что происходило на заднем сиденье.

Когда они спросили его, о чем Швинн разговаривал с Тоней, он наврал, что ничего не слышал, потому что они шептались.

— Шептались, — повторил Брусард. — Вам не показалось это необычным? Детектив Швинн шепчется с проституткой на заднем сиденье полицейского автомобиля?

— Я решил, что они говорят о работе. Она была его информатором, и Швинн, наверное, о чем-то ее расспрашивал.

Он ожидал, что они зададут ему очевидный вопрос: «О чем?», но они промолчали.

Его не спрашивали ни про убийство Джейни Инголлс, ни про другие, над разгадкой которых они со Швинном работали.

— Вы решили, что она его информатор, — заявил Поулсен.

— Так мне сказал детектив Швинн.

— В таком случае почему они разговаривали шепотом? — спросил Брусард. — Вы же напарник детектива Швинна. Какие у него могли быть от вас секреты?

Он знал, что вы можете ко мне привязаться, болван.

— Может, ей было нечего сказать, — предположил Майло.

— Нечего сказать?

— Ну, не всегда же у осведомителей есть информация, — пояснил Майло.

Брусард отмахнулся от его слов.

— Сколько времени провели Швинн и Тоня Стампф на заднем сиденье машины, когда вы вели ее?

— Не долго… возможно, несколько минут.

— Уточните.

Прекрасно зная, что они наверняка наблюдали за машиной, Майло ответил почти правду:

— Минут десять или пятнадцать.

— После чего Тоня вышла.

— Верно.

— Где?

— На Восьмой улице, рядом с Уитмер.

— Когда вышла из машины, куда она направилась?

Майло назвал ресторан, но не стал говорить, что Швинн дал Тоне денег.

— Как насчет денег? Вы видели, чтобы кто-нибудь из них передавал другому деньги?

Майло не знал, что они успели заметить, и потому решился соврать:

— Нет.

Повисло долгое молчание.

— И все это время вы вели машину, — проговорил наконец Брусард.

— Именно.

— Когда детектив Швинн попросил вас остановиться и посадил в машину Тоню Стампф, вы не подумали о том, что становитесь соучастником Швинна, который воспользовался услугами проститутки?

— Я не видел ничего, что указывало на простит…

Брусард рубанул рукой воздух:

— Рот Тони Стампф вошел в контакт с пенисом детектива Швинна?

— Я не…

— Если вы вели машину и, как утверждаете, не оглядывались. Откуда у вас может быть такая уверенность?

— Вы меня спросили, видел ли я что-нибудь. Я не видел.

— Я спросил про оральный контакт с гениталиями детектива Швинна.

— Я не видел.

— Значит, рот Тони Стампф мог находиться в контакте с пенисом детектива Швинна, но так, что вы этого не видели?

— Я рассказал вам о том, что видел.

— Пенис детектива Швинна вошел в контакт с вагиной или анусом Тони Стампф?

— Я не видел.

Этот ублюдок сказал про анус, потому что…

— Тоня Стампф вступала в интимные отношения любого рода с детективом Швинном?

— Я не видел, — повторил Майло.

А вдруг они использовали какой-нибудь прибор ночного видения и записали все на пленку? Тогда мне конец, подумал Майло.

— Пенис во рту, — вмешался Поулсен. — Да или нет?

— Нет.

— Пенис на или внутри вагины.

— Нет.

— Пенис на или внутри ануса.

То же ударение на вполне определенном слове. Явно не совпадение.

— Нет, — ответил Майло. — Полагаю, мне следует обратиться в Лигу защиты.

— Правда? — удивился Брусард.

— Да, это совершенно очевидно…

— Можете обратиться, детектив Стеджес. Если вы действительно считаете, что вам нужен защитник. Но с чего вы это взяли?

Майло промолчал.

— У вас есть повод для беспокойства, детектив? — спросил Брусард.

— Не было, пока вы, ребята, не затащили меня…

— Мы не затащили, мы вас пригласили.

— Ах, — проворчал Майло, — прошу меня простить. Брусард притронулся к магнитофону, словно грозился вновь его включить. Затем наклонился к Майло так близко, что тот смог бы сосчитать стежки на лацканах его пиджака. Никаких пор на лице. Ни одной, словно его вырезали из черного дерева.

— Детектив Стеджес, не намекаете ли вы на то, что мы оказываем на вас давление?

— Нет…

— Расскажите о ваших отношениях с детективом Швинном.

— Мы напарники, а не приятели, — ответил Майло. — Время, что мы проводим вместе, полностью посвящено работе. За три месяца мы раскрыли семь убийств — сто процентов вызовов. Недавно мы начали заниматься восьмым, оно оказалось достаточно сложным, и мы находимся в стадии поиска убийцы…

— Детектив! — сказал Брусард. Громко. Чтобы положить конец данной теме. — Вы когда-нибудь видели, как детектив Швинн получает от кого-нибудь деньги в рабочее время?

Значит, он не хочет разговаривать про Джейни Инголлс.

Его захватила собственная игра, и он уже не может остановиться, пока не доведет ее до конца. Или его вовсе не интересует Джейни Инголлс?

— Нет, — ответил Майло.

— Когда он встречался с Тоней Стампф?

— Нет.

— Или с кем-нибудь еще? — рявкнул Брусард.

— Нет, — сказал Майло. — Ни разу.

Брусард опустил голову, посмотрел Майло в глаза, и тот почувствовал, как дыхание его собеседника — теплое, ровное, мятное — вдруг стало кислым, словно Брусарда неожиданно затошнило. Получается, этот парень тоже живой, и в его организме идут самые разнообразные процессы.

— Ни разу, — повторил он.

Его отпустили так же неожиданно, как и вызвали на допрос. Не говоря ни слова, не прощаясь, оба полисмена отвернулись и вышли. Майло сразу же уехал из участка, даже не стал подниматься наверх, к своему рабочему столу, и проверять пришедшие сообщения.

На следующее утро в его почтовом ящике лежало официальное письмо департамента. Простой белый конверт, без почтового штемпеля, доставленный посыльным.

Его переводят в участок Западного Лос-Анджелеса, и какие-то дурацкие причины — перераспределение персонала. Отпечатанное на машинке приложение гласило, что Майло уже выделили шкафчик и присвоили номер. Содержание его рабочего стола и личные вещи отправлены на новое место службы.

Дела, над которыми он работал, переданы другим детективам.

Майло позвонил, чтобы узнать, кто занимается убийством Джейни Инголлс, и далеко не сразу выяснил, что оно ушло в отдел убийств «Метро» — в Паркеровский центр особо тяжких преступлений. Пошло на повышение.

В «Метро» просто обожали газетную шумиху, и Майло решил, что теперь-то уж о деле Джейни заговорят газеты.

Ничего подобного не произошло.

Он позвонил в «Метро», оставил около полудюжины сообщений, хотел передать информацию, которую не успел занести в отчет. Вечеринка у Коссаков, исчезновение Мелинды Уотерс, подозрения доктора Шварцман относительно Кэролайн Коссак.

С Майло никто не связался.

На новом месте работы его непосредственный начальник, лейтенант, держался враждебно и был похож на свинью. Майло довольно долго не давали никого в напарники — объясняя это внутренними проблемами отдела. На его столе лежала огромная куча старых дел, связанных с убийствами, и несколько новых — к счастью, всякая ерунда. Он ездил один и делал работу автоматически, точно робот, поскольку довольно долго не мог привыкнуть к новому окружению. Западный Лос-Анджелес славился самым низким уровнем преступности в городе, и Майло вдруг понял, что ему не хватает уличной суматохи, он заскучал по безумному ритму прежней жизни.

Он не старался заводить друзей, избегал общения с коллегами после работы. Впрочем, Майло не особенно приглашали. Детективы здесь оказались еще холоднее и сдержаннее, чем коллеги по Центральному округу. Он не знал, до какой степени это можно отнести на счет того, что он был напарником Швинна, или к нему приклеилось клеймо осведомителя. А может быть, слухи о предпочтениях Майло добрались и сюда?

Коп-педик. Педик и осведомитель. Через несколько недель парень по имени Вес Бейкер попытался с ним заговорить — сказал, что слышал, будто у Майло степень магистра, и что давно пора привлекать к работе в полиции людей с мозгами. Бейкер считал себя интеллектуалом, играл в шахматы, в его квартире было полно книг, и он частенько употреблял сложные слова, когда вполне хватало простых. Майло он казался претенциозным болваном, но он пошел на двойное свидание с подружкой Бейкера и ее коллегами-стюардессами, на которое тот его пригласил. Потом, как-то вечером, Бейкер проезжал мимо и заметил, что Майло стоит на углу улицы в Западном Голливуде и ждет, когда переключится светофор. Мужчины, которые здесь разгуливали, искали общества других мужчин. Взгляд Бейкера многое сказал Майло.

Почти сразу же после этого кто-то забрался в шкафчик Майло и оставил там стопку садомазохистских порнографических журналов для геев.

Через неделю ему дали в напарники Делано Харди — единственного негра в участке. Первые несколько недель они практически все время молчали, было даже хуже, чем со Швинном, напряжение казалось Майло почти невыносимым. Дел оказался исключительно религиозным баптистом, которого начальство не любило за то, что он довольно резко критиковал расовую политику отдела, но нетрадиционные сексуальные пристрастия его не беспокоили. Новость о порнографических журналах облетела весь участок, и Майло чувствовал, как его провожают ледяные взгляды.

Потом обстановка улучшилась. Оказалось, что Дел обладает психологической гибкостью, кроме того, он отличался четкостью и прямотой, прекрасной интуицией и был помешан на своем деле. Они начали работать как настоящая команда, раскрывали одно дело за другим, между ними установились дружеские отношения, основанные на общем успехе и нежелании обсуждать определенные темы. Через полгода Майло и Дел отлично сработались и быстро отправляли плохих парней за решетку. Ни того ни другого не приглашали на барбекю или в бар, куда ходили остальные полицейские. А также на вечеринки, где их коллеги развлекались по полной программе.

Когда рабочий день заканчивался, Дел возвращался домой в Леймерт-Парк, к своей безупречной, строгих правил жене, которая ничего не знала о Майло, а тот ехал в свою одинокую берлогу. Если не считать дела об убийстве Джейни Инголлс, у него были почти идеальные результаты раскрываемости преступлений.

Если не считать дела Инголлс…

Майло больше не видел Пирса Швинна, но слышал, что тот раньше времени вышел на пенсию. Через несколько месяцев он позвонил в отдел кадров Паркеровского центра, что-то соврал и узнал, что Швинн ушел чисто — без записей о дисциплинарных взысканиях.

Так что, вполне возможно, Швинн тут ни при чем, а причина перевода Майло — в убийстве Джейни Инголлс. Осмелев, Майло снова позвонил в «Метро», чтобы узнать, как продвигается расследование. И снова с ним никто не связался. Он попытался выяснить, закрыто ли дело, но ему сообщили, что у них на этот счет нет никаких сведений, а Мелинда Уотерс не обнаружена.

Однажды жарким июльским утром Майло проснулся весь в поту, потому что ему приснилось тело Джейни. Он отправился в Голливуд и проехал мимо дома Боуи Инголлса. Розовое здание исчезло, его сровняли с землей, чтобы построить подземную парковку, работы уже начались, и глазам Майло предстал скелет нового многоквартирного дома.

Тогда он отправился на север. Старый дом Эйлин Уотерс стоял на прежнем месте, но сама она куда-то перебралась, а тут поселилась пара стройных женоподобных молодых людей, которые занимались продажей антиквариата. Через несколько минут оба принялись отчаянно флиртовать с Майло, и это его напугало. Он старался вести себя как настоящий полицейский, а они все равно его раскусили…

Симпатичные мальчики снимали дом, он пустовал, когда они сюда въехали, ни тот ни другой не знали, куда подевалась женщина, жившая здесь до них.

— Вот что я вам скажу, — заявил один из парней. — Она ужасно много курила. Дом весь провонял.

— Отвратительно, — согласился его приятель. — Мы все вымыли, и убрали, и обставили заново. Вы дом не узнаете ни за что. — И с заговорщическим видом улыбнулся. — Ну, скажите нам, что она сделала?