Купание голышом

Тринадцать

Мик Странахэн позвонил Чарльзу Перроне в 5:42 утра.

— Доброе утро, говнюк. — На этот раз он подражал Джерри Льюису[31]. Мексиканский писатель, владелец острова, обожал «Чокнутого профессора», и Странахэн часто смотрел его по видео. Не худший способ одолеть тропическую депрессию.

В трубке муж Джои Перроне очнулся только через несколько секунд.

— Это ты вчера звонил?

— Вееееррррно.

— Нам надо встретиться, — сказал Чаз Перроне.

— Зачем?

— Поговорить.

— Мы уже говорим, — возразил Странахэн. — Ты бросил свою любимую в Атлантический океан. Интересно, как ты это объяснишь.

— Я ее не толкал. Она сама упала.

— Я видел совсем другое.

— Послушай, — затухающим голосом взмолился Перроне.

— Эге-гей? Чаз?

— Это надо сделать лично.

— Сделать что? У тебя на счету тысяча восемьсот долларов, — сказал Странахэн. — Это весьма прискорбно.

— Я могу достать еще, — выпалил Перроне, но потом спохватился: — А откуда ты знаешь, сколько у меня в банке?

— При-скорб-но.

— Не вешай трубку. Не надо!

— Где ты возьмешь денег? — спросил Странахэн.

— Мне кое-кто должен.

— Ты биолог или ростовщик? — засмеялся Странахэн.

— Ладно, Ролвааг. Скажи мне, сколько ты хочешь? «Опять этот "Ролвааг"», — подумал Странахэн.

— Я еще не решил сколько, — сказал он.

— Хорошо, так когда мы можем встретиться? Я серьезно.

— Пока-пока, Чаз.

— Погоди, — остановил его Перроне. — Я только хотел спросить… ты сейчас кому подражаешь?

— Ну?

— Джиму Кэрри, верно?

— Мистер, моя цена только что возросла вдвое, — произнес Странахэн.

Тул стоял в дверях спальни и вопрошал, кому понадобилось звонить в такую рань. Когда Чаз Перроне ответил, что шантажисту, Тул заторможенно выругался и побрел обратно в кровать. Это была долгая, судорожная ночь, фентаниловые пластыри засыхали один за другим, увядали, как цветы. От так называемого доктора никакого проку — ему явно отвратительна сама идея оставить Тула у себя дома, и отвращение взаимно. Но Ред — хозяин, а Ред говорит, нечего Тулу болтаться на улице и пугать соседей. Тул остается с доктором и следит, чтобы никто больше не проник в дом. Чаз Перроне с неохотой препроводил его в гостевую комнату. Чуть позже Тул попытался принять душ, но уже через пять минут так полинял, что черная шерсть засорила сток. Чаз прочистил его вешалкой и не сказал ни слова, но Тул видел, что Чаз вот-вот взорвется.

На завтрак Тул приготовил омлет из девяти яиц, пинты сливочного варенца, полуфунта чеддера, перцев-ассорти, горсти оливок без косточек и четырех унций соуса табаско. Едва Тул начал пожирать свое острое произведение, доктор в омерзении ретировался из кухни.

После этого Тул заявил, что собирается свалить в поисках лекарства.

— Где тут в округе больница? — спросил он.

— Ты что, рехнулся? Ты не можешь обворовать больницу.

— Если есть больница, есть дом призрения. Ну или как там его — куда кладут, в натуре, конченых. Которые помрут скоро.

— Ты, наверное, имеешь в виду хоспис.

— Ага, — подтвердил Тул, — где люди такие больные, что не шумят.

— И дальше что?

— Ищу кого-нибудь с пластырями.

— О господи. — Доктор неожиданно притих.

— Ну? — спросил Тул.

— Мистер Хаммернат знает, что ты этим промышляешь?

— Ред в мои дела не лезет.

— Умно. — Чарльз Перроне полез за ручкой. — Ближайшая больница — на Сайприс-Крик. Я напишу, как проехать.

— Лучше план нарисуй.

— В смысле, карту?

— Ага, самое оно, — улыбнулся Тул.

Он оставил минивэн в «Херц» и изменил ему с «Ависом» ради черного «гранд-маркиз». Он наслаждался, вытянув наконец ноги, а кондиционер был выше всяких похвал. Отыскав больницу, Тул начал обследовать окрестности в поисках возможных мишеней. Первой он исследовал «Безмятежную виллу», но отступил, едва понял, что это дом престарелых. Значит, старики еще ничего так себе шевелят костями, а опыт Тула говорил, что такие нелегко расстаются со своими медикаментами.

Следующая остановка — «Неземное поместье», больница при местной церкви. Тул надел белый лабораторный халат для гигантов, который всегда носил с собой, и вошел через служебную дверь. Он передвигался очень осторожно для великана, проверяя по одной койке за раз. Некоторые пациенты, хилые, как воробушки, вроде спали, и Тул бережно переворачивал их, ища пластыри. Те, кто не спал, вели себя спокойно, хотя один все-таки разразился забавным монологом, суть которого Тул не уловил, — что-то о распродаже в Ялте, фиг знает, где это вообще.

Помимо прочего, Тул предпочитал дома призрения больницам, поскольку тут редки визиты посетителей. Фиг знает, почему люди так мало времени проводят со своими хворыми родителями, но факт оставался фактом. Только в одной палате в «Неземном поместье» Тул обнаружил родственника — тот примостился на краешке постели. Тул жестом извинился и продолжил путь по коридору. Никто не выказал к нему ни малейшего интереса: замотанные медсестры решили, что он — новый санитар, а в гериатрических отделениях свирепствует текучка персонала.

Он наткнулся на золотую жилу в частной палате номер 33. Пациентка, женщина с костлявыми плечами и серебристым перманентом, спала, свернувшись калачиком, лицом к стене. Завязки сорочки на спине были распущены, обнажая хрустящий новый фентаниловый пластырь на серой коже, тонкой, как бумага. Тул подкрался и потянул пластырь. Женщина яростно развернулась и врезала ему узловатым правым локтем между глаз, словно дубиной. Тул отшатнулся, ему пришлось ухватиться за спинку кровати, чтобы устоять на ногах.

— Что это ты задумал? — Ее живые синие глаза были ясны и настороженны.

— Пластырь вам поменять, — пробормотал Тул.

— Но мне только час назад поставили новый.

— Мэм, я делаю, чё мне велели.

— Чушь, — отрезала она.

«Плохо, — подумал Тул. — Больно злобная».

— Вам еще принесут, — пообещал он. — Ну-ка, перевернитесь.

— Ты тоже болен, я же вижу. У тебя рак?

Тул ощупал шишку, вздувающуюся на лбу.

— Я не болен, — сказал он, глядя на дверь. Кто угодно может вломиться в любую секунду.

— Меня зовут Морин. — Женщина указала на жесткий стул в углу. — Тащи сюда стул и присаживайся. Как тебя зовут?

— Все очень просто, — сказал Тул. — Я сниму пластырь, а вы дальше спите.

Морин села в кровати, подоткнув подушку под голову.

— Я, наверное, ужасно выгляжу. — Она коснулась своих волос. — Если хочешь знать, я не спала. Кто сможет спать в моем-то состоянии? Тащи сюда стул. Я дам тебе то, то ты хочешь.

Тул мог думать лишь о теплых объятиях наркотика, таких глубоких, таких восхитительных. Он подтащил стул к кровати и сел.

— Тебе, значит, больно, да? — спросила она.

— И не грите. У меня пуля прямо посередь задницы.

— Ух ты.

— Мне потому и надо лекарство, — сказал Тул. — Ну гак как?

Он не хотел брать его силой. Женщина явно не робкого десятка, придется ее ударить, может, даже задушить…

— Как тебя подстрелили? — спросила она.

— На охоте не склалось.

— И что, прооперировать не могли?

— Наверно, нет, — пожал плечами Тул.

— Мой покойный муж служил в полиции Чикаго, Иллинойс. Однажды стрелял в человека.

— Уж наверно не в задницу, а?

— В плечо, — подтвердила Морин. — Парень был закоренелым преступником. Бродячее такси ограбил. Ты тоже преступник?

— По-мойму, нет. — Тул потел под лабораторным халатом. Он боролся с желанием сорвать пластырь со шкуры этой старой идиотки и рвануть к двери.

— Хорошо, — сказала Морин. — Вижу, тебе лекарство нужнее, чем мне. — Она повернулась, подставила ему голую спину и махнула через плечо: — Давай, бери, только аккуратнее, пожалуйста. У меня в последнее время кровь идет безо всякого повода.

Тул начал с верхнего угла и осторожно потащил пластырь, словно бирку сдирал.

— Тебе еще принесут, — уверил он Морин. — Скажи им, что была в ванне и он отвалился.

— У меня нет ванны, юноша. Меня моют губкой.

— В постели? Небось грязь разводят?

— Никакой личной жизни, — пожаловалась Морин. Когда Тул закончил, она повернулась, чтобы еще раз на него посмотреть.

— Мне восемьдесят один год, но я чувствую себя на все сто десять. Пожалуйста, скажи, как тебя зовут.

— Эрл. — Тул еле узнал собственный голос. Никого не осталось, кто называл бы его Эрлом.

— Твоя мать еще жива? — спросила Морин.

— Нет. И папа тож умер.

— Мне очень жаль, Эрл. Надеюсь, не от рака.

— Ты им болеешь?

Морин кивнула:

— Но иногда я довольно бодра. Иногда сама себя удивляю.

Тул уставился на телесного цвета пластырь в руке и подумал:

«Ну почему она не спала? Или хотя бы не впала в маразм?»

— Нет, нет, оставь себе. — Морин погладила его по руке. — Я хочу, чтобы тебе полегчало.

— Пасиб.

Он сделал уже три шага к двери, когда услышал:

— Эрл, может, как-нибудь еще заглянешь ко мне на огонек?

Тул остановился и обернулся:

— Мэм, я… я тут ваще-то не работаю.

— О, я знаю. — В ее синих глазах плясали черти. — Я что, похожа на идиотку?

Ролвааг готовил дела для преемника, и тут зашел капитан Галло и сказал:

— Завтра — последний день, который ты потратишь на Перроне.

— Да, я помню, — отозвался Ролвааг.

— Я это к тому, что мне позвонил человек.

— Без шуток?

Галло всегда называл шерифа «человеком».

— Он спросил, что ты вчера делал в Лабелль, и я не нашелся, что ответить, — сказал Галло, — потому как я во Флориде убил тридцать лет, но у меня ни разу не было повода туда съездить.

Ролвааг объяснил, что шел по следу в деле о несчастном случае на круизном лайнере.

— И этот след привел тебя в офис мистера Сэмюэла Джонсона Хаммерната, — уточнил Галло. — Надеюсь, ты знаешь, кто он такой?

— Фермер, — произнес детектив.

— Не просто фермер, а директор корпорации, миллионер с большой волосатой лапой. Как только ты уехал, Хаммернат позвонил своему закадычному дружку, шерифу округа Хендри, а тот сразу позвонил шерифу округа Бровард, твоему и моему боссу, и спросил у него, мол, кто такой Карл Ролвааг? Не успел я оглянуться, как мне звонят и спрашивают, с какой стати ты докучаешь такому хорошему, честному гражданину, как Ред Хаммернат. — Галло распростер руки, словно в ожидании распятия. — И как по-твоему, Карл, что я ему ответил, не считая того, что начал заикаться, как какой-нибудь дебил? Что я мог человеку сказать?

Ролвааг закрыл ручку колпачком и откинулся на спинку стула.

— Любопытно, что Хаммернат так отреагировал. Не находишь?

— Ты что, издеваешься надо мной, Карл?

— Нет, сэр. Я всего лишь пытаюсь подготовить бумаги.

— Забудь об этом, — отрезал Галло.

— Я действительно собираюсь перевестись в Миннесоту.

— Да как хочешь, — сказал капитан. — Только объясни мне, как это Хаммернат, «князь из грязи», влезает в твое расследование? Лично я бы сказал, с трудом.

Ролвааг поведал о парне, который следил за домом.

— Он арендовал минивэн по кредитке Хаммерната.

— И это все?

— Пока да. Но это странно, согласись. Какой вообще смысл следить за свежеиспеченным вдовцом?

— Карл, мы не можем прийти к большому жюри[32] и сказать им, что это странно. Все люди по-своему странные, — заявил Галло. — Например, ты и твой выбор соседей по комнате. Некоторые люди сочли бы, что это отклонение от нормы.

— Многие держат дома змей, — возразил Ролвааг.

— Я объясню человеку, что твоя поездка в Лабелль была пустышкой.

— Ладно. Если тебе так легче.

— Ну а тебе? Только оставь этот бред про возвращение на север, — сменил тему Галло. — Просто скажи мне, чего ты хочешь, Карл? Повышения? Лишних выходных? Луну с неба не обещаю, но иногда чудеса случаются.

— Я думаю, мистер Перроне столкнул жену с корабля, — сказал детектив. — Я, вероятно, не успею это доказать за то короткое время, которое осталось до моего отъезда, но я верю, что все было именно так. Можешь дать мне на это дело еще пару дней?

Больше всего Ролваага мучили сломанные ногти в тюке с марихуаной. Он не мог отогнать мысль о Джои Перроне — как она, испуганная и отчаявшаяся, пыталась удержаться на волнах, все думая о том, что сделал ее муж, как в темноте и холоде она цеплялась за тюк, пока наконец ее пальцы не онемели и она не соскользнула в море.

— Ни за что, — отказал Галло. — Прости, Карл, но уже хватит.

— А если я обнаружу мотив?

— Что, в ближайшие сутки?

— Точняк.

— Тогда мне придется передумать. Конечно, придется, — согласился Галло. — Но это должен быть просто блестящий мотив.

— Может, мне повезет. — В голосе Ролваага было куда больше уверенности, чем он на самом деле ощущал: у него не было ни теории, ни подозрения, ни даже смутной догадки, почему Чаз Перроне так ненароком убил жену.

Странахэн не успел приготовить завтрак — сломался генератор. Мик все еще его чинил, когда Джои Перроне проснулась и вышла на улицу.

— Прелести островной жизни, — резюмировала она.

— Прав был старина Нил. Ржавчина не дремлет. — Странахэн надел обрезанные джинсы и больше ничего, грязные потеки от пота избороздили его лицо и грудь, словно боевая раскраска. Джои спросила, не нужна ли ему помощь, и он ответил, что на самом деле ему нужен динамит.

— Что, все так плохо?

— Со временем починю, — сказал он, вращая киянкой. — Можешь пока перекусить восхитительными отрубями, они в буфете.

Джои попросила мобильник. Странахэн указал на лодку, где телефон заряжался от лодочного аккумулятора, и вновь застучал по генератору. Через двадцать минут Джои вернулась из кухни с чайником и миской фруктов. Они спустились на пристань и уселись на доски, Джои легонько болтала в воде босыми ступнями. Сель щурился на них из тени своей любимой пальмы.

— Я волнуюсь насчет кредитки, — сообщила Джои.

Странахэн уверил ее, что «Америкэн Экспресс» не знает о ее исчезновении и не поднимет бучу, пока не прекратятся платежи.

— Они не читают газет. Пока кто-нибудь не позвонит и не аннулирует карту, она будет действовать, — объяснил он.

— Деньги перечисляются автоматически, с частного депозитного счета, но ежемесячный отчет приходит домой по почте. Что, если Чаз сунет в него нос?

— Еще один повод сработать быстро, — отозвался Странахэн, — до того как придет очередной счет. Чаз его скорее всего просто выкинет, но если откроет, у нас будут проблемы. Он узнает, что ты продолжаешь тратить деньги.

— Да. Ловкий трюк для покойницы. — Джои посмотрела вверх и зажмурилась. — От солнца еще больно.

— Недели не прошло. Когда в следующий раз поедем на материк, купим тебе крутые солнечные очки.

— Мне сегодня опять снился Чаз, — сказала она.

— Ты его убила?

— Хуже. — Джои закатила глаза. — Ты не поверишь, Мик. Даже после того, что этот парень сделал, он во сне занимается со мной любовью.

— Это эмоциональное вытеснение, вот и все. Все равно как если пытаешься соскочить с кофеина, весь мир вдруг начинает вонять кофе «Фолджер».

Джои подвигала нижней губой:

— Может, я на самом деле любила этого гада ползучего до самого конца. Может, это было не только физическое влечение, а я не хочу этого признавать.

Странахэн пожал плечами:

— Не смотри на меня, я — кронпринц неполноценных. Важно выяснить, как ты к нему относишься здесь и сейчас, до того как мы сделаем очередной шаг.

Пес прогарцевал к ним и вытянулся на теплых досках подле Джои.

— Это я брату сейчас звонила, — сказала она. — Люди, которые отвечают за мои деньги, связались с ним, потому что кто-то увидел в газете, что я пропала в море. Корбетт им сказал, чтобы сидели тихо и не рыпались. Все равно они ничего не могут сделать без свидетельства о смерти.

— Чаз не звонил и не вынюхивал насчет наследства?

— Нет. Мой брат тоже удивлен, — печально улыбнулась Джои. — В некотором странном роде я бы хотела, чтобы Чаз это сделал ради моих денег. Тогда я почти смогла бы его понять. Но убивать кого-то, только чтобы от него избавиться… очень трудно, знаешь ли, не принять это на свой счет.

— Он не поэтому так сделал, Джои. Вот увидишь. — Странахэн обхватил ее рукой, и она позволила своей голове чуть склониться на его плечо. — И что говорит Корбетт — что тебе делать?

— Ему нравится идея загнать Чаза в психушку, — ответила она. — Предлагает парить тут и там, как привидение, пока у этого ублюдка шарики за ролики не заедут.

— Может сработать.

— Знаешь, что еще? — Джои подняла голову. — Этот детектив звонит Корбетту, хочет поговорить про Чаза — ну, тот парень, с которым Корбетт беседовал в понедельник, теперь названивает и оставляет сообщения.

— В общем, полиция идет по следу, как ты и хотела, — сказал Странахэн.

— Забавно, если так.

«И еще один повод быть осторожнее», — подумал Странахэн. Штука в том, чтобы ввести копа в игру, не раскрыв себя.

— Брат сказал, как зовут детектива? — спросил он.

— Ролвааг. Карл Ролвааг, — ответила она, — с двумя «а».

— Чтоб мне лопнуть.

— Я даже записала его телефон, — добавила она, — губной помадой, к сожалению, на палубе твоей лодки.

— Ничего страшного, — бодро отозвался Странахэн.

— Что тут смешного?

— Чаз. Он думает, что шантажист — это коп. Он утром по телефону даже назвал меня Ролваагом.

Джои было восхитилась, но потом сообразила:

— Минутку. Так ты говорил с Чазом, а мне даже не сказал?

— Ты спала, — возразил Странахэн.

— И что с того?

— В безжизненном состоянии раздетости. Честно говоря, я был устрашен.

— Мик!

— Вообще-то это комплимент.

— Я храпела?

— Скорее, стонала. Если б я знал, что тебе снится Чаз, оттащил бы тебя под холодный душ.

Джои игриво замахнулась, и он поймал ее кулак.

— Иди умойся. Я тебя всю испачкал.

— Парень, если будешь неосторожен… — протянула она.

Она подарила Странахэну взгляд, который напомнил ему Андреа Крумхольц, его первую подружку, в ту ночь, когда она сняла с себя лифчик и выбросила в окно машины Странахэна-старшего. Для шестнадцатилетнего Мика то был крайне поучительный момент.

— Я, пожалуй, пойду работать, — сказал он.

— Уверен?

— В холодильнике лежат пять фунтов лобстеров. Позволить им испортиться — смертный грех.

— Ладно, — сказала она, — иди и чини свой дурацкий генератор.

Странахэн закончил только через два часа — руки болели, костяшки кровоточили. Он отправился на поиски Джои, чтобы сообщить ей новости, но она не читала в постели, и не загорала на молу, и не хулиганила вместе с псом на причале. Ее вообще на острове не было.

Сель пошевелил ушибленной головой, но никакой информации не сообщил. «Китобой» по-прежнему был привязан к сваям, так что Странахэн не слишком удивился, когда распахнул двери сарая и обнаружил, что желтый каяк пропал. Но к этому времени Джои была уже так далеко, что в охотничий бинокль ее не было видно. Он забрался на крышу, чтобы лучше рассмотреть море, но все яркие пятна оказались на поверку парусными шлюпками, виндсерферами или водными мотоциклами. Он подумал было взять ялик и догнать ее, а еще подумал, что до чертиков устал и весь в грязи и хорошо будет выпить холодного пива.

Как только он слез с крыши, доберман заскулил, укоризненно захныкал и шел за ним по пятам всю дорогу до кухни.

— Заткнись, — приказал Странахэн. — Она вернется.