Купание голышом

Десять

Чаз нашел фотографию под подушкой только в ночь со вторника на среду, поскольку ночь с понедельника на вторник провел у Рикки, занимаясь сексуальным самолечением. Финальный облом в ванне он списал на отголоски ауры Джои, но и отъезд из их общего дома проблемы не решил. Даже в надушенной жасмином Риккиной спальне Чаз не мог выбросить из головы облегающее черное платье мертвой жены или развратные воспоминания, этим платьем навеянные.

Рикка трудилась над ним умело, как скульптор, но результаты были неудовлетворительны. Впервые за все время их связи — да любой связи — Чаз услышал это самое бессмысленное и кошмарное из утешений:

— Не волнуйся, милый, со всеми случается.

В ужасе он потащил Рикку в ближайший музыкальный магазин и купил диск лучших хитов Джорджа Торогуда — без толку. Даже цифровой ремастеринг «Испорчен до мозга костей» не вернул Чазовой кости ее обычной испорченности. Призрак неудачи следовал за ним весь следующий день, пока Чаз мотался туда-сюда по дамбам Эверглейдс. Призрак тяготел над ним, даже когда он вернулся домой, но визит Ролваага ненадолго отвлек его внимание, хоть и измотал нервы.

Заваливаясь вечером в постель, Чаз был эмоционально не готов к очередному замогильному потрясению. Он уставился на фотографию и рассеянно потыкал пальцем в дырку, вырезанную на месте хорошенького личика его жены.

Ослепительно ярко он вспомнил, где и когда был сделан снимок — в канун прошлого Нового года на лыжной базе в Стимбот-Спрингс. Они с Джои только что вышли из номера после семидесяти семи минут впечатляюще бурного секса. То был единственный раз, когда Чаз устал раньше жены и, запыхавшись, попросил тайм-аут, сложив руки буквой «Т» на манер футбольного защитника. Он и Джои еще смеялись над этим, протягивая камеру бармену.

Теперь Чазу, сгорбившемуся над фотографией, полагалось размышлять, кто достал ее из чулана и буквально обезличил. Когда произошла эта злобная выходка и как злоумышленник проник в дом, не разбив окно и не выломав косяк. Полагалось спросить огромного волосатого охранника, Редова головореза, не болтались ли по соседству какие-нибудь подозрительные личности.

Но Чарльз Регис Перроне думал о той ночи в Колорадо, всего четыре месяца назад, вновь переживая все эротические подробности того, как женщина, которую он однажды нежно назвал «моя чудовищная блондинка», вывернула его наизнанку. Скоро Чаза поприветствовала внушительная эрекция, и в припадке беспочвенного оптимизма он помчался в ванную. Там он яростно, с перекошенным красным лицом, дрочил, пока его кулаки один за другим не свело судорогой. Облегчения не предвиделось.

Чаз посмотрел вниз и выругался. «Мой член никогда не был верен Джои, пока она была жива, — подумал он, — так с какой стати сейчас?» Тяжело осознать, что какими бы крошечными зачатками совести он ни обладал, они способны заявить о себе столь унизительным образом.

— Я не хотел ее убивать! — заорал он своему натертому и съежившемуся мучителю. — Она не оставила мне выбора!

Чаз порвал фотографию в клочки и выбросил в унитаз. Проверив все двери и окна, он сожрал полдюжины подушечек маалокса и рухнул на диван в гостиной. Завтра он поменяет все замки и позвонит, чтобы починили сигнализацию, и уберет драгоценности Джои в свой личный сейф в банке. После этого он еще раз обыщет дом, чтобы от его покойной супруги не осталось ничего, ни одной блондинистой реснички, которая могла бы возбудить его против воли.

А потом, на обратном пути со свалки, он заедет в «Уолмарт» и купит пушку.

— Травяного чая у тебя, разумеется, нет.

— Могу предложить разве что кофе, — сказал Карл Ролвааг.

— Отрава, — нахмурилась Роза Джуэлл. — Нет уж, спасибо.

Эта сорокалетняя особа была дерзко привлекательна. Полицейский участок притих, когда она вошла — белый хлопковый пуловер, тесные вытертые джинсы, высокие каблуки. Таких убойно-ярких блондинок не водится даже в Миннесоте, стране блондинок. Даже Ролвааг слегка занервничал.

— Я — лучшая подруга Джои. Была лучшей подругой Джои, — сообщила Роза, — и я просто хочу, чтоб вы знали: она никогда, ни за что не покончила бы с собой. Если у вас такая гипотеза.

— Для гипотез еще рановато, — сказал Ролвааг. Неправда: он был уверен, что Чарльз Перроне столкнул жену за борт «Герцогини солнца». И еще он был уверен, что ничего не докажет без трупа, улик или свидетелей.

Капитан Галло сказал, что ногти миссис Перроне в тюке марихуаны — это довольно интересно, однако доказывает, что она выжила после падения в воду, а не что ее столкнули. Довольно подозрительно, согласился Галло, что муж неправильно назвал время, когда Джои покинула каюту, но обвинения из-за такого не выдвинешь.

— Кроме того, она не нажиралась и не падала с корабля, — продолжала Роза. — Я читала в газете про вино, которое она якобы выпила — что за бред! Я никогда не видела Джои пьяной, даже слегка. Ни разу после того случая с машиной.

— Каким был ее брак?

— Чаз Перроне — совершеннейший кобель. Изменял ей со всем городом.

— А с вами пытался? — поражаясь собственному нахальству, спросил Ролвааг. Может, Розина прямота заразна.

Роза улыбнулась и закинула ногу на ногу так, что детектив ощутил себя неуклюжим подростком.

— Если бы Чаз хоть раз ко мне прикоснулся, — медоточиво промурлыкала она, — я бы его порвала на тряпочки. Нет, я с ним даже ни разу не встречалась.

С предвзятой точки зрения капитана, молва о многочисленных супружеских изменах не делала Чарльза Перроне автоматически подозреваемым в убийстве. Через три недели Ролвааг вернется в Миннесоту, и его пугало, что последнее флоридское расследование окончится неудачей — хладнокровный убийца избежит правосудия. Капитан дал понять, что считает дело Перроне тупиком и больше не выделит на него ни времени, ни людей.

Ролвааг часто воображал себе миссис Перроне: одна-одинешенька посреди океана, так яростно вцепилась в плывущий тюк, что ногти ломаются один за другим. Видение стало еще детальнее и навязчивее, когда Чаз Перроне принес в полицию и береговую охрану фотографии своей жены. Снимали на каком-то пляже, с Джои Перроне стекала вода. Муж прощелкал нездоровую иронию, а детектив заметил и теперь мог вообразить жертву Чаза — светлые волосы зализаны назад, на щеках серебрятся капли воды, — какой она, должно быть, вынырнула после долгого душераздирающего падения.

Минус улыбка. Джои Перроне не стала бы улыбаться после того, как муж выбросил ее за борт.

— Как вы думаете, что произошло в круизе, мисс Джуэлл? — спросил Ролвааг.

— Я знаю, чего не происходило. Моя подруга не прыгала и не падала. — Роза встала и закинула на плечо ремешок сумочки. — Я просто хотела, чтобы кто-то об этом узнал, только и всего. Чтобы вы подшили это к делу.

— Мы так и сделаем. Обещаю. — Роза коснулась его руки.

— Пожалуйста, не сдавайтесь, — попросила она, — ради Джои.

У Ролваага не хватило духу ответить, что прижать Чарльза Перроне к ногтю можно только чудом.

По пути домой детектив заехал в библиотеку почитать про Эверглейдс. Странно, что человек, который питает столь явное отвращение к природе, стал изучать биологию, а потом нашел работу на мокром, кишащем жизнью болоте. Перроне даже не знал, куда течет Гольфстрим, и это вызывало некие сомнения в его познаниях. Идеалы его не менее подозрительны и грязны. В особенности Ролваага встревожила обмолвка Перроне насчет змей, на которых он наезжает на своем вонючем внедорожнике, а также беспечность, с которой Чаз отказался сдать в переработку бутылку из-под лимонада. И это человек, который заботится о судьбах планеты?

Как странно, что Чаз Перроне посвятил свою карьеру изучению органической жизни, хотя никакая жизнь, кроме собственной, его, похоже, не интересует. Но если разгадка — в печальной и запутанной судьбе Эверглейдс, то Ролвааг ее не нашел. Связь Перроне с этой негостеприимной дикой местностью оставалась тайной, а время истекало.

Возвращаясь домой, Ролвааг вспоминал свой неудачный брак, но так и не смог вообразить сценарий, в котором было бы возможно убийство. Правда, этим упражнениям мешала генетика: норвежцы — настоящие меланхолики, им незнакомы вулканы эмоций, которыми обычно сопровождаются бытовые убийства. С другой стороны, обычно Ролвааг не понимал преступников, которых отправлял за решетку, вне зависимости от рода преступлений. Застрелить уличного продавца мороженого из-за тридцати четырех баксов с мелочью было для него не постижимее, чем выбросить хорошенькую (и, по всем отзывам, верную) супругу за борт круизного лайнера.

Почему Перроне это сделал? Не из-за денег — не было ни выплат по страховке, ни наследства, вообще никакого куша. И не из-за любви — если Чаз хотел бросить жену и сбежать с одной из подружек, развестись было бы относительно просто и безболезненно. При разводах по взаимному согласию к недолгим бездетным бракам во Флориде относились формально. Более того, учитывая большое личное состояние миссис Перроне, она вряд ли потребовала бы алименты.

«Галло прав, — подумал Ролвааг. — Мотива нет и в помине».

Дома он увидел, что под дверь подсунута газетная вырезка. Заметка о мужчине из Сент-Луиса: его задушил, а потом практически сожрал гигантский ручной питон, которого он несколько месяцев по дурости забывал кормить. Отвратительное змеиное пиршество прервал обеспокоенный сосед, который помчался на помощь. Приехали фельдшеры, вооруженные «челюстями жизни»[26], и освободили неизящно растянутое тело жертвы, в процессе прикончив сытую рептилию. Над заголовком — фиолетовыми чернилами, знакомыми паучьими каракулями — было приписано: «Это случится с тобой!»

Ролвааг хихикнул и подумал: «Два человека порадуются моей смерти: Чаз Перроне и Нелли Шульман».

Две змеи детектива сплелись клубком в большом стеклянном террариуме в углу гостиной. Они были не снежно-белые, как альбиносы, а кремовые с экзотическими оранжевыми отметинами на спине. На воле их неестественная яркость стала бы фатальной, но в квартире Ролваага питоны были в безопасности. Впрочем, благодарности они не выказывали, да и вообще редко шевелились, разве что когда ели или переползали на солнышко. Но Ролваагу все равно нравилось за ними наблюдать. Только такое ничтожество, как Перроне, мог преднамеренно убить столь древнее и совершенное существо, и это взбесило Ролваага — к его собственному изумлению.

Он сунул замороженную лазанью в духовку и рылся в портфеле, пока не нашел нужный обрывок бумаги. Он позвонил в офис агентства «Херц» в Бока-Ратон и представился помощнику ночного менеджера, который был исключительно рад сотрудничать. Повесив трубку, Ролвааг уже знал имя волосатого громилы, что следил за домом Перроне, а также название компании, которая платила за аренду минивэна.

«Помидорная биржа Реда», чтобы это ни значило.

Джои Перроне трясла спящего Странахэна:

— Мик, я сейчас кое о чем подумала!

Он сел на диване и протер глаза:

— Время?

— Пять сорок пять.

— Надеюсь, оно того стоит. — Он потянулся к лампе, но Джои схватила его за руку.

— Я не одета, — сказала она.

Даже без света в доме не было совсем темно. Джои явилась в белой футболке и трусиках-бикини, вид которых несколько смягчил Странахэна.

— Рассказывай, что ты вспомнила.

— Мы с Чазом поссорились пару месяцев назад. Я собиралась слетать на свадьбу в Лос-Анджелес, но в аэропорту была ужасная погода, я развернулась и поехала домой. Я летаю на самолетах, только если в небе ни облачка.

Джои рассказала, что обнаружила Чаза в столовой — он заполнял какую-то таблицу.

— Я заглянула ему через плечо и спросила: «И как ты все это помнишь?» Потому что он не заглядывал ни в какие заметки, просто писал числа, одно за другими. Типа: «Ух ты, как ты все это помнишь?» Абсолютно невинно и дружелюбно — а он натурально взвился. Совсем рехнулся.

— Ты только это и сказала?

— В том-то и дело. А он сразу давай вопить, топать ногами, махать руками. Мол, перестань за мной шпионить и не лезь не в свое дело. Совсем как в тот день, когда я спросила про новый «хаммер», только в этот раз он меня еще и на «п» обозвал. И тогда я его сбила с ног.

— Великолепно.

— Правым хуком в челюсть. Чаз довольно хилый.

— Итак, ты видела, что он взбеленился из-за таблиц. Ты знаешь, что означали числа?

— Он мне не говорил. Но он по работе измеряет содержание разной дряни в воде, вроде загрязнения, — сказала Джои. — Думаю, это как-то связано.

— Ты ему правда врезала? — спросил Странахэн.

— Может, зря. Может, из-за этого все и случилось, Мик.

— Что случилось? Он решил тебя убить?

— Может, его самолюбие не вынесло удара.

Странахэн посоветовал не путать высокомерие с гордостью.

— Такие, как Чаз, легко оживляют самолюбие с помощью правой руки.

— Но все равно, он так никогда не психовал, — сказала Джои.

— Это важно. Хорошо, что рассказала.

— Слушай, это что, настоящие «Фрут оф зе лум»? — Она протянула руку и ущипнула его за резинку трусов.

Странахэн прикрыл чресла подушкой. Миссис Перроне явно преодолевает свою застенчивость.

— Солнце почти встало, — сообщила она. — Может, поплаваем?

— Ха-ха.

— Три раза вокруг острова. Давай, я серьезно.

— Ты же вроде боишься акул, — сказал он.

— Нет, если нас в воде двое.

— Причем один из нас стар и медленно плавает. Усек.

— Слабак, — сказала Джои.

— Что?

Но она уже убежала, босиком, в нижнем белье. Странахэн услышал стук двери, потом всплеск. Когда он добрался до пристани, ему ничего не оставалось, кроме как нырнуть и догонять. Сель недоуменно наблюдал за ними, но преследовать не пытался.

Наполовину обогнув остров, Джои сказала:

— Для чудака ты в чертовски хорошей форме.

Странахэн перестал грести и завис на месте.

— Что случилось? — крикнула она.

Он зловеще указал ей за спину. Три серых плавника рассекали волны. Джои завизжала и бросилась назад, прямо в объятия Мика.

— Не бей меня, — прошептал он через пару секунд, — но это всего лишь дельфины.

Она медленно выдохнула, смаргивая соль.

— Так вот как ты получаешь адреналин, — сказала она.

— Я совершенно безвреден. Кого хочешь спроси.

Дельфины удалились, и Странахэн потерял их из виду в солнечном сиянии. Как ни странно, Джои не расцепляла рук.

— Это было круто, — признала она. — Лучше, чем в океанариуме.

— Я их часто вижу, они тут играют. Ну что, продолжим?

— Что именно? Плавать или тискаться?

— Я не тискаюсь, — возмутился Странахэн, — я пытаюсь удержать нас на плаву.

— Ты держишь меня за задницу.

— Технически говоря, это бедро, и за него проще всего ухватиться.

— Прекрасно, — сказала она. — Как по-твоему, сколько я вешу?

— На такие вопросы я не отвечаю даже под дулом пистолета. — Он нырнул, высвободившись из ее объятий, и оттолкнул ее.

— Сто тридцать один фунт, — заявила Джои, выжимая воду из волос. — Правда, я высокая. Почти пять футов десять дюймов.

— Ты великолепно выглядишь, — сказал он. — Поэтому заткнись, и поплыли дальше. Это же была твоя гениальная идея.

Через сорок пять минут они уже высохли и оделись. Он пек вафли, она варила кофе, а пес лаял на лодку с рыбаками, которая плыла мимо острова.

— Расскажи про шантаж, — попросила Джои.

— О, хорошо, что напомнила.

Он вышел и через минуту вернулся в кухню с сотовым телефоном. Протянул его Джои:

— Позвони домой.

— Ни за что!

— Ты не будешь с ним разговаривать. Просто набери номер и отдай трубку мне.

— У него определитель. Он увидит твое имя, — предупредила Джои.

— Тогда сначала набери *67, чтобы он его не увидел.

— Мик, что ты ему скажешь?

— Набери номер, пожалуйста.

— Есть, сэр, хорошо, сэр.

Странахэн прижал трубку плечом, присматривая за вафлями. Он заговорил таким театральным голосом, что Джои еле подавила смешок.

— Это Чарльз Перроне? Чаз, мы пока не знаем друг друга, но скоро ты мне передашь невероятную сумму денег… Нет, я не с кабельного ТВ. Я — человек, который видел, как ты столкнул свою красотку жену с «Герцогини солнца» в прошлую пятницу вечером… Именно так. В одиннадцать часов, если быть точным, еще дождик моросил. Ты схватил ее за лодыжки и перекинул за борт. Чаз, ты меня слышишь? Эй, Ча-аз?

Когда Мик повесил трубку, Джои зааплодировала:

— Это ты Чарлтона Хестона[27] изображал, да? Мы в колледже как-то раз обкурились и всю ночь смотрели подряд «Десять заповедей» и «Планету обезьян».

— Кажется, я подпортил твоему мужу утро, — сказал Странахэн.

— Что он сказал?

— Сначала подумал, что я пытаюсь ему продать платное кабельное ТВ. Потом заявил, что я какой-то Ролвад или Ролваг и хочу сыграть с ним дрянную шутку. А под конец скорее просто булькал. Как будто отбеливателя наглотался.

— То, что ты сейчас сделал, — это законно? — спросила Джои.

— Может, и нет. Я поделюсь с отцом Рурком, когда в следующий раз отправлюсь на исповедь.

— Тебя это, кажется, развлекает.

— Чаз заслужил, чтоб ему пистон вставили.

— Короче, мне нравится твой стиль.

— А теперь напомни, пожалуйста, — сказал Странахэн, — почему ты вышла замуж за этого дрочилу.

Улыбка Джои испарилась.

— Ты никогда не поймешь.

— И это не мое дело, согласен.

— Нет, я объясню почему. Потому что три парня подряд бросили меня ради других, ясно? Потому что Чаз посылал мне розовую розу на длинном стебле каждый божий день после нашего первого свидания. Потому что он писал мне сентиментальные записки, и звонил именно тогда, когда обещал, и водил на романтические ужины. Я была одинока, а он в таких делах явно профи, — сказала Джои. — И я ответила «да», когда он во второй раз попросил меня выйти за него замуж, потому что, если честно, я не хотела, чтобы меня опять бросили. Между прочим, тема на редкость унизительная.

— Да боже мой, — сказал Странахэн, — ты не первая женщина, которую надули. Но потом-то, когда ты поняла, что это ошибка…

— Почему я не развелась? Мик, мы были женаты всего два года, — сказала она, — и не все было ужасно. Давай я попробую объяснить, чтоб получилось не совсем идиотски: Чаз был хорош в постели, и, признаться, это часто сводило на нет его менее выдающиеся качества.

— Прекрасно тебя понимаю, — отозвался Странахэн. — Черт, это же история моей жизни. — Он сгрузил ей на тарелку три вафли. — Несколько худших моих браков жили на тупой похоти и больше ни на чем. Ты голодна?

Джои кивнула.

— Я тоже, — признался Странахэн. — Кленовый сироп, масло или и то и другое?

— Всего и побольше.

— Умница.

Их прервал жалобный визг Селя. Странахэн выбежал на улицу, Джои за ним по пятам. Пес лежал на краю причала и тер лапой болезненную шишку на носу. Джои присела и уложила хнычущее животное к себе на колени.

В воде, футах в ста, обнаружилась лодка с четырьмя рыбаками — они хихикали, делая вид, будто заняты наживками. Странахэн увидел на причале кусок свинца размером с яйцо, медленно наклонился и подобрал.

— Что это? — спросила Джои.

— Двухунциевое грузило.

— Только не это.

— Эй, парни, — крикнул Странахэн, — вы это бросили в мою собаку?

Рыбаки переглянулись, пошептались, и наконец самый здоровый заверещал:

— Чертова тварь никак не затыкалась, брателло.

«Брателло? — подумал Странахэн. — Так вот с кем я имею дело».

— Гребите сюда, — приказал он. — Надо поговорить.

— Да пошел ты лесом! — заорал другой рыбак, уменьшенная копия первого. — И эта твоя puta[28] тоже! — Он демонстративно забросил удочку. Тяжелый желтый крючок не долетел до причала и с глухим «плонк» хлопнулся в воду.

— Пожалуйста, отведи Селя в дом, — сказал Странахэн Джои.

— Почему? Что ты собираешься делать?

— Иди давай.

— И не подумаю оставить тебя одного с этими дебилами.

— Я буду не один, — сказал он.

Странахэн насчитал три нарушения этикета, за которые рыбаки заслужили нагоняй. Во-первых, та небрежность, с какой они нарушили его уединение и подплыли так близко к острову. Во-вторых, их презренная атака на глупого зверя, который всего лишь делал свою работу. И в-третьих, их грубый выпад в адрес Джои Перроне, которая ничем их не спровоцировала.

Из кухонного окна Джои увидела, как лодка плывет к причалу, все четверо рыбаков поднялись в предвкушении драки. Странахэн на секунду исчез в сарае. Он вынырнул оттуда с предметом, который позднее определит как «ругер мини-14» — полуавтоматической винтовкой устрашающего калибра.

На лодке незваных гостей стоял мотор «Меркьюри», девять лошадиных сил, и Странахэн методично проделал в нем три дырки. Парни панически вскинули руки, капитулируя, и Джои слышала их всполошенные вопли даже через закрытые окна. Она не разобрала, как именно проинструктировал их Странахэн, но рыбаки упали на колени, перегнулись через планшир и начали грести руками. Похоже на многоножку, заплутавшую в унитазе.

Джои привязала Селя к ножке кухонного стола и поспешила наружу. Странахэн стоял с винтовкой на плече и наблюдал, как лодка, обезумев, тащится к материку.

— Так вот оно какое, твое ружье, — сказала Джои.

— Да, мэм.

— Я под впечатлением.

— Они тоже.

— То, что ты сейчас сделал, — это законно? — Мик Странахэн повернулся к ней:

— Прошу тебя, не задавай мне больше этот вопрос.