Купание голышом

Семь

Участок застройки назывался «Дюны восточного Бока, ступень II».

— Дюны? — спросил Мик Странахэн. — Мы в пятнадцати милях от пляжа.

— Чаз пытался купить дом в первой ступени, потому что там есть поле для гольфа, — объяснила Джои Перроне, — но все распродали.

— Тут все дома похожие.

— Они одинаковые. Все триста семь элементов нашего современного филиала во Флориде, — произнесла Джои голосом рекламного зазывалы, — не считая того, что в одних хозяйская спальня выходит окнами на восток, а в других — на запад. Кроме того, вы можете приобрести бассейн.

Странахэн опустил бинокль.

— Но вы не приобрели.

— Чаз ненавидит плавать, — объяснила Джои.

— А ты нет. Ты же в колледже плаванием занималась, верно?

— Древняя история, — отозвалась она.

— Все равно, тебе было бы приятно. Бассейн.

— Ну-у, да.

— Хочешь еще инжиру? — спросил Странахэн.

Они заехали на открытый рынок в Помпано-Бич и загрузились свежими продуктами. Теперь машина пахла как пара тонн средиземноморского фруктового салата.

— Тебе повезло, Мик, — сказала Джои Перроне, — что у тебя есть остров. Потому что, — она погладила приборную панель, — эта штуковина — вовсе не ловушка для кисок.

— Что-что?

— Это чазизм. Крутая тачка.

— «Кордоба» — автомобильная классика, — оскорбился Странахэн. — Могу тебя осчастливить: твоя задница покоится на роскошной коринфской коже.

— Может, когда-то она таковой и была.

Много лет Странахэн держал ржавую машину на Диннер-Ки под тенистым фиговым деревом у пристани, где оставлял ялик, когда приезжал на материк. Ничто в «крайслере» не работало как надо, за исключением мощного мотора, который пахал как ненормальный.

— Если мы отсюда не уедем, — сказала Джои, — кто-нибудь наверняка вызовет полицию.

Мик Странахэн признал, что «кордоба» не гармонирует с новейшими внедорожниками, блистающими на подъездных дорожках «Дюн восточного Бока, ступень II». Джои велела ему заняться делом, пока она ищет, где спрятать машину.

— Может, придется разбить окно, — предупредил он.

— В птичьей кормушке на заднем дворе лежит запасной ключ.

— А сигнализация?

— Сломана. Увидимся через десять минут.

Странахэн надел рубашку «Флорида Пауэр энд Лайт» и белую каску. Он подошел к парадному входу и позвонил. Через минуту обогнул дом и сделал вид, будто изучает электросчетчик на задах, пока не решил, что даже самые любопытные соседи уже потеряли к нему интерес.

Кормушка висела на единственном дереве во дворе четы Перроне — сухой черной оливе. Ключ заляпало пометом майны, и Странахэн вытер его о траву. Войдя в дом, он почистил руки и натянул резиновые кухонные перчатки. Когда Джои постучалась, он уже ждал ее у парадного входа.

— Как тебе мой новый вид?

— Я потрясен, — сказал Странахэн.

На ней был короткий черный парик и серое домашнее платье до колен, в руках — потертая Библия. Все это было родом из магазина для бережливых, который обнаружился по соседству от продуктового рынка.

Странахэн поманил Джои внутрь и закрыл за ней дверь. Ее плечи застыли, несколько секунд она безмолвно стояла в прихожей.

Он взял ее за локоть:

— Все в порядке.

— Есть что-нибудь, чего мне лучше не видеть?

— Я тут особо не рыскал, но вот это лежало на кухонной стойке.

«Этим» оказалась секция «Сан-Сентинел», раскрытая на внутренней странице.

Джои вслух прочитала заголовок:

— «Береговая охрана прекращает поиски пропавшей пассажирки круизного лайнера». О боже, это про меня! «Опасаются, что местная жительница утонула». Ты только посмотри. — Она уронила Библию и обеими руками схватила газету. — Я так и знала, Мик. Он говорит, что я напилась и упала за борт!

— Тут этого не написано.

— Не написано, но явно подразумевается. «Перроне рассказал полиции, что накануне вечером они с женой выпили несколько бутылок вина. Супруги отмечали двухлетнюю годовщину свадьбы». Придурок!

Джои скомкала газету и забросила ее в корзину для мусора.

— Я звоню Розе, — сказала она.

— Это кто?

— Моя лучшая подруга. Из книжного клуба.

Мик Странахэн ждал в гостиной, гадая, кто ее обставлял. Диван и кресла для чтения удобны и изящны — наверное, к ним приложила руку Джои. Чаз внес свою лепту в виде плазменного телевизора и черного, как ночь, кресла-реклайнера. Происхождение кошмарного аквариума определить не удалось. Странахэна поразило отсутствие книг и изобилие журналов по гольфу. И никаких семейных фотографий, даже свадебных.

Джои вплыла в комнату с бутылками холодного пива в руках. Протянула одну Странахэну.

— Розу чуть кондрашка не хватила. Она подумала, что я ей из могилы звоню… кстати, о могилах: что это за вонь?

— Боюсь, это аквариум.

Джои бросилась к аквариуму и застонала:

— Проклятый идиот забыл покормить рыбок!

Рыбки походили на маленькие праздничные украшения, танцующие в мутной воде. В бешеном отвращении Джои отвернулась. Странахэн последовал за ней через анфиладу комнат. Оба молчали, пока не дошли до ванной.

— О, клево. Мои вещи пропали.

— Все?

— Моя зубная паста, косметика. — Джои порылась в ящиках. — Все мои лосьоны и кремы, даже тампоны. Невероятно.

Она поспешила в спальню, рывком распахнула дверь платяного шкафа и заорала:

— И шмотки тоже!

Странахэн открыл верхний ящик антикварного комода.

— Нижнее белье, — отчитался он — пожалуй, чересчур жизнерадостно. — Оно на месте.

— Вот говнюк. — Джои с такой яростью захлопнула дверцу, что та сошла с рельс.

— Лично я массовому уничтожению предпочитаю коварство и уловки, — сообщил Странахэн.

Он поправил дверь и поставил ее на место. Джои выхватила свой лифчик и трусики из комода и чопорно уселась на край постели.

— Я собираюсь поплакать, ясно? И чтоб я ни слова от тебя слышала. Ни единого слова, блин.

— Поплакать — это можно. Начинай.

— И даже не пытайся меня обнимать и гладить по голове, никакой отцовско-братской фигни. Если я сама не попрошу.

— Справедливо, — согласился Странахэн.

— Это был мой дом, Мик. Моя жизнь. А он вымел меня за дверь, как будто я мусор.

Она закрыла глаза и неожиданно вспомнила ту ночь, когда Чаз ее уломал и она разрешила привязать себя к столбикам кровати. Он выбрал эльзасские шарфы, но так сильно затянул узлы, что у нее моментально онемели пальцы рук и ног. То был один из немногих случаев, когда ей пришлось притворяться в постели с Чазом, однако ночь оказалась незабываемой, поскольку он прямо на ней впал в кошмарное сексуальное оцепенение. Не меньше часа он лежал на ней, храпел между ее грудей и пускал слюни, как сенбернар, сохраняя при этом внутри нее солидную эрекцию. Джои была беспомощна, словно бабочка, приколотая к пробковой дощечке.

Поразмыслив, она поняла, что столь эксцентричная интерлюдия была назидательным уроком: в сознании или без, ее мужем управляет его член.

— Он животное, а я не замечала, — безутешно произнесла она. — Примитив с докторской степенью. Дура я была, что вышла за него замуж.

— Джои? — Странахэн стоял в дверях спальни и крутил в руках свою каску.

— Да?

— Если собираешься плакать — плачь. Пора двигаться.

— Дай мне пять минут побыть одной.

— Хорошо, — сказал Странахэн.

— Пять минут. А потом вернись и обними меня и скажи, что все будет хорошо. И прочую слезливую чушь.

— Уверена?

— Да, попытка не пытка. Только сними сначала эти нелепые перчатки.

Позже они нашли остатки ее вещей, запихнутые в три картонные коробки, в гараже рядом с ее «тойотой». Джои принялась копаться в унылых пожитках. Чаз может что-то заподозрить, если вещи исчезнут, заметил Странахэн.

— И даже не думай забирать машину, — добавил он.

Она угрюмо показала ему бледно-оранжевую сумочку:

— Я брала ее в круиз.

Чаз, видимо, не заметил ее бумажник, где лежали шесть с половиной сотен баксов и карточка «Америкэн Экспресс».

— Карточку я заберу, — объявила Джои. — Она нам понадобится.

— Наличные тоже.

— Иди сюда и помоги мне искать. — Джои указала на коробку.

— Могу я узнать, что мы ищем?

— Что-нибудь шикарное, — ответила она. — Что понравится этому никчемному троглодиту.

На рассвете гремел гром и визжали крысы. Питоны Карла Ролваага проснулись голодными.

Десять минут детектив провел под ледяным душем. Этот ритуал должен был загустить его кровь — подготовка к возвращению в Миннесоту. Ролвааг полагал, что Южная Флорида превратила его в неженку.

Капитан Галло велел ему взять выходной в счет сверхурочных, но Ролваагу нечем было заняться, кроме работы. Пока он брился и одевался, змеи доели, а миссис Шульман заколотила в дверь. Она жила через холл в блоке 7-Г и называлась «действующий вице-президент Ассоциации кондоминиума "Сограсс-Гроув"». Она пришла, чтобы выселить Карла Ролваага из квартиры.

— Доброе утро, Нелли, — сказал он.

— Я все слышала, опять этот душераздирающий визг, ты, больной ублюдок!

— Им нужно есть, — ответствовал детектив, — так же, как и нам с вами.

— Не был бы ты копом, тебя посадили бы за решетку за жестокое обращение с животными!

Миссис Шульман, весом от силы девяносто фунтов, вроде бы вознамерилась ударить Ролваага в грудь. Ее костлявые крапчатые кулачки были стиснуты и дрожали.

— Сколько ассоциация заплатила за уничтожение грызунов в прошлом году? — поинтересовался детектив. — Кажется, три-четыре штуки?

— Ты мне тут не ехидничай, — оскалилась миссис Шульман.

— В правилах не написано, что я не могу держать рептилий.

— «Опасные питомцы», страница сто девятнадцать.

— Ваш пес покусал четырех человек, — отметил Ролвааг. — А мои змеи никого не трогают.

— В таком случае они нарушают спокойствие. Беззащитные мышки визжат и стонут, когда из них выжимают божью душу — это ужасно. Из-за тебя я вдвое больше ксанакса глотаю.

— Это большие жирные крысы, Нелли, а не Стюарт Литтл[25]. Кстати, какую отраву использует ваш морильщик? От нее у них животики взрываются.

Миссис Шульман, причитая, пошла на попятный.

— Может, оставим это адвокатам? — предложил Ролвааг.

— Ты больной, больной, больной ублюдок. Неудивительно, что тебя жена бросила.

— Неудивительно, что ваш муж оглох.

Глазки миссис Шульман сузились где-то в извивах пергаментных морщин.

— К июлю тебя здесь не будет, умник.

— Держите Петунию на поводке, — посоветовал Ролвааг, — и вам будет не о чем беспокоиться.

Поздно позавтракав, он поехал в участок и показал капитану Галло письмо от начальника полиции из Миннесоты.

— Очень смешно, — сказал Галло. — Где эта чертова Эдина?

— Где города-близнецы.

— Они, часом, песню об этом не написали? «Что может быть лучше, чем утррр-р-ро в Эдине!»

— Я серьезно насчет работы, — сказал Ролвааг.

— Да хватит тебе.

— Я хочу жить в нормальном месте.

— И помереть от скуки, к чертовой матери. Ну еще бы. — Галло протянул ему клочок бумаги. — Парня зовут Корбетт Уилер. Вот номер.

— Брат миссис Перроне.

— Полвторого ночи по времени кенгурятников, он не спит, — сказал Галло. — Хочет с кем-нибудь поговорить как можно скорее. Говорит, важно.

Ролвааг разыскивал Корбетта Уилера с субботы.

— Позвоню прямо сейчас, — решил детектив.

— За его счет.

— Издеваешься?

— Он сам так сказал, — пожал плечами Галло. — Мол, не стесняйтесь, звоните за мой счет.

Где-то в холмах Новой Зеландии брат Джои Перроне поднял трубку после первого гудка. Карл Ролвааг почти ожидал, что он заговорит, как двинутый австралиец, что борется с крокодилами по телику, но Корбетт Уилер сохранил невыразительный американский акцент.

— Это ты ведешь дело? — спросил он.

— Верно, — ответил Ролвааг.

— Тогда слушай сюда: моя сестренка не напивалась и не падала за борт круизного лайнера, — заявил Корбетт Уилер, — не важно, что вам сказал ее муж. И не ныряла.

На линии были помехи, и Ролвааг слышал, как реверберирует его собственный голос.

— Вам тяжело, я понимаю. Могу я задать вам пару вопросов?

— Написали в газете Бока. Вот как я узнал — подруга Джои позвонила и рассказала.

— Мы пытаемся связаться с вами с субботы, — сказал Ролвааг. — Ваш зять дал мне пару телефонов, но все бесполезные.

— Очень похоже на моего зятя, — согласился Корбетт Уилер, — он тупая скотина.

— Когда вы в последний раз его видели?

— Я никогда его не видел и даже с ним не разговаривал. Но Джои мне порассказала, и я бы этому парню даже шар для боулинга не доверил подержать, такой он кобель.

Ролвааг уже слышал подобное от друзей Джои, хотя ни один не намекнул, что Чарльз Перроне сильно увлечен кем-нибудь, кроме Чарльза Перроне.

— Вы предполагаете, что Чаз как-то связан с исчезновением вашей сестры?

— Ферму бы прозакладывал, — сказал Корбетт Уилер.

— От супружеской измены до убийства долгий путь.

— Судя по рассказам Джои, он способен на все. — Ролвааг услышал овечье блеяние на заднем плане.

— Может, нам стоит поговорить лично? — предложил он.

— Если честно, я редко выбираюсь из дома, — сообщил брат миссис Перроне. — Но я готов лететь всю ночь, чтобы полюбоваться, как этого бабника привяжут к электрическому стулу и подсветят, как стадион «Доджер».

— В наши дни большинство предпочитает смертельную инъекцию.

— Хочешь сказать, у них есть выбор?

— Боюсь, что так, — признался Ролвааг. — Что это за шум?

— Одна моя овечка пытается разродиться тройней.

— Можно вам перезвонить?

— Нет, я сам перезвоню. — И брат Джои Перроне бросил трубку.

Тупая скотина, кобель, бабник — впечатляющая опись достоинств Чаза Перроне. Ролвааг пересказал капитану Галло подозрения Корбетта Уилера, но капитан пожал плечами:

— Слушай, кому охота верить, что его младшая сестренка — неуклюжая алкоголичка? Он знает про тот случай с вождением в пьяном виде?

— Я не спросил. — Многие друзья Ролваага попадались на том же самом, но ни один из них не падал с круизного лайнера. — А вдруг Уилер прав насчет Перроне?

— Тогда ты тоже это поймешь и выставишь нас всех гениями, — сказал Галло. — Надеюсь, к пятнице.

Ролвааг поостерегся упоминать об отметинах от ногтей на тюке марихуаны, пока не стали известны результаты анализа ДНК. Процедура недешева, и капитан разозлится, что Ролвааг заказал анализ, не получив санкции.

Галло протянул детективу письмо от начальника полиции Эдины. Ролвааг сунул письмо обратно в конверт.

— Трех недель хватит? — поинтересовался он.

— Ты слышал, что я сказал? К пятнице, Карл, надо с этим делом покончить.

— Я не об этом деле. Я поставил тебя в известность. Трех недель хватит?

Галло откинулся на спинку стула и осклабился:

— А, ну да. Будем пока считать, что я не возражаю.

Чаз Перроне припарковал свой «хаммер» на дамбе, в полумиле от водослива. Он не стал выключать мотор и прихлебывал кофе, тупо озирая бесконечные мили Эверглейдс. Ветерок ворошил меч-траву и рябил темную воду. Лысухи крались среди гиацинтов и лилий, молодая цапля ловила мелкую рыбешку на мелководье, и небольшой окунь выпрыгнул из воды, чтобы поймать стрекозу. Живая природа гудела единым стройным хором, и Чаз Перроне был несчастен.

Ничто в природе не внушало ему благоговения, не умиротворяло и не смиряло его — ни уединение, ни сказочные просторы, ни первозданность приливов и отливов. Сплошь жара, вонь, ненадежность, и кишмя кишат насекомые. Чаз был бы куда счастливее на площадке для гольфа в отеле «Игл-Трейс».

Это Ред Хаммернат настаивал, чтобы Чаз продолжал исследования, на случай если инспекторы из отдела контроля за использованием водных ресурсов решат его проверить. И именно Ред купил Чазу внедорожник: Чаз несколько месяцев ныл, что грязные дороги вконец угробят амортизаторы его небольшого «шевроле».

Чаз выбрал ярко-желтый «хаммер», исходя из предположения, что столь ядовитый цвет отпугнет пум, которые могут таиться на его участке Эверглейдс. Чаз боялся, что большая кошка нападет на него из засады, хотя не было зафиксировано ни одной подобной атаки на людей. Более того, эти животные находились на грани вымирания — вероятно, всего шестьдесят или семьдесят пум обитали на воле.

Когда коллега-биолог напомнил Чазу, что шансы быть разорванным в клочья флоридской пумой и попасть под метеорит примерно одинаковы, Чаз заявил, что не собирается искушать свое счастье. Когда же ему сообщили, что кошки не различают цветов, а значит, им наплевать на ослепительный оттенок его внедорожника, Чаз не особо расстроился. Желтый, судя по всему, нравился девчонкам.

Он вылез из машины и тут же был пожран москитами. Ворча и отмахиваясь, он с боем засунул себя в тяжелые резиновые болотные краги, купленные по профессиональному охотничьему каталогу. Суматоха спугнула со скалы черепаху, Чаз обернулся на всплеск и уставился на предательские круги на воде. Когда ему было семь, мать за бесценок купила ему в подарок детеныша водяной черепахи; Чаз назвал его Тимми и позже смыл в туалет в наказание за напруженные где ни попадя лужицы.

Неохотно хлюпая по болоту, Чаз не опасался нападения черепахи: у черепах нет зубов. На самом деле он боялся наглых аллигаторов, которых тут обитало без меры. Еще ни один ученый не был сожран или хотя бы покалечен аллигатором в болотах Эверглейдс, но Чаз верил, что это лишь вопрос времени. Он бы взял с собой ружье крупного калибра, не будь это строго запрещено: он не мог рисковать увольнением, понижением в должности или изгнанием с участка забора проб. Это бы всё уничтожило, в том числе его выгодный союз с Редом Хаммернатом.

Таким образом, единственным его орудием самозащиты была клюшка для гольфа, которая в его руках гораздо лучше отпугивала водных рептилий, нежели забивала мячики. Чаз суматошно размахивал клюшкой и выл, точно рысь, страдающая геморроем, прокладывая свой топкий путь через меч-траву. Природа в ужасе разбегалась, когда Чаз молотил по воде, разбрасывая комки водорослей, щепки и ошметки листьев кувшинок. В громоздких болотных сапогах Чаз топал и шатался, как монстр Франкенштейна, но желаемый эффект был достигнут: все живые твари в радиусе ста ярдов от дамбы спаслись бегством с места действия.

Лишь москиты и слепни продолжали досаждать Чазу Перроне, и он слышал только их безмятежное жужжание, когда наконец дошел до озерца, где стояла первая станция мониторинга. В остальном болото стало тихим и безжизненным, каким его и предпочитал Чаз. Стоя на краю бочажины, он отдувался и ждал, когда успокоится поднятая им рябь.

Здесь Чаз должен был погрузиться по самые подмышки, лишившись даже той скромной подвижности, какая у него была. Плотные резиновые краги, которые так надежно защищали от острой как бритва меч-травы и ядовитых клыков мокасиновой змеи, не предназначались для плавания, непременно наполнятся водой и якорем утянут Чаза на дно, если он не поостережется.

Поэтому он ждал, пока поверхность воды разгладится, и внимательно изучал ее в поисках зловещих колодообраз-ных рыл. Именно в озерце аллигаторы хватали его в ночных кошмарах, потому что здесь он уязвим и беззащитен, как курица на яйцах. Не раз он, взмыленный, улепетывал со станции мониторинга, уверенный, что его преследует плотоядный ящер. Сегодня он обнаружил только одного, полосатого новорожденного, который легко поместился бы в коробку для обуви. Чаз мужественно шагнул вперед и замолотил по воде клюшкой — как обычно, не попадая в цель. Едва крошка-аллигатор уплыл, Чаз сделал свой ход.

Держа над головой клюшку для гольфа, он тяжело заскользил по грязному дну. Он был готов ударить любую живность, что появится на поверхности, сколь бы мелкой или безвредной эта живность ни оказалась, но никто не осмелился бросить ему вызов. По пути он прилежно останавливался и выдирал свежие ростки рогоза — это скромное опрятное деяние Чаз полагал ключевым для своего будущего процветания и комфорта.

Забор образца воды со станции мониторинга занял всего три минуты. Чаз все проделал весьма старательно, хотя был уверен, что в радиусе тридцати миль нет никого из округа. Ред Хаммернат рассказывал, что иногда посылают вертолеты следить за биологами в поле, но Чаз про себя сомневался. Он устраивал это представление со сбором проб только потому, что так хотел Ред, а Ред — последний человек на свете, с которым Чаз хотел спорить.

Он с воем и без происшествий по свежепроложенному пути проломился обратно к дамбе. Стоймя поставил на заднее сиденье «хаммера» квартовый контейнер и, брыкаясь и извиваясь, выбрался из болотных сапог, которые воняли потом и грязью. Выхватил из кулера манговый энергетик «Гаторэйд» и уселся на бампер, прислонив к нему клюшку на расстоянии вытянутой руки. Грязным рукавом Чаз вытер пот со лба и подумал: «Как же меня запарила эта дыра! Это ж надо, налогоплательщики Америки тратят восемь миллиардов баксов, чтоб ее спасти!… Сосунки, — думал Чаз. — Если б они знали».

Он посмотрел в бинокль по обеим сторонам ухабистой насыпи. Других машин не видно. Он покосился на небо и увидел вездесущих канюков, что кружили по часовой стрелке, но никаких вертолетов или самолетов.

Удовлетворенный, Чарльз Регис Перроне прикончил «Гаторэйд» и выбросил бутылку в меч-траву. Затем открутил крышку с банки для образцов и вылил чайного цвета воду в грязь под ногами.

«Река травы, ха!» — подумал он.