Глава XL. О том, как я получил рагамы, которые я просил. О том, как Валинемат призвал нас пред лице свое, и после того, как он давал превосходные наставления, вновь препоручил меня ереванским забитам

А на другой день утром я послал вардапета Калайчи-оглы Степаноса, которого я назначил дорожным местоблюстителем и который [находился] вместе со мной в лагере на Мугани. И он отправился и получил рагамы, а именно семь рагамов и, радостный, вернулся и вручил их мне.

В тот же день мы отправились на селам, а после селама нам вновь приказали: «Вы должны прийти вечером и явиться к Валинемату, чтобы он препоручил вас вашим забитам и отпустил вас».

И отправились каждый к себе и пробыли [у себя] до вечера, а в девятом часу собрались у входа к Валинемату: я, калантар Меликджан, мелик Акопджан, калантар иноплеменных Аликули и другие кетхуды и армянские мелики, ибо в Ереванской [области] 9 магалов, [и потому] 9 меликов. Хотя они подчиняются калантару и дрожат перед ним, подобно слугам, но ереванских меликов — т. е. следующих: мелика Акопджана и мелика Мкртума, [меликов] карбинского, крхбулахского, шорагялского, игдирского, гарнийского, гегаркунийского, абаранского и ширакаванского, — [а также] ереванского шейх-уль-ислама, ага и мирз, и взяв и нас, повели к Валинемату.

И начал он говорить речи наставительные и [давать] нужные указания относительно государственных дел и благосостояния страны, о спокойствии рай'ата, и о воинах, называемых нокярами, так как [они] получают тонлух, отдал приказание мирзам о жалованьи их[39], о том, чтобы [нокяры] объезжали своих коней и выполняли военные упражнения, а также хорошо содержали своих коней и военное снаряжение: броню, саблю, [пушечные] ядра, поясной нож, щит, тэркэш, то есть колчан со стрелами, и т. д., держали в состоянии готовности и получали хорошие.

Сказал он много соответствующих подобных речей о безопасности страны и обо всех делах. В конце речи сказал мирзам, говоря: «Препоручаю вам халифу. Если он чего-либо пожелает — будь то деревня, или земля, или что-либо иное, что ему более подобает, чем другим, дайте ему так, чтобы ни казна не понесла убытка, ни ему не было затруднения. И когда он сам не пожелает, дайте другим, ибо вы знаете, что я его уважаю, он — хороший человек, и вам надлежит [его] уважать и не делать так, чтобы он пожаловался мне на вас». А мне он сказал, говоря: «Халифа, теперь ты удаляешься от меня и не будешь в состоянии общаться со мной. Поэтому я тебя препоручил вашим забитам, т. е. мирзам; если пожелаешь чего-нибудь, скажи им, пусть исполнят, а если не прислушаются [к твоей просьбе], проси Ибрагим-хана (это — брат его, находится в Тавризе и [является] ханом и спахсаларом) — а он сообщит мне. А если хочешь, сам сообщи мне; [так] велено тебе. И будь молящимся за нас. Ну, ступай, отныне ты свободен, поезжай в Уч-Килисэ».

И я стал восхвалять его и благодарить его и со слезами на глазах, сказал: «Августейший, так как ты удаляешься от нас, мы теперь узнали, что останемся сиротами, ибо никто не будет подобным тебе, чтобы пекся о нас. А посему всемогущий бог да откроет тебе путь и [ниспошлет] удачу и [даст] тебе победу над врагами твоими. И еще прошу [твое] величество: не убавляй своей милости и [не отвращай] своего священного взгляда от меня и от этой священной обители».

И он вновь обнадежил меня и сказал: «Не печалься, халифа, не печалься! Этот монастырь — мой, и ты — мой, ступай, ты — приятный человек. Иди, непрерывно молись»[40].

Тогда набрался смелости и шейх-уль-ислам и прочитал молитву на литературном персидском [языке, написанную] в размере двух стихов псалма. После этого прочитали фатэ, а я — «Отче, я согрешил», [а затем] мы поблагодарили [его], и он отпустил нас, и мы вернулись в свои жилища.

Загрузка...