Краткое повествование

Глава XLII. О том, как я остался один в степи среди множества тростниковых шалашей, и о пленниках, которых я группами отправил в разные места

А после их отъезда я остался один, бедный, жалкий, одинокий посреди беспредельной степи, среди множества шалашей, вместе со своими монахами «как филин на развалинах»[42], и «как одинокая птица на кровле»[43].

Ибо выкупил я многих пленников у персидских поработителей — хорасанцев; одних — подороже, других — подешевле, а некоторых приводили и отдавали мне даром, говоря: «Доставь их на места свои и к своим владельцам». Среди них, были беременные женщины, которые забеременели в [своих] домах и от своих мужей, ибо они семь месяцев находились в плену. И некоторые из них родили в Муганской степи. И я приказал акулисскому протоиерею, по имени отец Тума, который был со мной, чтобы он окрестил детей в реке Евфрат и нарек их именем Муган. Пока везли их в Акулис и Астапат, одна женщина родила в Мегри, ее [ребенка] нарекли Мегриком.

Были среди них также маленькие девочки и мальчики 6, 8 и 10 лет, и мальчики постарше: 15 и 20 лет, [может быть], старше или моложе. Как я слышал, многие с Божьей помощью бежали и спаслись.

И я отправлял пленников три раза на мулах и верблюдах, назначая над ними кого-нибудь из моих членов конгрегации. Когда погонщики верблюдов погнали верблюдов в Эчмиадзин, ибо они нам не были нужны, с ними поехала часть [пленников].

А остальных я отправил в Астапат и Акулис, ибо была нехватка и недостаток в хлебе. На моих мулах [пленников] доставляли до Тузаха, и я написал, чтобы они доставили [их] в Астапат и Акулис. Ибо там был Нерсес, католикос Агванский [и] Гандзасарский, который немедленно исполнял [то, что я ему писал]. Нагрузив на наших мулов муку, ячмень и друпие нужные продукты, вновь возвращали [их] к нам, так как в лагере не было ни хлеба, ни зерна. Правда, нам выдавали тайин, но с того дня, когда нас отпустил [Валинемат], прекратили [выплату] тайина. Причем не хватало хлеба не только в Мугани, но и всюду: в Тавризе и здесь, и в Тузахе, и в Кенджэ, в Казахе, в Лори, в Грузии, на берегах озера Севан, в Цахкнудзоре, в Кафане, в Нахичеване, в Ереване. В этих перечисленных областях османская оха пшеницы стоила один шаи: и даже [за такую цену] нельзя было достать.

Когда на Мугани стало мало хлеба и муки, мы в течение одной недели и даже дольше ели вареную и жареную пшеницу, привезенную из святого Эчмиадзина. Поэтому-то мы и рассылали освобожденных пленников в разные места.

Три раза отправил я по одной партии [пленников].

В первый раз я послал партию на верблюдах и назначил их начальником шатира Магакию, а также двух саи, которые были из Еревана и Эчмиадзина.

Во второй раз послал партию пленников и назначил их начальниками астапатского хранителя амбаров вардапета Саркиса и вардапета Егиа из монастыря Хндзуц. Они повезли [пленников] в Тузах на наших мулах. И я написал католикосу Гандзасарскому, чтобы он придумал [что-либо] и отправил бы пленников в Акулис на волах или ослах и чтобы, погрузив на наших мулов продукты, отправил бы их, [мулов], обратно к нам вместе с вардапетом Егиа, а вардапет Саркис ехал бы с пленниками.

И в то время, пока они ехали в Тузах, состоялась раздача хила, и нам повелели ехать в Ереван, ибо пять дней пути от Мугани до Тузаха. И еще я отправил мулов в Шамаху с татевским вардапетом Мкртичем Кафанци, чтобы и он привез пищу для нас и животных, ибо в последние дни в Мугани подорожали пшеница и ячмень. Один тавризский литр зерна [стоил] один золотой и 10 тими, т. е. 900 драм.

21 февраля вернулся из Шамахи вардапет Мкртич с четырьмя мулами, [нагруженными] мукой, хлебом, ячменем и вином, и с вардапетом Исраелом из монастыря Месер, двумя священниками и 5-6 князьями, которые хотели просить нас о двух вещах.

Во-первых, о джизье, которой требовали [от них] много. Они просили, чтобы с них взимали по-прежнему 3,5 куруша с семейного человека и по полтора куруша с холостых парней. И еще — о месте жительства, ибо Валинемат разорил Шамаху, когда взял ее до того, как он прибыл из Кенджэ. Построив земляную крепость в восьми часах пути от Шемахи, он велел поселить там уцелевших шамахинцев. Так как воздух там был заражен, а место было знойным и было мало воды, и мусульмане, т. е. лакзи и сунни, огорчали и притесняли страждущих, т. е. народ наш, они много раз просили [разрешить им] вновь поселиться в разоренном городе, Шамахе, а потому, разгневавшись, [хан] совершенно ее разрушил. Поэтому они, отчаявшись, приехали ко мне с мольбой. И вот я, набравшись смелости, обратился к великому Валинемату и попросил у него повелеть шамахинским армянам, чтобы вне крепости, на расстоянии часа езды от нее, в красивом месте, о котором они [сами] просили, они построили себе жилище, [и дать им] столько земли, сколько нужно, чтобы посадили сады и засеяли бы поля; и еще [чтобы] из реки, которая протекает поблизости, провели бы ручей для орошения деревни, нив, и садов. И еще, чтобы построили церковь, ибо армянский народ не может жить без церкви, где бы то ни было, даже в раю. [Я просил] и о джизье, и о том, чтобы иноплеменные не притесняли их и не обижали. И тотчас же милостью Божьей смягчилось сердце [Валинемата] и он снизошел к просьбе моей.

И тотчас же даровал мне рагамы, пространно изложенные в буйурулту, в которых [шамахинцам] было даровано больше, чем я просил. И, получив [рагамы], они удалились, с великой радостью и благодарностью, благословляя бога.

А отправившийся в Тузах вардапет Егиа вернулся 22 февраля, в воскресный день. В ту же ночь украли мою лошадку Кула; и повергли меня в великую печаль, ибо [Кула] была спокойной лошадью и имела ровный ход, по моему вкусу.

И вновь я выкупил пленников, сколько мог; мне удалось изобрести и придумать: я занял [денег] и заплатил выкуп за пленников. И тяжким испытанием было то, что пленники не могли идти пешком, а достаточного количества вьючных животных не находилось.